Вести приходят издалека - Ярославская Татьяна Владимировна - Страница 51

Уже в шапочке и повязке, повесив на цепочке поверх халата очки, женщина снова спустилась на первый этаж, миновала ничего не заподозрившую гардеробщицу, и прошла в правое крыло холла, где находилась стойка регистратуры. На лацкане халата регистраторши висел бейджик с ее именем. Женщина кинула на него беглый взгляд и заговорила:

— Наташа, найди, пожалуйста, историю болезни Клинского Ивана Федоровича.

— Он в какой палате? — спросила регистраторша.

— Его недавно выписали, дня три назад. Завотделением просит на контроль…

— Сейчас, минуточку подождите, — девушка скрылась за шкафом.

Через минуту она вынырнула оттуда с нужной папкой.

Женщина приняла бумаги, и, пообещав обязательно занести историю болезни обратно в регистратуру, снова поднялась на второй этаж. Там она достала из-за пальмы свою сумку, сложила в нее шапочку, маску и очки. От истории болезни она аккуратно открепила два больших пластиковых листа и один маленький, бумажный. Их она тоже убрала в сумку. Наконец, в сумке оказался и пакет с кефиром и фруктами: оставлять их в этой больнице ей было некому, а просто так бросить — жалко.

Спустившись в холл, она вновь подошла к стойке регистратуры и, дождавшись, когда регистраторша в очередной раз скроется за шкафом, положила историю болезни на регистрационный журнал. Потом она переобулась в туфли, сняла халат и получила у гардеробщицы плащ.

Проделав все это, Алла Ивановна Рокотова покинула больницу на улице Терешковой. В сумке ее лежали только что украденные ею снимки компьютерной томографии, запечатлевшие, пожалуй, лучший мозг города.

66

В кабинете Ивана Федоровича Клинского слоеным пирогом висел сизый сигаретный дым. Этот дым можно было, наверное, резать ножом и выносить из кабинета ведрами. Старый профессор, чертыхаясь, изучал что-то в электронный микроскоп.

— Ни черта не видно, мать его…

Маша Рокотова, зажав нос ладонью, прошла через весь кабинет и распахнула окно. Дым нехотя пополз наружу.

— Маша? — изумился Клинский. — Вот не ждал! Привет-привет…

— Здравствуйте, Иван Федорович. Отчего ж не ждали? Кажется, я все знаю.

— Что? Откуда? — встрепенулся старик.

— Письмо я получила от Елабугова. Это один из пациентов академика. Это письмо многое для меня прояснило.

— И что же?

— А вы прочтите сами, — предложила она и подала ему письмо.

Читая, Клинский совершенно успокоился.

— Маш, он ошибается, — сказал он, возвращая письмо.

— В чем?

— Да во всем. И главное — в том, что у Цацаниди не было документации на прибор и программы к нему. Была документация.

— С чего вы взяли?

Клинский почесал лысину и тоскливо заглянул в пустую сигаретную пачку.

— Ты ведь не куришь?

Маша помотала головой.

— Ты помнишь, я говорил, что есть у меня в институте Цацаниди свой канальчик? Так вот, сказали мне, что выкрал Костя у разработчика документацию. Выкрал, а Стольникову сказал, что разработку надо выкупить. Понимаешь? Стольников деньги на это собирал, а Цацаниди-то обмануть его хотел.

— Ясно, — догадалась Маша. — Он эти деньги просто в карман положил бы, а разработку бы из заветного тайничка достал.

— Во-во! Из тайничка. Только где он, тайничок этот, никому не известно. Не успел Цацаниди дело провернуть, взял да и помер. Только помощница его, говорят, знала…

— Аня? Она тоже умерла.

— Вот. И теперь ни туда, ни сюда. Канал открыт и без прибора его не закроешь.

— Иван Федорович, но вы-то узнали по своим каналам: ставили вам имплантанты?

— Нет, — печально вздохнул старик, — не узнал. Так что не знаю, буду я следующим в списке или нет.

— Я не хочу вас пугать, но мне кажется, что в списке вы можете быть только последним, — сказала Маша. — Канал, похоже, держат именно через вас.

Клинский удивился так, что его седые брови залезли на самую лысину. Он хотел, кажется, возмутиться, что-то сказать, но только открыл рот и даже закрыть его не мог.

— Вы же читали, разработчик живет в Ярославле. И тот, через кого он держит канал, должен быть где-то рядом с ним. Бураковский мертв. Больше ярославских пациентов в списке нет, только вы.

Дверь в кабинет порывисто распахнулась, на пороге возник плечистый молодой человек в таком же, как у Клинского, замызганном льняном халате.

— Иван Федорович! — проорал он. — Все нормально, с вахты не слыхать, меня Юрка сменит…

Клинский вскочил и, схватив парня за рукав, вытолкал его из кабинета.

— Идиот, чего ты орешь? Хочешь, чтоб тебя весь институт услышал?

В Машиной сумке жалобно запищал телефон: у него разрядилась батарейка. Жаль, она собиралась звонить Остапу.

Через несколько минут Клинский вернулся.

— Фу ты! — сплеснул он руками. — Как дети малые! Хотим установку одну на ночь запустить и оставить. Уж все закупорили, чтоб не слышно было. А то, сама знаешь, директор голову снимет.

— И правильно сделает! — назидательно проворчала Рокотова. — Иван Федорович, а есть ли такая острая необходимость? Может, не стоит на ночь, да еще без разрешения…

Клинский смотрел на нее, лукаво прищурившись. Тут Маша с облегчением вспомнила, что за технику безопасности в этом институте она давно уже не отвечает. Теперь ей решительно все равно, взлетит ли безнадзорная установка на воздух или не взлетит. Лишь бы вместе с ней не взлетел этот милый старичок.

А Клинский, он неисправим. Его лаборатория всегда будет работать в авральном режиме, по ночам и выходным, прячась от начальства и вахтеров, все время опаздывая куда-то со своими образцами, отчетами и заявками. В умении создавать аврал с этой лабораторией могла соперничать только бухгалтерия института. Бухгалтерии равных не было вовсе.

Маша махнула рукой и улыбнулась.

— Забыла я, что я вам больше не указ. Вернемся к нашим баранам. Вот ваш диктофон. Я проверила, все, вроде, записалось. Правда, ничего конкретного тут нет. Все, что этот Навицкий говорил, вы уже знаете. Сам он прячется в тюрьме от убийц. Но, если смерть настигает таких, как он, с той стороны, из информационной среды, то толку в таких прятках — ноль. Верно?

— Верно, — согласился Клинский. — Вряд ли ему эти прятки помогут.

Он взял диктофон и сунул его в нижний ящик стола.

— Даже в том случае, если я последний в этом списке, мне немного осталось, верно?

Маша пожала плечами.

— Знаете, у меня теперь у самой совсем мало времени. У меня похитили сына…

— Тимку?! — воскликнул Клинский.

— Нет, приемного сына, Кузю. Мне дали неделю на поиски документов, иначе…

— Маша, Боже мой, да как же это случилось-то?

Он вскочил и забегал по кабинету, натыкаясь на столы и приборы.

— Не знаю, как это случилось. Просто он не пришел домой вечером. Мы все ждали, ждали… А утром нам уже позвонили.

На ее глаза навернулись слезы.

Дверь опять отворилась. Тот же молодой человек просунул в щель голову.

— Иван Федорович…

— Погоди, Саня, сейчас иду. Машенька, ты извини меня, я на минуточку. А ты пока чайничек поставь, что ли.

— Можно я пока позвоню по межгороду? У меня мобильный отключился.

— Да-да, звони, конечно, — разрешил Клинский и скрылся за дверью.

Остап долго не отвечал, а когда отозвался, голос его был глухим и встревоженным.

— Извини, Маша, я не могу сейчас говорить.

— Что-то случилось?

— У меня неприятности по работе. Большие… Я тебе позвоню потом.

— Хорошо, я буду ждать…

— Да, ты Бобровой позвони, — сказал Остап и отключился.

Маша не удивилась: мало ли какие неприятности могут быть у оперативника.

Легко сказать, позвони Бобровой. Номер-то в мобильнике, а у него батарейка села. Номер Остапа Маша запомнила, он простой, а Маринин нет. Впрочем, Маша и свой-то номер не очень помнила, уж очень он длинный.

Только она положила трубку, как телефон зазвонил. Она машинально протянула руку, потом опомнилась и отвечать не стала. Не ей ведь звонят. Телефон не умолкал. Маша уже рассердилась и решила все же взять трубку, но тут в аппарате что-то щелкнуло, и включился автоответчик.