Забвению не подлежит - Яцовскис Евсей Яковлевич - Страница 48

Немецкое командование не могло смириться с потерей важного узла дорог на направлении Клайпеда — Тильзит. С 12 октября, на протяжении семи дней, части дивизии отбивали яростные контратаки отборных гитлеровских частей, поддерживаемых большими силами авиации, артиллерии, танков. Однако отбить у нас Усенай, а также участки железнодорожного пути и шоссе, по которому враг сообщался по суше с северной группировкой войск в Клайпеде, не удалось. Перед контратакующей группировкой врага стояла и еще одна задача — не допустить выхода частей Красной Армии к реке Неман. Из показаний пленных стало известно, что против нашей дивизии действуют подразделения курсантов Тильзитского военного училища, части танковой дивизии «Герман Геринг» и еще несколько частей 551-й пехотной дивизии, срочно переброшенные на фронт из Восточной Пруссии.

Сосредоточив все эти силы на узком участке фронта, противник нанес главный удар по 2-му и 3-му батальонам 249-го стрелкового полка. Пехота врага при поддержке 12 танков дважды поднималась в атаку на позиции 2-го батальона, но оба раза откатывалась назад. Оборону 3-го батальона попытался прорвать пехотный полк немцев при поддержке 20 танков. Умело расставив в траншее пулеметы и стрелков, комбат-3 повел одну стрелковую роту и взвод автоматчиков вброд через болото, вышел в тыл гитлеровцев и неожиданно атаковал врага. Фашисты повернули обратно, оставив на поле боя около сотни трупов. Противник еще несколько раз контратаковал батальон, но успеха не добился.

На следующий день около двух полков пехоты и 50 танков нанесли удар в стык 249-го и 167-го стрелковых полков. Трижды контратаки заканчивались рукопашными схватками. В ходе четвертой контратаки противнику удалось вклиниться в нашу оборону. Тогда командир 249-го стрелкового полка полковник Ф. К. Лысенко сам повел подразделения в атаку. Воины обратили гитлеровцев в бегство.

Измотав противника, наши войска сами нанесли контрудар и 20 октября вышли к роке Неман около деревни Плашкяй. Воины радостно поздравляли друг друга — ведь мы достигли западной границы Советской Литвы! За ней тогда была гитлеровская Германия, берлога фашистского зверя — нашего злейшего врага!

За смелость и отвагу, высокое воинское мастерство, проявленное в этих боях, наиболее отличившимся воинам дивизии было присвоено звание Героя Советского Союза.

Два артиллериста-наводчика — бывший милиционер из Купишкиса младший сержант Стасис Шейнаускас и бывший зубной техник из Рокишкиса красноармеец Берелис Цинделис — около города Пагегяй вступили в неравный бой с немецкими танками. К огневой позиции орудия Шейнаускаса с фронта приближались три танка. По три танка обходили орудие слева и справа. За боевыми машинами чернели густые цепи пехоты. Первым же выстрелом Стасис поджег головной танк. Фашисты открыли огонь по орудию и вывели из строя его расчет. Тогда отважный наводчик начал единоборство с «тиграми». Мешала раненая рука — тяжело подносить снаряды и заряжать. Еще несколько выстрелов — и запылали два «тигра». Наседавшую пехоту отважный артиллерист остановил огнем из автомата… Когда товарищи подоспели на помощь, истекающего кровью героя нашли у подбитого орудия.

На огневую позицию Берелиса Цинделиса вышел «Фердинанд». Обнаружив нашу пушку, он начал поворачивать на нее свое орудие. Однако Цинделис опередил гитлеровцев, и «фердинанд» загорелся. Отважный наводчик был ранен, но, истекая кровью, Цинделис продолжал вести огонь. Командир приказал ему отправляться в тыл, но герой не отошел от орудия и подбил «тигр». Осколок снаряда сразил героя на огневой позиции.

В боях в окрестностях Усеная и деревень Вяржининкай и Ужпялькяй (Шилутский район Литовской ССР) особой отвагой и сообразительностью в боях отличились разведчики младший лейтенант Болеславас Гягжнас и старший сержант Василий Николаевич Федотов, наводчик противотанкового орудия рядовой Григорий Ушполис и многие, многие другие герои.

На одной из встреч ветеранов войны с молодым поколением Советской Литвы Герой Советского Союза Г. Ушполис сказал:

«…В годы Великой Отечественной подвиги совершали не только те, на груди которых красуется Золотая Звезда. Героями были все, кто одержал победу в битве с фашизмом!»

В боях за Жямайтию 16-я литовская стрелковая дивизия прошла с боями 187 километров, освободила 419 населенных пунктов, в том числе 11 городов.

Гитлеровцы в этих боях потеряли 5630 солдат и офицеров, 48 танков, 29 бронетранспортеров, 31 орудие и много другой боевой техники.

23 октября дивизия передала свои позиции 126-й стрелковой дивизии 2-й гвардейской армии, а сама передислоцировалась в леса между населенными пунктами Пагегяй и Вилькишкяй. Какое-то время мы должны были находиться в резерве. Воинскую часть можно уподобить живому организму, которому после огромного напряжения необходима передышка — и раны нужно залечить, и новые силы накопить.

Перспектива предстоящих боев была тогда всем предельно понятна: форсирование реки Неман. Дело это необычайно сложное. Река в этих местах достигает внушительной ширины и достаточно глубока, а на противоположном, занятом врагом берегу были сооружены мощные укрепления. Было ясно, что здесь гитлеровцы окажут особо упорное сопротивление — ведь совсем рядом Кенигсберг!

В полках шла интенсивная подготовка к форсированию Немана. Личный состав строил плоты, обучался приемам использования подручных переправочных средств. Наши славные разведчики усиленно изучали вражескую оборону.

Одновременно в полки прибыло новое пополнение, которое необходимо было готовить к боям. Так что и во втором эшелоне фронта некогда было отдыхать — работы и забот хватало всем.

По долгу службы в те дни я побывал в 249-м стрелковом полку, и там случай свел меня с командиром роты лейтенантом Юозасом Дранджелаускасом. Подчиненные с похвалой отзывались о нем и дали ему довольно меткую характеристику: «Первое впечатление — угрюмый, строгий сухарь, а потом оказывается — душа человек! Он заботится о своих бойцах, словно о родных детях». Таким и я знал его по совместной службе в 1-й стрелковой велосипедной роте 9-го пехотного полка литовской буржуазной армии, где он был помощником командира взвода в звании унтер-офицера сверхсрочной службы.

Мы не виделись с Дранджелаускасом с начала войны. И вот — радостная неожиданность! В сооруженном наспех из хвороста шалаше до поздней ночи беседовали об общих знакомых, друзьях. В памяти воскрешали события тех давно минувших дней…

«…На плечо! Смирно-о-о!»

…Одиннадцать солдат как вкопанные встали «под ружье», отбывая в течение часа в полной боевой выкладке изнурительное физическое наказание. Ноги сгибались под тяжестью перегруженного солдатского ранца, ремни которого болезненно врезались в плечи. На солнцепеке из-под каски по лицу медленно стекали соленые струйки пота. Они мучительно щекотали, раздражали, изводили до предела. Надо было терпеть — шевелиться было запрещено. Однако больше всего изматывала винтовка. Сначала казалось, что держать ее — сущий пустяк. Но истекали первые 15–20 минут, и начинала неметь рука. Наступал момент, когда казалось, что вот-вот уронишь винтовку и тебе не засчитают этот час, хотя отбывать наказание оставалось всего 3–5 минут. Таков был в буржуазно-фашистской армии порядок! Нередко солдаты не выдерживали и в обмороке падали на землю.

Я стоял тогда среди оштрафованных — это командир роты, фашиствующий капитан В. Климавичюс, обо мне позаботился. Узнав из сообщения сметоновской охранки о моем аресте в 1937 году за участие в революционной деятельности, Климавичюс во всеуслышание заявил: «Я этого большевика проучу!» И начал «учить», без разбора накладывая на меня взыскание за взысканием.

Солдаты на этот счет невесело шутили: «Казлаускас стоит за самоволку, Моркунас за гонорею, а Яцовскис за политику!»

Эти наказания я старался отбывать добросовестно, как положено — не шевелился, держал винтовку без каких-либо ухищрений, с тем чтобы не давать повода к новым пре следованиям.

…Между рядами солдат медленно расхаживал Дранджелаускас — его очередь была следить за теми, кто стоял «под ружьем». Для унтер-офицеров это была миссия далеко не из приятных. Он остановился напротив меня, поправил каску, которая слегка сползла набок, а потом неожиданно снял у меня с руки винтовку и упер ее прикладом в поясной ремень, предварительно его отогнув. Руке стало сразу легче, и мне оставалось только держать ее согнутой в локте. Создавалась видимость, что продолжаю дальше на руке держать винтовку. Упирая винтовку в ремень, солдаты иногда тайком облегчали себе это изматывающее испытание. Но чтобы надзиравший унтер-офицер сам таким образом помог солдату — такого не приходилось слышать. Постояв еще немного возле меня, Дранджелаускас посмотрел мне в глаза, беззлобно выругался и шепнул: «Какого черта усердствуешь?»