Рыжая племянница лекаря. Книга 3 (СИ) - Заболотская Мария - Страница 50

 Накрепко усвоив слова Хорвека о том, что люди, подобные мне, золотыми монетами оплачивают только неприятности, я всю ночь напролет пыталась вытащить из кошелька хотя бы один медяк, но в нем водилось только золото.

— Треклятый кошелек! — бормотала я, встряхивая его и так, и эдак. — Прорва бесполезного богатства! На кой черт мне это все? Разве может у обычных бедняков водиться золото? Разве я могу его хоть кому-то показать? Добрые люди тут же примут нас за воров или за мародеров, поживившихся на руинах Астолано, начнут смотреть косо, и затем прогонят прочь.  А если про золото прознают лихие люди, то нам и вовсе конец! От твоего прежнего хозяина сейчас никакого толку, кто спасет наши головы?..

Но волшебный кошелек был глух к моим объяснениям и просьбам. Поразмыслив, я припрятала пригоршню монет за пояс, и следующей же ночью стянула кошелек у одного из попутчиков, а затем вернула назад, обменяв медяки на кроны.

Уже к вечеру все обсуждали чудо, превратившее медь в золото, и пришли к выводу, что сами боги сжалились над несчастьями семейства, вынужденного покинуть родные места. Я вздыхала и думала, что в былые времена сама бы не отказалась от пары-тройки таких чудес. Но, увы, теперь-то я понимала, что богатство идет на пользу только тем, кто и без того не бедствует.

Безмолвие Хорвека заставляло и меня помалкивать. Я опасалась выболтать лишнее попутчикам, поэтому держалась особняком. То, что я оказалась предоставлена самой себе, открыло мне новую нежданную истину: теперь, после всех страшных приключений, изменивших во мне что-то глубинное и тайное, я не узнавала себя, и мне предстояло долгое и осторожное знакомство с этой новой Йель. Точно так же, как астоланцы, выбравшись из убежищ после штормовой ночи, с недоверием и страхом обозревали руины, в которые превратился их родной город, я присматривалась к самой себе, чудом пережившей кое-что пострашнее бури.

Менее всего я опасалась детишек, которые пока еще не различали толком сказку и правду. Частенько они увязывались за мной, когда наступало время длительных привалов — неторопливый караван груженых повозок легко останавливался и крайне тяжело пускался в путь. И именно дети первыми подметили то, что я не хотела признавать.

Началось все, пожалуй, с того вечера, когда мы спустились в укромную долину — настолько глубокую, что, пожалуй, зима сюда никогда и не добиралась. Вовсю цвели анемоны и примулы, зеленела трава и распускались листья. Мы остановились около тихого болотистого озерца, когда начало смеркаться, и я, быстро устав от разговоров у костра, спустилась к самой воде. Тут было сыро и зябко, под ногами чавкала грязь, но какие-то лесные существа проложили извилистую тропинку к большому камню у воды.

Я забралась на камень, и, повинуясь какому-то внезапному порыву, опустила руку вниз, к воде. Там угадывалось мое отражение, и я всматривалась в него, пока не зарябило в глазах, а затем коснулась пальцами черной глади, уже зная в глубине души, что сейчас произойдет. Холодная бледная рука протянулась из глубины навстречу моей и быстро коснулась моей кожи — как будто рыба плеснула хвостом, и я отшатнулась.

Ветер зашумел в камышах, и в этом шуме мне послышался тихий смех, а затем снова плеснула вода — но в теплых туманных сумерках было не разобрать, кто плещется у другого берега.

Мне казалось, что никто не успел заметить это странное происшествие, но поздно вечером, когда все уже разбрелись спать, одна из девочек, Валла, заговаривавшая со мной чаще остальных, подкралась к нашей повозке и спросила:

— Тетушка Йель, а вы позовете русалку еще раз? Мартин не верит мне, хотя я дала ему честное слово, что в этом озере водятся русалки!

С досады я прикусила губу, но деваться было некуда — девчонка все видела, и теперь от нетерпения приплясывала на месте.

— Никого я не звала! — сердито сказала я. — И звать не буду! Только вздумай еще раз за мной ходить!..

Но по лицу Валлы было видно: теперь она не отстанет ни на минуту и куда бы я ни пошла — будет красться позади в надежде увидать еще что-нибудь диковинное, а потом к ней присоединится весь остальной выводок, так что мне и не чихнуть без свидетелей!..

— Ладно, — сдалась я. — Рано утром пойдем к озеру, пока все еще спят и я попробую показать тебе русалку.

От восторга у девочки перехватило дух, она запрыгала на месте, а затем выпалила шепотом:

— Спасибо! Спасибо, тетушка ведьма!..

Проклятье! Я хлопнула себя по лбу и застонала, а испуганная Валла шмыгнула в темноту. Ведьма. Тетушка ведьма! Она самая! Кем же еще я могла стать, после всего, что видела? Да, у меня не было способностей к колдовству, но знаний хватало с избытком. Кто еще видел оборотней, говорил с духами замков, лесов и огня? Кто пускал в свою голову видения, выпрошенные у колдовских сил? Сидел за столом с двумя демонами, игравшими в карты? Разрушал злую чародейскую паутину и помогал полудемону переродиться в человека, а затем — и в вовсе непонятное существо, ни живое, ни мертвое?

И сейчас я чувствовала, я знала, что в эти края возвращается старое колдовство — его принесла буря, его освободила смерть королевской семьи, его подарил Югу Хорвек, и ничего здесь не сможет остаться прежним.

Пережитое сделало меня одновременно и осторожнее, и бесстрашнее. Я помнила, что сама рыжая чародейка, хитрейшая из змей, не побоялась показаться на глаза дочке таммельнской служанки — ведь взрослые так редко слушают детей и почти никогда не принимают их слова всерьез. К тому же, я была уверена в глубине души: вскоре в этих краях никто не удивится, увидев в тени старых деревьев лесную деву, играющую с птицами, или крохотные следы домового в золе очага.

Ребятня всюду ходила за мной, ожидая чудес — и чудеса были тут как тут. Ночью я показывала им болотные огоньки, появлявшиеся в глубине оврагов, днем на пыльной дороге духи земли вздымали маленькие танцующие вихри — стоило мне только попросить об этом шепотом, — по утрам у воды всегда можно было найти перламутровую русалочью чешую и увядшие венки из первых болотных цветов, а вечером в далекий волчий вой вплетались песни лесного народа и мелодии свирелей из камыша. Но пока что услышать и увидеть их могли только самые чуткие и доверчивые человеческие души.

Однако это означало и то, что мне вновь следовало сменить попутчиков. Странности не могли бесконечно множиться, оставаясь незамеченными. Рано или поздно детская болтовня заставила бы их призадуматься, да и передвигались их повозки слишком неторопливо. Иногда нас обгоняли более быстрые беглецы, несущие с собой тревожные вести: у Юга более нет королей, Астолано превращается в призрачный город, а знатные люди, в отличие от простолюдинов не имеющие права на страх перед неведомым, убивают друг друга на улицах. Тревога беженцев усиливалась с каждым рассказом у костра, превращаясь в суеверный ужас пред лицом силы, которую пока что именовали гневом богов, а я боялась совсем иначе — как человек, который знает, в чем его вина, и какое наказание за нее положено.

Едва Хорвек окреп настолько, чтобы встать на ноги, я попрощалась с Валлой и ее семьей — они решили двигаться через долину к дальнему перевалу, пригодному для груженых повозок, а нам ничто не мешало попытать счастья на более крутых склонах. Теперь мы путешествовали вдвоем, верхом на маленьких смирных лошадках, едва-едва умеющих ходить под седлом — их продали нам в одной из местных деревенек. Демон все так же молчал, покорно следуя за мной и не спрашивая, куда мы направляемся. В какой-то момент я самоуверенно решила, будто научилась угадывать пожелания Хорвека, оттого он не подает голос. План мой оставался таким же простым, как и ранее: оставить за спиной Астолано, запутать следы, а затем свернуть на восток, в сторону Лаэгрии. «Мы узнали все, что должны были знать о тайнах рыжей ведьмы, — думала я, решительно направляя лошадь вверх, по извилистой тропе, ведущей к перевалу. — Пришло время вернуться. Хорвек, к тому времени, как мы доберемся до Таммельна, вновь войдет в силу и мы сможем победить ее».