Великий канцлер - Михайловский Александр - Страница 7

Приглашение пришло заблаговременно, так что у меня было чуть больше суток. И вот я уже в Зимнем дворце, на том самом месте, где русская императрица назначила мне аудиенцию. Интересное дело – это оказалась Готическая библиотека, скопление редких книг, обитель тишины и покоя. Не лучшее место для дипломатического приема, но я подумал, что буду стараться выполнить порученное мне задание и любой ценой удержать русско-французский договор от распада.

И снова меня ждали неожиданности. Во-первых – императрица пришла не одна, а со своим государственным канцлером мсье Одинцовым. Этот самый Одинцов, глава пришельцев из иных времен, держался с императрицей независимо и в то же время уважительно. Во-вторых – не дав мне раскрыть рта, мадмуазель Ольга предъявила Франции претензии – по поводу, как она выразилась, нашего закулисного марьяжа с британцами; а отказ в помощи России в войне с Японской империей возмутил ее до глубины души. По крайней мере, она так сказала. И хоть тон ее речи был не очень свиреп и его можно было счесть дружеской выволочкой, но все же последствия, какие ждали ля Бель Франс в случае неблагоприятного исхода событий, могли быть тяжелыми. Эту юную девушку, туго затянутую в черное траурное платье, можно было счесть воплощенной во плоти богиней судьбы, которая грозилась обрезать жизненную нить Французской Республики.

– Милейший месье Бомпар, – говорила она, – после всего, что произошло, после отказа французского государства поддержать подвергшуюся вероломному нападению Российскую империю, после ваших тайных переговоров с враждебным нам британским правительством мы более не можем рассчитывать на французскую дружбу, ибо опасаемся еще одного предательства. Мое величество находится в сомнении, стоит ли русским солдатам вступаться за такого союзника, который и сам по-настоящему не ценит этот союз. Вы сейчас можете уверять нас в своей верности союзным обязательствам и в добром отношении к русскому народу, а завтра в вашей Франции пройдут выборы, сменится правительство, и на вашем месте и месте вашего министра окажутся совсем другие люди. И эти люди будут отрицать ваши слова. Мы уже знаем, что они скажут: что этот договор Франции не выгоден и что Россия должна сделать Франции дополнительные политические уступки, чтобы иметь честь защищать колыбель европейской цивилизации от диких, но технизированных германских варваров… Скажите, зачем нам нужна такая головная боль, за которую нас же подвергают упрекам и бомбардируют требованиями изменить наше законодательство?

Такая перспектива, честно сказать, приводила меня в ужас. В молодые годы я пережил одну франко-прусскую войну, после которой наша семья была вынуждена уехать из родного Меца, – и воочию представил повторение того кошмара, тем более что сейчас соотношение сил изменилось и стало еще более неблагоприятным для французской республики. Проклятые боши размножаются как кролики, и такими же темпами растет их промышленность, поэтому без открытия второго фронта на восточных рубежах Германской империи французская армия не продержится и двух недель. Второго Седана милая Франция не перенесет.

В этот момент канцлер Одинцов, до того молча с мрачным видом стоявший возле императрицы, сказал своей государыне несколько слов на русском языке, которого я, к сожалению, не знаю.

– И вот еще что, месье Бомпар, – немного помолчав, добавила императрица. – Сложилась такая ситуация, что для исполнения своих союзных обязательств наше правительство вынуждено брать во Франции кредиты, чтобы на эти деньги строить железные дороги, избыточные для обычных хозяйственных потребностей Российской империи… Эти дороги, рельсы на которых в мирное время от безделья покрывают ржой, необходимы только для того, чтобы в решающий момент протолкнуть к нашей западной границе большие массы русских войск, которые должны будут спасти Париж от нашествия германских гренадер. Получается, что, исполняя союзный договор с Французской Республикой, мы еще оказываемся должны ей изрядные деньги, и мзду за эти долги с нас могут потребовать сторицей. Например, ваше правительство может пожелать дополнительных политических уступок с нашей стороны, смягчения ввозных тарифов по отношению к французским товарам, или, наоборот, ужесточения позиции по отношению к германскому капиталу, который кое-где у нас пока еще присутствует… Мой рыцарственный брат мог не замечать таких низменных мелочей, но у меня, женщины приземленной и практичной, крайне негативное отношение к подобным финансовым выкрутасам. Хотите нужных вам железных дорог – тогда платите за них сами, а то у меня государство небогатое и после прошедшей войны мы и сами едва сводим концы с концами. А если не хотите платить, то и нам такой договор без особой надобности.

Я попробовал было возразить и сказать, что и в русских интересах не дать германцам хозяйничать в Европе как у себя дома, и вообще, что умные люди всегда могут договориться ко взаимному удовольствию…

– За удовольствиями, – отрезала императрица, – это вам не ко мне, а в «Веселый дом». Я же понимаю только то, что выгодно или невыгодно вверенному мне Господом российскому государству. Несмотря на то, что отчасти вы правы и Германскую Империю тоже надо сдерживать, есть мнение, что слишком тесная дружба с Францией дороговато нам обходится, в силу чего необходимо понизить градус нашего союза. Внезапного нашествия германских гренадер на Париж не будет – и это все, что мы можем обещать Французской Республике. В остальном Российская империя считает свои руки развязанными, а если вы попробуете довести до реализации запланированное вашим правительством «сердечное» соглашение с Британией, то вы лишитесь и этих последних остатков защиты. Идите и передайте это вашему правительству. А еще скажите, что благодаря их неуклюжим маневрам дружбу России им теперь придется завоевывать заново. А я вам не маман, ушибленная датско-прусской войной: на голые антигерманские лозунги не поддамся, мне нужны аргументы повесомее…

И вот на этой оптимистической ноте я был отпущен из Зимнего дворца восвояси. Голова моя гудела и мысли в ней метались испуганными птицами. Если русская императрица осуществит все свои угрозы, то нас, французов, ждет просто ужасное будущее. При этом у меня сложилось впечатление, что, хоть канцлер Одинцов не промолвил за все время и нескольких слов, эта встреча была срежиссирована им заранее, а императрица Ольга только исполнила свою арию как хорошая оперная прима. Мне кажется, что на самом деле именно этот опасный человек ведет Россию по новому курсу, и если мы не найдем с ним общий язык и не заключим соглашение, то это грозит нашей милой Франции очередной военной катастрофой…

[2 августа 1904 года, 17:05. Санкт-Петербург. Зимний дворец. Малахитовая гостиная

Профессор Санкт-Петербургского университета Дмитрий Иванович Менделеев.]

Приглашение на чай в Зимний дворец не то что было особо невероятным, но тем не менее удивляло. Прежде Дмитрий Иванович был обычно вхож только во дворец Великого князя Александра Михайловича на Миллионной, где хозяйкой являлась меценатствующая старшая сестра нынешней императрицы Великая княгиня Ксения. Что касается Ольги, то прежде она не проявляла интереса к науке и ученым. Тихая некрасивая девочка, неудачно пытавшаяся устроить свою личную жизнь и оттого сильно страдавшая. Чтобы забыться, она уехала вместе с братом и мужем сестры на японскую войну, и там каким-то образом оборотилась в свою полную противоположность.

Благодаря вхожести во дворец на Миллионной Дмитрий Иванович в общих чертах из первых рук (то есть из писем и телеграмм Великого князя Александра Михайловича) был осведомлен о ходе той войны. Но он и представить себе не мог, что однажды настанет день, когда скромная девочка Ольга примет корону из рук своего уставшего и разочаровавшегося брата и взойдет на престол Российской империи, на котором в последний раз лица женского пола сидели более века назад.

Опять же, будучи вхож в дом на Миллионной, Дмитрий Иванович свел знакомство и со своими коллегами из будущего: господином Тимохиным и господином Шкловским. Да, далеко шагнула наука за сотню лет, и как сказал господин Тимохин, его любимая «молекулярная механика» в начале двадцать первого века передала свои полномочия совсем другим дисциплинам и имеет лишь историческое значение. Одно лишь знание о строении ядра атома, о протонах, нейтронах и вращающихся вокруг ядра электронах, в том числе и о том, что у некоторых элементов ядра делятся, а у других сливаются, стоило того, чтобы снова и снова приходить в дом на Миллионной.