Рассказы, сказки, стихи - Осеева Валентина Александровна - Страница 12

- Ты Маня, а ты Таня - вот и нечего вам под одним именем ходить. Садись одна палочки писать, а другая картинку красить!

Двойняшки отчаянно цеплялись друг за дружку.

- Пускай вместе они! Пускай вместе! - заступался за них Николка.

- Уйди! Что, они всю жизнь за ручку ходить будут? Уйди, не мешай лучше!

Николка жаловался матери, и мать обрушивалась на Леньку:

- Всех ребят перемутил! Бессовестный этакий! Игру какую нашел себе!

Ленька уходил, обиженно хлопая дверью.

"Ладно! Отец сам меня над ними назначил! Приедет - все расскажу!"

Ладу в семье не было. Ленька все чаще и чаще загуливался до позднего вечера. Возвращаясь, он боязливо поглядывал на свой двор, опасаясь встречи с Татьяной Андреевной.

Татьяна Андреевна действительно пришла к Пелагее. Узнав от учительницы, что Ленька не ходит в школу, Пелагея растерялась, покраснела и, путаясь в ответах, выгораживала сына:

- Помогает он мне по дому... детишки малые... Не управляюсь я одна с ними!

Учительница качала головой:

- Неправа ты, Пелагея. У всех детишки, а учатся все.

После ухода учительницы мать плакала, упрекала Леньку, а он отмалчивался и горько думал о своей жизни: все напасти сразу свалились на него. Ничего поправить уже нельзя, везде ему стыдно и нехорошо, и сам он ходит обиженный и злой на всех. И ни с того ни с сего реветь ему хочется от такой жизни.

Так и сяк обдумывая свои дела, Ленька не видел другого выхода, как только явиться к Татьяне Андреевне с убитыми зайцами и тем самым доказать ей, что не лгал он тогда в классе и не шатался зря. Этими же зайцами думал он наладить свои отношения с матерью и показать ей, что не пропащий он человек, а большак, хозяин - для семьи старается. Вместе с Генькой ходил он в лес ставить силки, лазил по сугробам, но зайцы не попадались.

- Под вечер ходить надо, - уверял Генька.

* * *

В воскресенье Пелагея собралась в лес за хворостом.

- Пойдем, Ленюшка, а то на гору не втащить мне одной.

- Николку бери, - ответил Ленька.

В этот день он снова сговорился с Генькой идти на зайцев. Генькино ружье было заряжено крупной дробью, а заячьи следы, по словам Геньки, прошили весь лес.

- Куда ни ткнись - везде зайцы! Только сейчас и стрелять их!

Пелагея не взяла Николку. Он остался с младшими детьми - на Леньку мать уже не надеялась.

Повязав голову платком, она впряглась в длинные санки и вышла со двора.

Под вечер Ленька и Генька, измученные лазанием по глубоким сугробам, голодные и злые, возвращались домой. К ночи крепкий мороз туго стянул землю. Дорога шла в гору. Голубые, накатанные санями колеи круто поднимались вверх и исчезали в лесу.

Шли молча. Генька чувствовал себя виноватым, но не сдавался, вертел головой и про каждую ямку в снегу говорил:

- Заяц сидел... его след!

Вдруг Генька увидел большое дупло в старом дубе.

- Вот откуда выслеживать надо! - обрадовался он. - Пойдем?

И, не дожидаясь ответа, шагнул в сугроб. Ленька, набирая полные валенки снега, полез за ним. Дупло было просторное, стенки его обуглились и пропахли дымом. У самого входа был кем-то сложен валежник. Мальчики присели на него.

- Тут один от волков прятался. Всю ночь костер жег, - сообщил Генька.

- Врешь все, - недоверчиво усмехнулся Ленька. - То зайцы, то волки... - Он вдруг прислушался. На дороге скрипел снег.

Генька выглянул и, легонько свистнув, попятился назад.

- Прячься! Прячься! Мамка твоя идет!

Ленька посмотрел на дорогу. Натянув на груди веревки, Пелагея, нагнувшись всем телом вперед, медленно волокла в гору санки с хворостом. Ноги ее скользили, платок съехал с головы, и влажные волосы покрылись инеем. Она часто останавливалась, с трудом переводя дыхание.

Ленька невольно рванулся к ней, но Генька крепо вцепился в его рукав:

- Дурак! Тебя же ругать будет! Она небось злая сейчас. Они все такие, матери-то. Чуть что потруднее, так сейчас злые делаются. И на нас нападают. Моя тоже такая.

Ленька опустил голову и слушал удаляющийся скрип полозьев. Скрип был неровный: то затихающий, то резкий. Леньке казалось, что он слышит трудное дыхание матери. От волнения он и сам дышал глубоко и тяжко.

"Не довезет... Слабая она..." - вертелось у него в голове. Но руки были опущены, онемевшие ноги не двигались.

И только когда фигура матери черной точкой исчезла в синих сумерках, он поднял голову и повернулся к Геньке:

- Пропади ты пропадом со всеми твоими зайцами! В последний раз я с тобой шатался!

* * *

Прошло несколько дней, Ленькино место в классе все еще пустовало. Это пустое место сразу бросалось в глаза Татьяне Андреевне, когда она входила в класс. Ее сердило и тревожило отсутствие ученика. Она припоминала свой разговор с Ленькой дома, потом - неприятное объяснение в классе. Одно как-то не вязалось с другим, и Татьяна Андреевна, пожимая плечами, грустно говорила себе: "Не понимаю". Было очевидно, что Ленька не хочет и боится с ней встретиться.

Она пробовала узнать что-нибудь от ребят, но и они говорили разное:

- Матери помогает...

- С Генькой шатается...

Татьяна Андреевна позвала к себе Егорку. Егорка ничего не знал. Он рассказал только про последнюю встречу с Ленькой, когда тот возвращался с неудачной охоты.

- И чего шатался? - простодушно сказал он. - Обмерз весь... Семья, говорит, большая. А сам с Генькой на зайцев ходит.

- На зайцев?

- Ну да! С ружьем ходит. Все ребята их видели!

Татьяна Андреевна задумчиво посмотрела на Егорку.

- Мне все это узнать надо.

- Я к нему не пойду, - насупился Егорка. - Я тогда про него сказал, он на меня злится теперь.

Татьяна Андреевна села на диванчик и вздохнула. Егорка тоже присел на кончик стула и поглядел на учительницу круглыми карими глазами.

- Ведь он не ходит в класс! - почти выкрикнула Татьяна Андреевна. На щеках ее вспыхнули красные пятна.

Егорка вскочил. За эти пятна на щеках учительницы он решил хорошенько поквитаться с Ленькой.

"Вот я ему дам по шее", - подумал он про себя.

- Да вы не беспокойтесь, Татьяна Андреевна! Не беспокойтесь!

Татьяна Андреевна рассердилась:

- Что ты мне все твердишь: "Не беспокойтесь"! Я тебе говорю, что в классе, там, где сидел твой товарищ, пустое место! А ты мне повторяешь: "Не беспокойтесь, не беспокойтесь"!

Егорка раскрыл рот, но Татьяна Андреевна продолжала:

- А если у тебя в семье за столом нет сестренки или братишки, который должен сидеть тут, рядом с тобой, то ты не беспокоишься?

- Так ведь он жив... - робко начал Егорка. - И не болеет, слышно...

- "Слышно"! - рассердилась Татьяна Андреевна. - А что еще тебе слышно?

Егорка потупился.

- Я с ним не дружу, - сказал он.

- Не дружишь? - протянула Татьяна Андреевна. - Тогда конечно... Тебе безразлично... Пускай болеет, пускай умирает, пускай неучем остается...

Егорка молчал.

- Ведь четыре года вы в одной школе вместе сидели. Что же это, по-твоему, ничего не значит? Научу я вас когда-нибудь быть людьми?

Егорка потянул к себе шапку.

- Ребят с собой возьми. Помогите там по хозяйству - может, не справляется он один... Да не говори, что я послала тебя, - провожая его, сказала Татьяна Андреевна.

* * *

Ленька похудел. Не щеках его обозначились скулы, подбородок заострился. Когда, втянув голову в плечи, он проходил по двору или, подперевшись руками, сидел за столом, Николка спрашивал у матери: "Что это он тихий такой?"

После встречи с матерью в лесу Ленька перестал бегать из дому. Он вставал рано, гремел ведрами, наполнял водой кадку и следил за каждым шагом матери, внимательно примечая все, что она делает, и удивляясь тому, что никогда не замечал раньше, сколько у нее работы. Часто, когда мать клала руки на поясницу и с трудом разгибала спину, он подбегал к ней и испуганно говорил:

- Сядь! Сядь!