Темные желания (СИ) - Савицкая Анастасия Олеговна - Страница 25

Я не была в этом доме со времен своего детства. Я знала, что он мой, и помнила, где он, каждый вечер столько лет своей жизни слушая пустоту в нем. Знала, что можно вернуться и наконец-то встретиться с этими стенами. Но напоминать о себе и идти за тем, кто во мне никогда не нуждался — в этом искусстве я плоха.

Прежде чем открыть дверь машины и выйти во двор, я на мгновение закрыла глаза и вспомнила, сколько раз я говорила своей матери об отце и других мужчинах, которые приходили домой. И каждый раз она отвечала, что я никто, чтобы говорить ей, с кем она должна встречаться. Я действительно была никем. Лишь ребенком, который все время хотел уйти куда угодно, лишь бы не быть дома. Хотела семьи и нормального ужина. Хотя, я думаю, она считала, что делает все возможное для моего счастья.

— Расслабься, — открывает он дверцу машины. — Это просто дом.

— Ага, — бормочу я, когда он обходит ее и помогает выйти мне. — Спасибо, что напомнил.

Затем Майкл берет меня под руку, словно это самое естественное действие в мире. В этот момент я подумала, что, может быть, так и есть, особенно учитывая, сколько женщин было в его жизни, пусть он никогда и не озвучивал цифру.

Майкл достал ключи из кармана, и я даже не стала спрашивать. Этот дом научил меня быть одной. Я думаю, что вся моя жизнь раньше — это желание быть одной. Как я могла допустить, чтобы это случилось? Как я снова вернулась к нему и разрешила привести себя сюда? Как я столько времени злилась и ненавидела его, а теперь просыпалась в одной постели? Черт, это все так чертовски глупо.

— Держи меня за руку, — сжала я его сильнее. — Потому что, если ты меня отпустишь, мне кажется, я развалю этот дом.

Майкл открыл дверь, и как только я ступила на порог, то снова оказалась в своем детстве. В постоянных криках, которые начала воспринимать, как должное. В скандалах и нелюбви родителей. Как я могу быть хорошей женой, если никогда не видела нормальной семьи? Чем больше живу, тем больше понимаю, что меня нужно поместить в лабораторию. Я именно та женщина, которая убегает от семейной жизни и всех возможных зависимостей, начиная от сигарет и заканчивая любовью.

— Все возвращается, Эс, — прошептал Майкл. — Как добро добром, так и зло злом.

Несмотря на то, что желание Майкла стереть мои плохие воспоминания не имеют скрытого смысла, это причиняет боль. Я знаю, что имею право испытывать ее, но злюсь. Злюсь на себя за то, что спустя столько лет я все еще ее чувствую.

Но пройдя чуть дальше, я так же я вспомнила, как мама пекла мне блины и покупала мороженое. Как натягивала колготки, которые уже были малы, но все ровно делала это ради меня. Я вспомнила, как она будила меня в школу, и махала рукой на прощание. Ее еда всегда была самая вкусная. Она оставляла мне банку любимого клубничного повидла, а я после мыла ее, говоря с улыбкой, чтобы она налила в нее еще. Моя мать улыбалась мне и всегда понимала до определенного момента. Она говорила со мной, и когда умерла, тоже говорила. Я видела ее во сне. Она просила у меня прощение, говоря, что всегда думала, что знает, как обо мне заботиться. Или думала, что знала. Боже, я столько всего помнила.

— Ты был прав. Я скучаю по матери, — посмотрела я на Майкла с глазами, полными слез.

— А по отцу?

— Нет. Она не всегда была плохой, просто моя память запомнила слишком мало счастливых моментов. Она учила меня рисовать и любовь к природе у меня от нее. Она была очень красивой, — сжала я руки в кулаки.

Все стояло на своих местах. Так, как я это помнила. Я поднялась на второй этаж и открыла дверь в свою комнату. Есть те, которых мы всегда будем защищать только из-за того, что чувство их безопасности приносит нам безграничную радость. Это желание должно быть у матери. Оно может со временем поблекнуть, но не исчезнуть. И все же я думала, что боль притихнет, думала, что со всем справлюсь. Но воспоминания и раненое сердце сильнее. Я справилась, но так и не оправилась. Я стала сталью, но, в конце концов, с каждым новым вдохом в этом доме я утопала в воспоминаниях, которые оставили лишь раны.

— Привет, мам, — почувствовала я слезы на щеках. — Знаешь, теперь у меня тоже есть дочь. Ее зовут Эстель, и я стала такой непостижимо счастливой с ее рождением. Я люблю смотреть на ее улыбку и утопаю в ее глазах, когда она смотрит на меня. Мы словно в одном ритме. Я чувствую ее, мам. Знаю, возможно, ты подумаешь, что я сумасшедшая, но это правда.

Столько всего вспоминаешь, появляясь в месте, где была трагедия. Я вспоминаю момент, когда моей матери не стало. Все очень расплывчато, но я помню, как высокая женщина сообщила мне о ее смерти, и я тогда просидела во дворе несколько часов, не проронив ни слезы. Сейчас я пытаюсь дышать, превозмогая боль, но не могу. Не могу перестать вспоминать ту картину и взгляд ее последних дней, словно она смотрела сквозь меня, а не на меня.

Я вырвалась из воспоминаний, услышав шаги Майкла, и одернула руку от фотографии. Мое сердце билось с бешеным ритмом, и, посмотрев в его глаза, я заметила, как его брови сошлись на переносице, выражая обеспокоенность. Он прошелся взглядом по моему телу, и остановился на лице, мокром от слез.

— Знаешь, предполагалось, что ты сможешь простить.

— Ты хоть раз лгал кому-то о чем-то важном? — спросила я, игнорируя его слова.

— Конечно, лгал.

— И жалел?

— О том, что люблю тебя? Никогда.

Я осознала, что предпочту, чтобы Майкл был в моей жизни в любом виде. Лучше пусть он будет хоть так неопределенно, чем чтобы его не было совсем. Я выдохнула, смотря на него с надеждой и даже благодарностью. Я не просто влюбилась в отца своего ребенка, а привязалась к нему. Он часто приводил меня в ступор и озадачивал. И мне нравилось, как он наблюдал за мной, когда думал, что я не вижу. Все внутри разрывалось. Я родилась копом. Я всегда ищу правду и ненавижу ложь. И теперь, как никогда ранее я понимала, что у меня нет больше права на ошибку.

— Поцелуй меня, — сказала я, шепотом. — Пожалуйста, поцелуй меня.

Майкл так и сделал. Следующее, что я осознаю, это то, что нахожусь в его руках, и он целует меня так сильно, и его язык переплетается с моим. Мне нравились его сильные руки и хриплый голос, когда он был возбужден. Я любила его задумчивым и даже злым. Прикусывая, а затем сладко облизывая мои губы, я погибала. Я растворялась в нем и терялась во времени. Мне нравилась такая погибель.

Я любила его. Я так сильно любила его. Он подарил мне надежду на сердце, на мою душу и на любовь. Майкл поднял меня в воздух, хватая за талию, а я обхватила ногами его бедра. Он делал меня такой восприимчивой и невероятно женственной.

— Где в этом доме чертова кровать?

— Нет, Майкл, — положила я руку ему на грудь. — Только не кровать.

Майкл сел на пол и посадил меня на свои колени. Убрав прядь волос с моего мокрого лица, он поцеловал мои щеки, а затем отклонился, не двигаясь. Майкл просто смотрел, а я изнемогала от желания дотронуться к нему.

— Что? — шепчу я, чувствуя, как неожиданно стянуло мою грудь.

Я даже не могу вспомнить, когда хоть кто-нибудь смотрел на меня так. Словно я — единственное, что важно, и самый главный приз. Мне нужно, чтобы он продолжал прикасаться ко мне и целовал меня. Не хочу, чтобы Майкл когда-либо останавливался. И я не помню, чтобы когда-либо была такой отчаянно нуждающейся в мужчине.

Я дотянулась к его поясу и медленно расстегнула его. Майкл снимает мою обувь и целует щиколотки по очереди, а затем прочь летит юбка и трусики. Он снова впивается в мои губы, и пока снимает с меня одежду, не прерывает поцелуй. Я нащупываю пуговицы на его рубашке, чтобы расстегнуть их. И расстегивая последнюю, скольжу по его твердой груди, снимая рубашку с плеч. Сжимая его бедра своими руками до собственной боли, Майкл хватает их, заводя мне их за спину, и сжимает запястья, заставляя задыхаться от желания. Было такое впечатление, что моя кожа горела, и ощущения настолько опьяняющие и дразнящие, что я почти схожу с ума.