ПИКНИК И ПРОЧИЕ БЕЗОБРАЗИЯ - Даррелл Джеральд - Страница 15

Я встал, готовый встретить свою погибель. Урсула бросилась в мои объятия, и губы ее слились с моими губами в долгом поцелуе, сопровождаемом стонущими звуками, какие (даже в наш век терпимости) обычно ассоциируются с альковными сценами. Я уже начал опасаться, что итальянская полиция вот-вот арестует нас за нарушение общественного порядка, наконец она с явной неохотой отступила на шаг, продолжая крепко сжимать мои руки.

- Дорогой, - ворковала Урсула, и в ее огромных синих глазах сверкали счастливые слезы, - дорогой… Я не верю своим глазам… увидеть тебя снова после стольких лет… это чудо… о, я так счастлива, дорогой. Как это здорово - увидеть тебя снова.

- Но как ты меня узнала? - спросил я, отдышавшись.

- Как узнала, дорогой? Глупенький, ты нисколько не изменился, - покривила она душой. - К тому же, дорогой, я видела тебя по телевизору, видела фотографии на обложках твоих книг, еще бы мне не узнать тебя.

- Что ж, я очень рад нашей встрече, - сдержанно произнес я.

- Дорогой, мы не виделись сто лет, - отозвалась она, - слишком долго.

Я отметил, что она рассталась с тем растерянным джентльменом средних лет.

- Садись, - предложил я, - выпей стаканчик.

- Конечно, любимый, с удовольствием. - Она элегантно опустилась на стул.

Я подозвал официанта.

- Что ты пьешь? - спросила Урсула.

- Бренди с содовой.

- Фу! - воскликнула она, деликатно передернув плечами. - Отвратительная смесь. Тебе не следует ее пить, это кончится испарением печени.

- Оставь в покое мою печень, - страдальчески вымолвил я. - Ты что станешь пить?

- Мне что-нибудь вроде Бонни Принц Чарльз.

Официант тупо воззрился на нее. Ему еще не доводилось слышать лексические упражнения Урсулы.

- Мадам желает рюмку дюбонне, - объяснил я, - а мне принесите еще бренди.

Я сел, и Урсула, наклонясь над столом, с чарующей улыбкой схватила двумя руками мою руку.

- Дорогой, разве это не романтично? - спросила она. - Мы встречаемся с тобой столько лет спустя в Венеции! В жизни не слышала ничего более романтичного, ты согласен?

- Согласен, - осторожно ответил я. - А где твой муж?

- Как? Разве ты не знаешь? Я развелась.

- Извини.

- Ничего, ничего. Это было даже к лучшему. Понимаешь, после ящура он, бедняга, был уже совсем не тот, что прежде.

Мне не помог даже прежний опыт общения с Урсулой.

- У Тоби был ящур? - спросил я.

- Да… ужасно, - произнесла она, вздыхая, - и он так и не пришел в себя.

- Еще бы. Но ведь ящур у людей - это, должно быть, большая редкость?

- У людей? - Она сделала круглые глаза. - Как тебя понимать?

- Да ведь ты сказала, что Тоби… - начал я, но меня перебил громкий смех Урсулы.

- Глупенький, - вымолвила она, хохоча. - Я говорила про его скотину. Все его племенное стадо, которое он выращивал годами. Ему пришлось всех зарезать, и это страшно подействовало на беднягу. Он начал водиться с недостойными женщинами, пьянствовал в ночных клубах, и все такое прочее.

- Вот уж никогда не думал, - сказал я, - что у ящура могут быть такие серьезные последствия. А Министерству сельского хозяйства известно про этот случай?

- Ты думаешь, это могло бы их заинтересовать? - удивилась Урсула. - Если хочешь, я могу написать им и рассказать.

- Нет-нет, - поспешил я возразить. - Я просто пошутил.

- Ладно. Теперь расскажи мне про твой брак.

- Я тоже развелся.

- Ты тоже? Дорогой, я же сказала, что это романтическая встреча. - Ее глаза затуманились. - Мы встречаемся с тобой в Венеции после расторгнутых браков. Совсем как в романах, дорогой.

- Вряд ли нам следует особенно зачитываться этим романом.

- А какие у тебя дела в Венеции? - спросила она.

- Никаких, - ответил я неосмотрительно. - Просто приехал отдохнуть.

- О, чудесно, дорогой, тогда ты можешь мне помочь! - воскликнула Урсула.

- Нет! - поспешил я ответить. - Это исключено.

- Дорогой, ты еще даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить, - жалобно молвила она.

- И знать не хочу. Все равно не стану помогать.

- Милый, мы столько лет не виделись, а ты сразу, даже не выслушав, так груб со мной, - возмутилась Урсула.

- Ничего. Я знаю по горькому опыту, на какие затеи ты способна, и вовсе не намерен тратить свой отпуск, участвуя в твоих ужасных махинациях.

- Ты противный, - сказала она, и губы ее задрожали, а синие, как цветки льна, глаза налились слезами. - Жутко противный… я тут одна в Венеции, без мужа, а ты не хочешь даже пальцем пошевелить, чтобы выручить меня в беде. Это не по-рыцарски с твоей стороны… ты гадкий… и… противный.

- Ну ладно, ладно, - простонал я, - выкладывай, в чем дело. Только учти, я не стану ни во что вмешиваться. Я приехал сюда провести несколько дней в мире и покое.

- Так вот, - начала Урсула, вытирая глаза и подкрепляясь глотком дюбонне. - Я приехала сюда, чтобы, можно сказать, совершить акт милосердия. Дело чрезвычайно трудное, возможны ослижнения.

- Ослижнения? - не удержался я.

Урсула осмотрелась кругом, проверяя нет ли кого поблизости. Так как поблизости было всего лишь около пяти тысяч веселящихся иностранцев, она посчитала, что может спокойно довериться мне.

- Ослижнения на высоком уровне, - продолжала она, понизив голос. - Это должно оставаться только между нами.

- Ты хочешь сказать - осложнения? - спросил я, желая придать беседе более осмысленный характер.

- Я сказала именно то, что подразумеваю, - сухо ответила Урсула. - Может быть, перестанешь меня поправлять? Эти вечные попытки поправлять меня всегда были одной из твоих худших черт. Это ужасно неприятно, дорогой.

- Извини, - произнес я покаянно. - Валяй, рассказывай, кто там, на высоком уровне кого ослизывает.

- Ну вот. - Она понизила голос так, что ее слова с трудом доходили до меня сквозь окружающий нас гомон. - Тут замешан герцог Толпаддльский. Я потому и приехала в Венецию, что Реджи и Марджери, да и Перри тоже доверяют только мне, и как герцог, разумеется, он просто душка, который страшно страдает от этого скандала, и когда я сказала, что приеду, они, конечно, сразу ухватились за эту возможность. Но ты не должен никому ни слова говорить об этом, дорогой, обещаешь?

- О чем я не должен говорить ни слова? - озадаченно справился я, давая жестом понять официанту, чтобы принес еще выпить.

- Но я ведь только что тебе сказала, - нетерпеливо произнесла Урсула. - О Реджи и Марджери. И Перри. И о герцоге, разумеется.

Я сделал глубокий вдох.

- Но я не знаю этих Реджи, Марджери и Перри. И герцога тоже.

- Не знаешь? - удивилась Урсула.

И я вспомнил, как ее всегда удивляло, что я не знаю никого из широкого скучного круга ее знакомых.

- Нет. А потому, сама понимаешь, я затрудняюсь понять, в чем дело. Могу только представить себе самые разные варианты - то ли все они заболели проказой, то ли герцога поймали на незаконном производстве спиртного.

- Что за глупости ты говоришь, дорогой, - возмутилась Урсула. - У него в роду нет алкоголиков.

Я снова вздохнул.

- Послушай, может быть, ты просто расскажешь, кто из них кому что сделал, учитывая, что я никого из них не знаю и, по правде говоря, предпочел бы не знать.

- Хорошо, - согласилась Урсула. - Перегрин - единственный сын герцога. Ему только что исполнилось восемнадцать, и он славный парень, несмотря на это.

- Несмотря на что? - растерянно спросил я.

- Несмотря на совершеннолетие, - последовал нетерпеливый и не очень вразумительный ответ.

Я решил не трогать очередную загадку.

- Продолжай, - сказал я, надеясь, что дальше все прояснится.

- Так вот, Перри учился в колледже Сент-Джонс… ну, ты знаешь, это жутко шикарная школа, про нее еще говорят, что она лучше Итона Харроу.

- Десять тысяч фунтов за триместр, не считая питание? Как же, слышал.

- Дорогой, туда принимают детей только самых видных родителей, - продолжала Урсула. - Это такое же изысканное заведение, как… как… как…