Дрозофилы или Ловушка для наследницы (СИ) - Тишина Ольга - Страница 29

Ток уже видел народ тэрэ на голофото в доме у матери, но сейчас у него представилась возможность рассмотреть их воочию. Несомненно, тэрэ очень походили на грутов, однако были и существенные отличия в физиологии, ведь помимо тэрэ, предками грутов были и люди.

Дети тэрэ и грутов, не имели брони. И у тех и у других была мягкая на вид, змеиной фактуры кожа. Только у грутов она была белой с золотисто-коричневым загаром, присущей тем людям, что живут в жарком климате. У детей тэрэ, во множестве встретившихся им по пути, кожа имела цвет топленого молока с темно коричневым орнаментальным рисунком. У взрослых кожа смотрелась более грубой, а природный орнамент был подчеркнут сложными татуировками. На всем пути им не встретился ни один обитатель города имеющий стальную броню, как у всех грутов. Это казалось Току странным.

Глядя на народ тэрэ, Ток сделал вывод, что их можно было назвать даже красивыми, хотя и своей, экзотической и дикой красотой.

Наконец они вышли на круглую площадь, в центре которой возвышалась величественная пирамида. По спирали, поднимаясь к ее вершине, вела дорога, снабженная каменным парапетом. Вдоль всего парапета тянулись кадки и горшки с посаженными в них вьющимися, свисающими до нижнего яруса растениями.

Массивные каменные двери, изукрашенные разными сценами из истории народа тэрэ и ведущие внутрь здания, были закрыты. Путники подошли к ним вплотную.

— Странно, — сказал Гип. Обычно они ведут себя более агрессивно. А по дороге мы не встретили ни одного война. Его разглагольствования прервал звук открываемой двери. В проеме показался тот самый воин на отсутствие которых секунду назад указывал Гип. Он был меньшего роста, чем груты, но как-то шире, массивнее. На обнаженном торсе рельефно выделялись «стальные» мускулы. Бедра, до колен, опоясывала узкая юбка изумрудного цвета с разрезом впереди. Из разреза откровенно выглядывало мужское достоинство, но не обнаженное, а прикрытое колпаком-рогом из золота, украшенным письменами и драгоценными камнями. Глаза война были того же цвета, что и юбка. Руки от плеча до локтей унизаны золотыми браслетами. На поясе висели кожаные ножны. Правая рука сжимала рукоятку оружия лежащего в них. Наконец, Ток понял, какая каста тэрэ имеет родство с расой грутов.

Воин что-то прохрипел на своем языке.

— Что он говорит? — Ток обратился к Гипу.

— Говорит, дальше пойдешь ты один. Меня не приглашают.

— Как быть?

— Я подожду тебя пару часов, потом полечу домой. Думаю, ты найдешь при случае возможность связаться со мной.

— Спасибо, Гип!

— Ладно, давай. Еще увидимся.

Хлопнув Тока по плечу, Гип зашагал назад.

Ток, вслед за воином, вошел под гулкие своды пирамиды.

Они шли не долго. Воин привел Тока в просторную комнату. Освещение ей давало широкое окно, без рамы и стекла — просто проем в стене, в котором виднелись свисающие с парапетов растения. Комната была украшена множеством барельефов, повествующих о жизни тэрэ. Многочисленная мебель, в основном плетеная из прутьев, вытканные вручную гобелены, красного и желтого цвета атласные подушки, лежащие в креслах и на полу, множество мелкой утвари из драгоценных металлов и керамики расставленной на полках и в стенных нишах, придавали комнате своеобразный колорит и могли рассказать многое о культуре этого древнего народа.

Навстречу Току, из плетеного кресла поднялся тэрэ. На нем, как и на воине была одета юбка, а из разреза выглядывал рог — колпак, достигавший района талии. Но этот тэрэ не был воином. Об этом говорило отсутствие брони. Крокодиловая кожа имела темный коричневый цвет, но когда тэрэ, опираясь на посох, подошел ближе, грут увидел, что все его тело сплошная татуировка. Лишь ладони оставались чистыми.

Тэрэ поднял руку и дотронулся кончиками пальцев до лица Тока. Словно слепой он исследовал грута, осторожно прикасаясь и проводя по лбу, глазам, подбородку, торсу, плечам и кистям рук. И будто сделав какой-то, только ему одному понятный вывод, снова вернулся в кресло. Ток молча стоял и ждал.

— Сядь рядом, — тэрэ указал посохом на соседнее кресло. — Вижу, не понимаешь ты скрытых жестов моих, которым учил тебя долгие лунные ночи и светлые дни я, когда-то. Он помолчал. — Все в твоем облике внешнем давно мне знакомо, изучено мной досконально. Только сейчас не дано мне понять, что с тобой происходит. Карак передо мной или другая душа в этом теле. Он вновь помолчал, пожевав безгубым ртом. — В зеркало сути тавакаата смотрел я, узнав о твоем появлении. Мутно, нет четкости в зеркале, это понятно — нужен обряд очищенья. Сегодня же ночью. Жди. А пока отдыхай — время еще не настало.

После этих слов, тэрэ покинул комнату, оставив Тока одного. Что заставило грута послушаться аккедианца, было, пожалуй, не понятно и самому Току. Видимо сказалась бессонная ночь проведенная в семейном доме. Побродив немного по помещению, он улегся на ложе, накрытое мягкой шкурой, и стал просто смотреть в «окно», слушая звуки города, доносившиеся сюда с улицы. Незаметно, усталость взяла свое. Разбудил его запах. В комнате горели светильники. На улице уже наступила ночь.

Ток уловил чье-то присутствие. Глаза настроились на слабое освещение, и он увидел тэрэ. Это была женщина. Она вышла из тени, и грут рассмотрел ее в подробностях. Она была тонка и стройна. Полная грудь утянута полоской ткани. На бедрах — длинная юбка в пол — простой прямоугольник, держащийся на шнурке, завязанном спереди. Никаких украшений, кроме орнаментальных татуировок на женщине не было. Она подошла ближе и грут взглянул в ее глаза. Парные зрачки были синего цвета. В них, как в море плескались отсветы горящих светильников.

— Здравствуй Карак. Глаза мои рады вновь лицезреть твое присутствие в Доме Назииб. Меня прислал отец. Но и без его повеления моя вайру откликнулась. Он сказал, ты ничего не помнишь. Ты не помнишь меня?

Ток молчал. Эта женщина знала его. Их явно, что-то объединяло. Но, что? Она хорошо говорила на всеобщем. Значит, много общалась на нем. С кем? Не с ним ли, грутом Током, а точнее Караком, из дома Фиалковых. Тэрэ терпеливо ждала от него ответа.

— Как мне обращаться к тебе, — он, наконец-то, нарушил затянувшееся молчание. Она опустила глаза. На секунду в лице ее что-то изменилось, словно по нему пробежала тень горечи. Но вот она снова смотрит на него ясным взором.

— Кэмбрэ. Но ты называл меня Катрэш, что значит — любимая.

— Кэмбрэ, прости. Я не помню.

Она подошла еще ближе и встала у самого ложа. Ток ощущал ее запах — пряных, скошенных трав. Он будоражил, волновал кровь.

— Я подготовлю тебя к обряду. Ты должен стать пустым, не обремененным вечным желанием.

— Что это значит? — не понял Ток.

— Не бойся. Много раз мы сливались с тобой. Я жрица Назииб и могу контролировать вайру. Ты в безопасности. Грациозным движением она скользнула на ложе и заключила Тока в объятия. То, что происходило дальше, можно было назвать помутнением рассудка. Теперь он понял. Понял, почему Карак хотел стать аккедианцем, почему оставил свою семью. Каждое прикосновение этой женщины отзывалось в его теле экстазом. Каждая клеточка чувствовала ее, желала слиться с нею в единое целое. Току казалось — он падает в бездну, но это падение было блаженством.

Глаза Кэмбрэ светились. Он тонул в этих бездонных синих глазах, не желая себя спасти. Мягкий лунный свет падал на ее кожу, высвечивая замысловатый орнамент рисунка. Словно изваяние она застыла на нем в позе наездницы. Он чувствовал себя внутри ее, чувствовал, как ее женская скрытая защита, способная искалечить мягкую мужскую плоть, поддается воле ее обладательницы. Где-то там, на периферии сознания Ток понял, как вайру, «цепной пес» женщин тэрэ, способна приносить мужчине незабываемые сексуальные ощущения. Ток чувствовал ее вибрацию, ее ласкающие движения. Кэмбрэ ничего не нужно было делать, ее вайру делала все сама.

Току казалось, эта женщина затмила весь окружающий мир, заполнила его собой. Он был полностью в ней: растерянный и расплавленный, как восковая свеча. И плен этот был мучительно желанным. Ему казалось, что момент страстного блаженства длится вечность, но все эти ощущения померкли перед финальным аккордом. Ток кричал, обжигаемый внутренним пламенем извержения. Еще секунда и он умрет. Сгорит в агонии, разлетится на атомы.