Вести приходят издалека - Ярославская Татьяна Владимировна - Страница 52

— Иван Федорович! — услышала она знакомый глубокий голос. — Прекратите, наконец, от меня прятаться. Нам нужно немедленно встретиться. Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю. Срочно позвоните мне, иначе я приму такие меры, что вы очень пожалеете.

Послышались короткие гудки, щелчок и все смолкло.

— Машуня, ты чего такая бледная! — кинулся к ней вернувшийся в кабинет Клинский. — Что с тобой?!

— Иван Федорович, вы знакомы с Ильдаром Каримовым?

— Ну… Да что случилось-то?

— Знакомы? — настаивала она.

— Знаком, конечно, и что из того?

Маша перемотала кассету и включила запись на автоответчике. Клинский, слушая голос Ильдара, сначала помрачнел, потом опять прищурился.

— Он начальник фирмы одной…

— Знаю, хозяин, — кивнула Маша. — Почему он вам угрожает?

— Да он не то чтобы угрожает, — усмехнулся Клинский. — Договорник у меня с ним. Он же медоборудование выпускает, а я кое-какие комплектующие подписался делать. Маш, ну вот, честное слово, не успеваю! Веришь? Уже вот-вот, почти… А он звонит, ругается. Судом грозится. Но я через пару дней, ей-ей! Веришь?

— Верю, — облегченно улыбнулась Маша. — Я уж испугалась, что он смеет вам угрожать.

— Он не угрожает, так, пугает. В чем-то он прав, конечно. А ты откуда его знаешь?

— Он мой бывший муж, Тимкин отец.

Седые брови Клинского снова поползли на лысину.

67

Ничто не шло Тимуру Каримову на ум. В школу он не пошел, сидел дома, бесцельно блуждая по Интернету. «Найдется все!» — обещала популярная поисковая система.

Все! Как бы не так! Все, кроме того, что так нужно! А нужно, чтобы нашелся Кузька, живой и невредимый. «Ярочкин Кузя» — набрал он в строке поиска. Система поискала и выдала несколько десятков Ярочкиных и еще больше Кузей, но уже не Ярочкиных.

И документов, которые требуют похитители, тоже нет в сети, и никакая поисковая программа их никогда не найдет.

Он продолжал бесцельно набирать слова в строке поиска. «Тимур Каримов». Такого система тоже не нашла, но предложила пару документов о Каримове Ильдаре и его фирме. Читать не хотелось.

«Рокотова Мария Владимировна». Найти. Высыпался целый список ссылок. Правильно, мамины статьи в ее газете и в других выложены на разных сайтах. Вот что-то про ее прежнюю работу.

Кто еще? Про бабушку ничего не было. Про Цацаниди — у-ух! Больше двадцати страниц ссылок. Тимур полистал их, ничего похожего на то, что хотелось бы увидеть. Может, он не знает, что искать?

«Григорьева Анна Николаевна». Одну-единственную ссылку выдала система. На женский Интернет-журнал «Клео». Подумав, Тимур щелкнул по этой ссылке.

Дамский журнал предлагал своим читательницам поучаствовать в литературном конкурсе на тему: безответная любовь. Победительницам обещались призы и подарки, а условие было только одно: все истории должны быть автобиографическими и правдивыми. Тимур ухмыльнулся, быть того не может, чтоб в Интернете, да не приврали! Да и кто ж будет честно рассказывать о том, что он любит, а его нет?

Он знал, что такое безответная любовь. Нравилась ему в классе одна девочка… А он ей не нравился. То есть, он думал, что не нравился. Конечно, он ее об этом не спрашивал, стеснялся. И даже Кузю в свои чувства не посвящал. Посвяти Кузю, так через пять минут вся школа будет в курсе!

Тимур взглянул на даты. Конкурс давно закончился, а вот и список призеров. Анна Николаевна Григорьева заняла в нем третье место и получила в подарок коробку шоколадных конфет, кстати, неплохих. Интересно, обрадовалась тетя Аня этому призу?

О чем она писала? Наверное, о своем муже, который бросил ее сразу после смерти дочки. Рассказы-победители были выложены тут же. Ее рассказ назывался очень красиво: «Греческие звезды».

68

Крупные капли спелого кизила разбрызганы в темных листьях. Кружевные тени качаются на ветру, словно на старые каменные плиты все еще накинуты тюлевые вдовьи шали… Слышно, как где-то внизу, далеко под обрывом, бьется в скалу Черное море. Приморский поселок со странным названием Фальшивый Геленджик — не Греция, не был и никогда не будет принадлежать Греции. Но для этого человека, приехавшего сегодня на это тихое греческое кладбище, а значит, и для меня, — это кусочек далекой несбыточной мечты, Родины его предков.

— Почти все уже ассимилировались, кто-то уехал, кто-то даже в Грецию, и никого уже не хоронят на этом кладбище. А ведь что может быть вернее и лучше, чем лежать здесь, под сенью кизила и скумпий, слышать, как шумит море под обрывом. Долгие века. Пока море, наконец, не разобьет скалу, и все кладбище не рухнет в пучину, унося с собой даже воспоминания о нашем народе на этой земле.

В военные годы в Геленджике был крупный порт, а наш поселок построили лишь для того, чтобы отвести самолеты немцев от него. Когда в Геленджике гасили все огни на ночь, наш поселок оставался ярко освещен, на рейде стояли макеты кораблей на простых плотах. И ад вражеского огня изрыгал смерть на нас. Кому было дело до бедных греков, выселенных сюда за мифические преступления? Откуда мы пришли? Что ждало нас?

Я был ребенком. Мать моя гречанка, а отца я не знал. Мы жили в крохотном домике с земляным полом у самого моря и порой бегали по берегу, разыскивая немудреную утварь, которую шторм уносил в море, а потом, одумавшись, выплевывал с прибоем на песчаный пляж. Даже морю нечего было взять у нас.

Здесь школы тогда не было, и учился я в интернате, в Геленджике. Таких как я, греческих мальчиков, там было немного, мы были изгоями, вечно в синяках и ссадинах, голодные и забитые. Я так хотел домой! Но мать не могла забрать меня, ей нечем было меня кормить. Я рос. Я учился жить и бороться за свою жизнь. Я лелеял мечту, что когда-нибудь я вырасту и уеду в Грецию, где все будут такие, как я.

С Анной Георгиади я познакомился летом, когда приехал на каникулы к матери. Я уже учился в институте в Казани. Она тоже приехала к родителям на каникулы. Аня была настоящей гречанкой, красивой, смуглой, с волной черных вьющихся волос. А глаза ее сияли для меня, как греческие звезды, далекой недоступной мечтой. Но я тоже был красив, согласись, я и сейчас еще ничего. Этакий благородный старец… Надеюсь, я уже могу позволить себе быть самовлюбленным? А уж тогда покорить сердце юной красавицы для меня ничего не стоило. Это было волшебное лето. Мы любили друг друга. И эта земля любила нас. И мы были счастливы, мечтая бежать туда, туда, к другому морю.

Ее отец, директор только что построенного санатория Военно-морского флота, узнав о наших свиданиях, чуть не убил меня, а Анну запер дома. Я не мог стать его зятем, сын бедной уборщицы, голодный казанский студент. Он же не знал тогда, что в старости она могла бы стать женой академика. Я вернулся в Казань учиться на врача. Она уехала в Ленинград учиться на конструктора. Не думай, я не оставил ее беременной и даже не оставил обесчещенной. У нас тогда все было не так, как у вас сейчас. Греческие звезды не падают на ночной пляж ради удовлетворения страсти.

Мы долго переписывались. Сначала каждый день, потом раз в неделю, потом… Ну, я же был красивым молодым греком. Я полюбил другую.

Однажды весной я получил письмо от матери. Она была малограмотной женщиной, писала мне редко. А это письмо вообще было написано чужой рукой. Наверное, кто-то из отдыхающих в санатории написал по ее просьбе. Так иногда бывало. В нестройном рассказе о жизни родного поселка меня потрясла лишь одна фраза: «Директор наш уволился, дочка его тяжело больна…»

У Георгиади было три дочери. Но я сразу был уверен — больна именно Аня. И вместо сессии я сорвался сюда. Ты не знаешь, что такое ехать на третьей полке общего вагона? Не дай Бог. Мне было все равно. Первые сутки я думал о ней, вспоминал ее лицо, ее глаза, ее голос. Вторые — я терзался мыслями о том, что было бы, если б я боролся за свою любовь, за свою мечту, поехал бы за ней в Ленинград. На третий день я уверился в мысли, что я предатель и подлец, и недостоин даже смотреть ей в глаза. Выходя из поезда, я подумал, что Аня, возможно, уже не узнает меня.