Темные желания (СИ) - Савицкая Анастасия Олеговна - Страница 71

Они еще о чем-то говорили, но я уже не слушал, а лишь думал о том, что сказала Ева и наблюдал за реакцией Стейси. Мы такие разные. Мужчины и женщины. Женщины разбирают все по частям. Отдельно волосы и их укладка. Глаза и ресницы. Пухлость и даже цвет губ. Все это для них, как отдельный орган. А мы, мужчины, смотрим на женщину в целом. Мы видим красивую фигуру, а не отдельно тонкую талию, и плечи с бедрами одинаковых пропорций. Видим красивое лицо, а не симметричные и правильные черты лица с разделением ровного носа и правильно посаженных глаз.

— Ну и мы пошли, — сказал Адам. — Как всегда последние.

— Я был рад вас видеть, — ответил я, выходя из минутного транса.

— Проводи нас, — улыбнулась Донна, хоть я и знал, что эта улыбка фальшивая от начала до конца. Она хотела меня убить. Это точно.

Мы вышли из дома, и Ева с Долорес сели в машину. И как только закрылась входная дверь, Донна прижала меня к стенке, схватив воротник рубашки:

— Моя мама научила меня быть истинной леди. Я знаю, как правильно использовать вилку во время торжественного ужина.

— Я это оценил, — ответил я, понимая, что Адам ничего не собирался ей говорить.

— Но еще она научила меня быть умной. И я знаю, в какую артерию тебе ее воткнуть, чтобы ты истек кровью и сдох за одну минуту, если будешь обижать Стейси. Если не собираешься быть с ней, собирай манатки и проваливай!

— Я собираюсь быть с ней, Ди, — забрал я ее руку из своей шеи. — Она не хочет этого.

— Конечно, не хочет. Адам, — повернулась она к своему мужу. — Если он сделает неправильное движение своим жалким тельцем, ты его убьешь. — Затем снова обратила свой взор ко мне. — Сладких снов.

Я возвращаюсь в дом и вижу, как Стейси дает в тарелке еду собаке и гладит его. У него светлая шерсть, и она смеется. Ее смехом можно было бы Антарктиду растопить, а Эс разменивает его лишь на мое сердце. Они завели собаку, а я и этого не знал. Да, наверное, именно это и происходит, когда ты долго сомневаешься, пытаясь определиться, стоит ли возвращаться в жизнь человека.

— Подержи тарелки, — говорит она невнятно. Да ладно, Стейси не могло развести из-за четырех шотов.

— Ты что, пьяна? — хмурюсь я.

— Я? — повышает она голос. — Да я знаю тебя как облупленного! И отдай мои тарелки. Что ты вцепился в них?

Она ушла на кухню, и я улыбнулся. Она не видела, что даже такая ситуация, связанная со Стейси, вызывает у меня восторженную улыбку. Она устала. Все время одна, и ей не хватает людей рядом. Эс выглядела потрясающе. Ее волосы были собраны в пучке, из которого выбилось несколько прядей, и лицо было совсем избавлено от макияжа. И разве мог я взглянуть в ее глаза и не сойти с ума?

Вернувшись за ней в кухню, я забрал у нее тарелку из рук, которую она собиралась ставить в посудомоечную машину.

— Иди отдохни, — закатил я рукава, не смотря на нее. — Я все сделаю.

— Обойдусь, — фыркнула она.

— Видит бог, я не собирался этого делать.

Я схватил ее за талию и закинул себе на плечо. Эс явно не ожидала этого, так что у меня было несколько секунд форы. Ее тело было таким маленьким и легким по сравнению с тем, которое я держал в своих руках, когда все только начиналось. Она попыталась вырваться, а потом взорвалась смехом. Нет, не смехом, а громким хохотом. И в это время, слыша ее счастливый смех, со мной творилось что-то странное. Как будто тепло лилось по грудной клетке, и это было прекрасно, пусть и грустно.

— Ты идиот.

Это было все, что она сказала, когда я положил ее на кровать. А я в свою очередь промолчал. Не видел смысла что-либо говорить. Сняв с нее одежду, я накрыл Стейси одеялом. Она отвернулась от меня, и мне захотелось обнять ее сзади, проникаясь ароматом ее волос. К черту! Я подумал об этом, и сразу оказался рядом с ней. Она отодвинулась, а я снова подвинулся ближе. Мы могли долго играть в эту игру. И она это знала. Я никогда не проигрывал ей и, наверное, это единственная причина, почему она уважала меня.

— Та была лучшей частью моей жизни. Жаль, что мне никто не сказал об этом. Ошибки сделаны, сердца разбиты, жестокие уроки усвоены.

— Ты заслуживаешь любви Майкл, — неожиданно прошептала она. На мгновение даже показалось, что мне послышалось. — Но я не та девушка, которой ты меня считаешь.

— Ты тоже заслуживаешь, Стейси, — прижал я ее сильнее к себе. — Так позволь мне любить тебя, хорошо?

— Знаешь, я хронически не выношу слабых мужчин. Не понимаю тех, кто начинает унижать собственное достоинство из-за ухода или даже смерти человека, которого любишь. Уход или смерть не повод умереть самому. Нелюбовь другого человека не повод не любить себя. Все меняется. Ничто и никто не вечен, и это нормально. Но мы для себя и всегда с собой. Ни для кого из нас не будет более близкого человека, чем тот которого мы видим ежедневно в зеркале. Так почему мы так часто забываем уважать его, когда кто-то другой перестает в этом создании в зеркале видеть личность?

— Ты считаешь меня слабым?

— Даже пьяная, я не могу тебя уважать. Не за что.

— Я оказался злодеем в твоей истории.

— Нет, Майкл, — дал я ей возможность отодвинутся. — Ты был никем.

— Ложись спать, милая, — укрыл я ее одеялом. — Завтра будет другой день.

Она уснула буквально в следующее мгновение. Развернулась ко мне лицом, потому что просто не могла уснуть на правом боку, и обняла подушку сверху. Я смотрел на нее и видел свое счастье. Как я мог столько времени скрывать от самого себя все, что чувствовал к ней? Сейчас я раздавал бы единственный совет каждому встречному. И он заключался лишь в одном: не упустите свое счастье. Если в жизни хотя бы единожды повезет встретить своего человека, то вы обязательно узнаете его среди тысячи других лиц. Почувствуете его. Он будет похож на вас взглядами или может наоборот — совсем не похож. Но станет таким родным. С первой минуты станет таким, даже если вы и сами этого не заметите сначала. Появится ощущение, словно вы знаете этого человека всю жизнь. Вы будете дополнять и наполнять друг друга. И этот человек будет миром. Вашим миром, в котором чертовски уютно.

Я уснул так. И проснувшись утром увидел, как Стейси пьет что-то из стакана и собирается, проверяя количество патронов в пистолете.

— Что ты делаешь?

— Собираюсь, — не взглянула она на меня. — Эстель вместе с Эмили. Я еду к ним.

— Не похоже.

— Мне нужно кое-что забрать.

— Что ты делаешь?

— Я перекрываю ходы тем, кто может навредить Эстель, — наконец посмотрела она на меня, и я подошел к ней, становясь напротив. — Адам готов руководить операцией и…

— Нет! Этим буду заниматься я. Куда бы ты ни отправилась, я сделаю это лучше.

— Ладно, — просто сказала она.

Я почувствовал ее тяжелое дыхание, и мне так захотелось ее поцеловать. К черту. Я всегда делал то, что хотел, и этот раз не будет исключением. Резко подвинув ее к себе за талию, я словно вцепился в ее губы до боли, понимая, что она в любой момент может меня убить. Но Эс не делала этого. Я целовал ее кажется уже целую вечность, и она лишь отвечала мне с такой же страстью, не пытаясь уйти. Затем взяла мою руку и положила ее чуть ниже своего живота.

— Если ты удачно проведешь эту операцию вместе со мной, я хочу, чтобы ты разложил меня на кровати и трахал так, чтобы я потом не могла ходить. Я хочу уже почувствовать боль, которую люблю. Сладкую боль, которую там именно ты можешь причинить.

Я схватил другой рукой ее за шею, всматриваясь в глаза. Она блефует или…

— Все мы люди, Майкл, — продолжила она, когда я ослабил хватку. — Все мы ошибаемся. Но ты — моя лучшая ошибка.

Затем все было как в тумане. Я столько времени ждал с ней хоть какой-то близости, а теперь она сама открыла мне дверь. Я знал, что смогу добраться к ее сердцу, если хоть один путь будет свободен.

Я наблюдал за экраном и видел лишь приманку. Стейси была одета в сногсшибательное черное платье, расшитое бисером по лифу, и ее черные волосы были подобраны в конский хвост. Из-под подола выглядывали серебристые туфли на шпильках. Прошло несколько секунд, прежде чем я снова обрел дар речи. Она подошла к нужному субъекту и сказала: