Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата - Страница 40

— Что?

Она подняла на меня голубые чистые глаза, а я ощутил себя ещё большей сволочью.

— Я про чай, — безразлично кивнул на стакан, надеясь, что она не умеет читать по лицам.

— Да я… — начала она, но так не вовремя нарисовался Горшок. Закусив губу, англичанка помялась, и засеменила к окну, держа в одной руке стакан с чаем, а в другой бутерброд.

— Чем кормят? Рассола нет? — гоготнул Стас, заглядывая за витрину. — Тёть Зой, а есть чё повкуснее для избранных, так сказать, персон?

— Это для тебя, что ли, Горшков? — разулыбалась буфетчица, зачерпывая половником дымящийся напиток.

Разогнав от ближайшего столика стайку возмущённых первокурсников, сели друг напротив друга.

— Ну что, Казанова, уже приступил? — подмигнул Стас, с жадностью впиваясь зубами в булку.

— К чему?

— Ну как, охмуряешь англичаночку, я смотрю? Это правильно. Месяц так-то это совсем не много.

Призрачная надежда растаяла как дым.

— А, ты про это. Я уже и забыл.

— А вот это ты зря. Я бы на твоём месте времени даром не терял. Её же так просто пивасом и билетом в кино не разведёшь, придётся подсуетиться. Цветы там, конфетки, свидания, — с набитым ртом вещал Горшок, громко прихлёбывая чай.

Англичанка стояла полубоком у окна, и как птичка клевала бутерброд. Стараясь не рассматривать её слишком уж откровенно — нехотя отвернулся. Чёрт, не была бы она преподшей… Ставка высока, но как бы не заиграться.

— Может, ну его на хрен? Что-то так в лом всем этим заниматься, — осторожно закинул пробный шар.

— Ты чё, Буйный, зассал? Уже сливаешься? Ну я так и думал, в общем-то.

— Ничего не сливаюсь, просто реально в лом, — шар не зашёл. Увы.

— Ты это, давай за свои слова отвечай. Или на вот, бери фломик, пиши прям сейчас на роже Трепло. Только крупно пиши!

— Не кипишуй, всё в силе. Только давай помалкивай, ладно? — понизив тон, наклонился ближе к Горшку. — Чтоб никто кроме нас троих о споре не знал, ни одна живая душа. Особенно девчонки. Если слушок пройдёт, значит стопудово от тебя, в этом случае спор аннулируется. У меня нет цели её подставлять, да и себя тоже.

— Не вопрос. Я — могила. Мне самому интересно, чем это всё закончится. И знаешь, что меня больше всего радует? То, что это не у меня сейчас часики тикают. Потому что надо быть либо безбашенным, либо идиотом на всю голову, чтобы решиться на такое, — стряхнув крошки со свитера, Стас довольно откинулся на спинку стула. — А ты есть будешь? — кивнул на мой сухпаёк.

Отрицательно мотнув головой, задумался о том, в какое же дерьмо я ввязался.

Горшок с аппетитом уминал мой бутерброд, явно злорадствуя и ликуя, предчувствуя гарантированную победу.

Но пусть не радуется раньше времени, если я сказал, что сделаю — я это сделаю. Чего бы мне это не стоило, и чем бы потом не обернулось.

Часть 31.1. Яна

Яна

Господи, какой позор! Надо же, сколько всего свалилось с самого утра: розыгрыш с телефонным звонком, потом юбка эта дурацкая, Денис Павлович увидел в неглиже, а в довершении сорванная пара. Не скрывая презрения, Курага отчитывала потом в кабинете, что впредь нужно быть собраннее и не придумывать своим промахам дурацких оправданий. Очередная порция унижений.

Ну почему, почему так сложно поверить в то, что я рассказала? Это же чистая правда! Да, правда нелепая, но всё же. Невольно закралась мысль, что всё это было подстроено специально, не бывает в жизни так много настолько идиотских совпадений!

Домой я бежала с невероятным облегчением, даже эта обшарпанная халупа казалась сейчас желаннее стен колледжа.

Добравшись наконец до коммуналки, сразу же услышала внутри комнаты звуки шумного застолья. Открыв дверь, едва не столкнулась с бомжеватого вида мужичком в полосатой майке-алкоголичке. Тот окинул меня сальным взглядом и, пропуская в дом, специально прижался как можно теснее.

— Здрасьте, — выдохнул он, обдав парами алкоголя и лука.

В комнате было не протолкнуться: за обеденным столом, выдвинутым на середину комнаты, восседали какие-то люди, которых я видела впервые в жизни. Все пьяные, неопрятные. Отовсюду слышался громкий смех, перемежающийся крепкими выражениями.

Во главе, в новой мятой рубашке, сидел Коля, а мама, как радушная хозяйка, суетилась возле, подрезая в тарелку сырокопченую колбасу. Взглянув на сам стол я буквально опешила: дорогая водка, сало, красная рыба, овощи, салаты.

— Мама, можно тебя на пару слов? — процедила я, игнорируя чью-то хриплую брань.

— Красавица, ты откуда такая? Садись, не стесняйся, — ощерился лысый мужик, обнажая «золотые» коронки. Двинув тощим бедром освободил край стула, и похлопал на освободившееся место рядом с собой. На его руке не хватало двух пальцев, а на костяшках оставшихся блекло выделялись синюшные наколки в виде цифр.

— Мама!!! — нервно повторила я и вышла в коридор.

Хотелось рвать и метать от злости и бессилия. Сколько раз я просила её не таскать в наш дом неизвестно кого и, конечно, в очередной раз она наплевала на мои просьбы!

Дверь следом открылась, и на пороге появилась мама. Только сейчас я рассмотрела на ней новое чёрное платье в огромные красные маки. На спине, на длинной тонкой нитке висел ценник.

— Сколько? — округлила глаза, не поверив увиденному. — Откуда такие деньги?

Глаза мамы виновато забегали.

— Ой, снять забыла, растяпа. Так это Николаша мне подарил, в честь своего дня рождения. У него же сегодня юбилей — пятьдесят лет. Вот, позвали друзей. Надо же отметить праздник по-человечески, да, доченька?

— Я спрашиваю: откуда деньги? На подарки, на шикарное застолье? Ты видела, в чём твоя младшая дочь в техникум ходит? А ты, вместо того, чтобы заботиться о своём ребёнке, кормишь шайку алкашей? И чем кормишь — рыба, колбаса? Где взяла деньги? — я буквально кричала от негодования, не стесняясь быть услышанной.

— Так это… Коля… Николаша всё купил, — заикаясь, затараторила мама.

— Не знала, что Николаша у нас миллионер под прикрытием. Что же он тебя в особняк свой не заберёт, а живёт в тесной коммуналке?

— А ты деньги его не считай! — осмелела мама, подняв на меня осоловелый взгляд. — И вообще, я мать твоя, не смей голос повышать!

— Я-то помню, кто моя мать, а вот ты по ходу забыла, на чьи деньги живёшь.

— Ты это, Ян, не кипишуй, — вмешался Толик, выглянув из своей комнаты. — Пусть люди погуляют. Присоединилась бы лучше к веселью.

— А тебя вообще никто не спрашивает! Иди дома жену свою строй и ей указывай, — огрызнулась, прогнав его взмахом руки.

— Слышь, малая, ты давай рамсы не путай, не забывай, с кем разговариваешь.

— И с кем? С бывшим зэком? Или зэков бывших не бывает?

— Янусь, ну чего ты в самом деле? — подоспел шатающийся Коля.

— Я тебе не Януся, понял? — вскинулась я. — И настоятельно прошу в ближайшие дни собрать свои манатки и свалить из моей квартиры!

— Никуда Николаша не поедет, ещё чего, — вышла вперёд мать, загородив собой именинника. — И вообще, не ты эту квартиру снимала, не тебе и решать, кому здесь жить!

— Так если бы ты не пропила нашу квартиру, вообще ничего не пришлось бы снимать!

— Я её не пропила! Аферисты забрали за долги, сволочи!

— А в долг брала на что? Господи, мама, только посмотри, в кого ты превратилась? Кого называешь своими друзьями? Этот сброд твои друзья? Воняющие перегаром, грязные бездельники? Тебе самой не стыдно? — против воли слёзы сами навернулись на глаза. Вся злость куда-то мигом ушла, уступив место жалости к самой себе.

— Ты погляди-ка, какие мы стали, — ехидно растянула мать, уперев руки в бока. — И давно это мы себя к сливкам общества причислять начали? Друзья ей мои не нравятся, гляньте-ка! Общалась там поди в своей Москве с одними богачами? Вон, тряпок сколько привезла дорогих, ремонт сделала. А где деньги взяла это всё? Ноги раздвигала направо и налево, вот и подзаработала!