Дети победителей
(Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович - Страница 26

На следующий день в Аргунское ущелье вылетела объединенная оперативно-следственная группа из пяти человек, в которую входил и Александр Бобров.

Мне уже известно, что произошло тогда. Может быть, поэтому черно-белая дорога на фотографиях, которые показывал Бобров, излучала тихое, скорбное предчувствие. С одной стороны — высокий и крутой подъем, с другой — такой же спуск к реке Аргунь, на противоположном берегу — более пологий подъем. Нападение началось, когда центральная часть колонны находилась на железобетонном мосту.

Сначала сработали фугасы — восемь из восемнадцати заложенных — 152-миллиметровые снаряды САУ. И танк с противоминным тралом, шедший впереди других, сразу был выведен из строя.

— Чеченские боевики давно используют управляемые фугасы, а федеральные войска упорно толкают перед собой этот трал, — говорил Бобров. — Место нападения было выбрано предельно точно — нашим просто некуда было укрыться. Били из-за реки и с крутого склона, с 20–30 метров. Можно сказать, расстреливали колонну в упор из гранатометов, огнеметов и управляемыми ракетами «фагот».

Расследование показало, что боевики наверняка знали длину колонны — полтора километра. А рядом с дорогой был выложен «колодец» из камней — предупредительный знак для местных жителей: дорога заминирована.

Наша колонна шла без предварительной разведки местности, без инженерно-саперной разведки, без предварительной обработки склонов артиллерией, а также без вертолетного прикрытия. Иными словами, она была обречена.

На фотографиях — раскореженная БМП, бензовоз, ушедший носом вниз, к Аргуни, слетевшая и перевернувшаяся башня танка.

И самое черное — обуглившиеся тела российских военнослужащих. Таково действие огнеметов «Шмель», выпущенных военно-промышленным комплексом страны. Огненные шары прожигают металл, как лист газетной бумаги.

Колонна находилась в одном километре от постоянного блокпоста 324-го мотострелкового полка и в восьми — от его штаба. Понятно, грохота боя там не могли не слышать. Но бронегруппы, разведрота и вертолеты подошли только через три часа, после пяти вечера. А к шести все было кончено.

Неужели нельзя было помочь? Военные отвечали коротко: «Не было приказа». Без подробностей отвечали. А реальную поддержку оказали двое мужчин. Настоящих мужчин. На своей машине подъехал чеченец, глава администрации одного из близлежащих сел, вытащил из-под огня и увез нескольких российских солдат.

Кстати, глава администрации другого села неоднократно предупреждал командира 324-го полка о появлении в этом месте боевиков, но услышан не был.

А другой мужчина, русский, добирался с колонной в Шатой к сыну, рядовому срочной службы. Когда водитель экипажа погиб, он схватил автомат и вступил в бой. Он стрелял по склону с дороги, заметно выделяясь среди камуфляжей своей цивильной кожанкой. Удивительно, что этот штатский остался жив. А еще удивительней, что в Шатое его сына не оказалось — он был в Гойском, селе, которое колонна миновала накануне. Такой вот отец солдата.

Основная работа следственной группы заключалась в осмотре места нападения и опросе свидетелей. Сам Бобров записал показания оставшихся в живых военнослужащих. Он задавал им много вопросов, но не мог ответить на один встречный: «Почему нам не помогли?»

Завершив расстрел колонны, боевики спокойно ушли. На следующий день следователи изучили оба склона ущелья и обнаружили 28 аккуратных окопов с брустверами на одного и двух человек. Тут же валялись матрасы, подушки, палатки, пустые консервные банки из-под тушенки и каши. А также брошенное оружие. По всей видимости, боевики без лишней спешки и суеты с неделю готовились здесь к появлению федеральных войск — под самым носом командира 324-го полка.

— Мы получили информацию о том, что это бандформирование наемников под началом иорданского террориста Хаттаба. Банда прошла немало вооруженных конфликтов и имеет, как говорят у нас, большой боевой опыт. И сами чеченцы, надо сказать, воевать умеют. Могут в течение десяти минут произвести до сорока выстрелов из гранатомета «Муха» как из пулемета. Но еще больше изумляет отношение в Чечне к россиянам. Когда я впервые ехал по Грозному на «уазике», к дороге выскочил семилетний мальчик с криком «Аллах акбар!». Его лицо было искажено ненавистью. Потом я слышал это много раз — в Шатое, Шали, Гудермесе, Аргуне.

Представители военной прокуратуры вели расследование по факту халатности полковых командиров, а мы возбудили уголовное дело по статье 77 УК РФ: создание устойчивой вооруженной группы (банды) в целях нападения на граждан или организации, а равно руководство такой группой и участие. Собирали накопительный материал. Проводили опрос свидетелей, судебно-медицинскую экспертизу. Собирали вещественные доказательства. Пули отправляли в федеральную пулегильзотеку на баллистическую экспертизу, оружие проверяли на причастность к другим преступлениям. Выясняли происхождение — какой ствол, из какой части, откуда появился здесь.

И опять фотографии, сделанные Бобровым в Чечне. Самыми страшными были цветные снимки изуродованных, пробитых, с вывороченным мясом, розовой плотью молодых, очень молодых солдат. Вероятно, чеченцы смогут показывать свои фотографии на том суде, которого не избежать никому.

— Большинство уголовных дел, которыми мне приходилось заниматься, — «глухари». Либо преступники не известны, либо находятся на территории, контролируемой сепаратистами. А чего ради занимались этим? Представьте, когда-нибудь органы будут располагать оперативной информацией о том, что конкретные убийцы торгуют картошкой на Центральном рынке Перми. Тогда и понадобится накопительный материал, собранный прокуратурой, без которого невозможно будет предъявить обвинение.

Слушал я собеседника, и в мозг проникала настырная мысль: эту колонну подставили со всех сторон и со всех склонов.

В тот день на помощь товарищам спешили бойцы одного подразделения разведки, получившие наконец приказ. И у села Зона встретили толпу местных жителей — взрослые и дети радовались, смеялись, кричали от восторга, показывая федералам средний палец, что означало: «Мы вас сделали!»

А вскоре после этого депутат Госдумы Лев Рохлин, генерал в отставке, прибывший на место боя с комиссией, начал требовать от солдат письменного ответа на свой главный вопрос: «Почему вы остались живы?»

— Работа прокуратуры, как я понимаю, встретила сопротивление?

— Ни на один запрос по Аргунскому ущелью командование группировки не ответило. Как и командиры обоих полков. Четыре месяца не могли получить списки военнослужащих, бывших в той колонне, и медицинские карты двадцати погибших, останки которых все это время находились в холодильнике идентификационной лаборатории неопознанными.

Там же, в Ростове, начальник 124-й судебно-медицинской лаборатории Северо-Кавказского военного округа Аркадий Глинский отказался проводить экспертизу трупов из Аргунского ущелья. В письменной форме и в наглом тоне. Сослался на загруженность.

Почему погибли? — этого вопроса мертвым не задавали. А из живых на него не ответил никто. Имеется в виду вопрос прокурора, на который нужно отвечать по закону. И желательно стоя.

Я сидел в кабинете и перечитывал свой материал, напечатанный в последнем номере «Пармских новостей». Раздался телефонный звонок.

— Асланьян есть? — глухой мужской голос был знаком, будто старая пьяная песня.

— Он слушает, — приветливо отозвался я сквозь зубы.

— Юра, это Коля Бурашников…

— Ты где?

— На первом этаже, у входа, вахтеры к тебе не пускают.

Я спустился вниз. Вахтеры — это старые пожарные, менты и гэбэшники, пригретые новой властью у батарей центрального отопления.

Мне все стало ясно, как только я взглянул на Колю: по-прежнему прямые волосы до плеч, стеклянный глаз, поношенное черное пальто, руки без перчаток, голова без шапки и сам — без удостоверения. Ну куда его такого? Разве что на кунгурскую зону…