Ангел для кактуса (СИ) - Евсеева Мария - Страница 47

Она цепляется под локоть к Большому Парню и ведет его к серебристому "Ниссану", а мы с Алексеем смеемся, глядя на то, с каким довольным лицом повинуется Даник.

— Они такие классные! — шепчу я ему, прежде чем сесть на переднее пассажирское сидение "Рейндж-Ровера".

— Правда? Ты тоже это отметила?

— Ага, — киваю я и жду, когда Алексей захлопнет за мной дверцу.

Но он этого не делает.

Несколько секунд Алексей смотрит на меня так, как умеет смотреть только он, и я в который раз боюсь представить, что это может значить. А, представив, волнуюсь: значит ли это, что оно с самого начала означало то же самое?

Не сдержав в себе порыва нежности, я улыбаюсь ему в ответ и позволяю себе первой дотронуться до его руки:

— Спасибо! Это свидание навсегда останется в памяти, как самое незабываемое. — И спешу уточнить: — У кактусов.

Мы снова смеемся и, как мне кажется, оба признаем, что плевать хотели на кактусы! Нет, история опунции и маммилярии несомненно милая и не менее романтичная, чем то, что происходит сейчас со мной, но по большому счету мне нет никакого дела до парочки суккулентов, которая лежит у меня на коленях. Я смотрю на кактусы в симпатичной «одежде» и решаю поскорее от них избавиться. Не навсегда, конечно. Я всего лишь убираю их от себя и ставлю на приборную панель, как можно глубже к лобовому стеклу.

Алексей садится за руль. С его лица не сходит улыбка, которая заставляет мое сердце сжиматься во сто крат сильнее, чем если бы я оказалась в кресле космонавта и испытала бы перегрузки. И хотя я понятия не имею, какие перегрузки испытывает космонавт, я знаю, каким одним емким словом описать то, что чувствую к Алексею.

— Как насчет снимка на память? Посмотри, какие они счастливые, — приподнимает бровь он, намекая на кактусы.

Их счастье и рядом не встанет с моим!

— Если ты настаиваешь, — отвечаю я. Но не той фразой, которая промелькнула в моей голове.

Я достаю из сумочки телефон и навожу камеру на…

— Ну и кого ты собралась фотографировать? — смеется он. Забирает у меня смартфон, переводит в режим фронтальной съемки, вытягивает руку вперед и прижимается плечом к моему плечу. — Ты забыла, как делается селфи?

Но я не забыла. Я помню наше первое совместное селфи. И от теплого прикосновения тут же забываю обо всем остальном.

— Улыбочку! — командует Алексей, но не смотрит в камеру. Я вижу его на экране телефона и смущаюсь оттого, как он смотрит на меня. — По-моему вышло отлично. А теперь на мой!

— Но зачем? Разве этого не достаточно?

— Неа, — с серьезностью возражает он. — К тому же, я хочу обновить заставку.

Убрать свою прежнюю пассию, заменив ее мной? — скоропалительно соображаю я, но тут же ругаю себя за ужасную привычку, от которой я твердо решила избавиться.

Алексей берет с подставки айфон, снимает с него блокировку, и я вижу заставку, которую он решил заменить — фото с нашего пикника, наше первое совместное селфи. Неужели оно так много значит для него? А я так и не осмелилась сделать то же самое, хотя и не единожды собиралась.

— Повторим улыбочку? — спрашивает он, и его лицо оказывается так близко к моему лицу, что я, кажется, перестаю дышать. Меня так и тянет прижаться к нему щекой, но я прикладываю все усилия, чтобы не поддаться своим чрезмерно бестактным желаниям.

Мне нужно смотреть в камеру! В камеру! И только в камеру!

Но расстояние между нами сокращается.

Как в тумане…

Это не я! Точно не я! Он сам ко мне прикасается. И целует. Легко. Нежно. И так неожиданно, что моя голова отправляется в кругосветное путешествие вслед за пони. Щека пылает под его горячими губами, сердце гулко бабахает в груди, и я, окончательно потеряв контроль над ситуацией, разворачиваюсь к нему в пол оборота.

Он море, он океан. Неисправимый романтик, мечтающий о парусах, бурях и мачтах. Он свобода, он свежий ветер. Он…

На мгновение я отрываюсь от его губ, чтобы понять, не сказка ли это, не сон, не моя разбушевавшаяся фантазия, но не смею посмотреть ему в глаза. Мне достаточно ощущать этот запах, такой ненавязчивый, как морской бриз, и притягательный, что хочется вдыхать и вдыхать его! Но он настолько неуловим, что, чтобы насытиться им сполна, следует снова выключить мозг и позволить себе раствориться в нем.

И я выключаю.

И растворяюсь.

И мне кажется, что в этом мире больше никого нет. Да и разве нужен кто-то еще, когда пространство вокруг сузилось до нас двоих.

— Ты уверена, что селфи делается именно так? — едва отстранившись, спрашивает Алексей, дразня меня своей божественной улыбкой, при которой он покусывает нижнюю губу так чувственно, так соблазнительно, что я не в силах выстоять.

— Уверена, — в полголоса произношу я и снова целую его. Но на этот раз коротко.

Он смеется:

— Так вот почему ты не фотографируешься на первом свидании?

И мне нравится, его шутка.

Да! Именно поэтому!

А еще мне нравится, с какой нежностью он накручивает себе на палец прядку моих волос.

— Превратись обратно в статую! — по привычке отмахиваюсь я и тоже смеюсь. — Или лучше поехали! Твои друзья, вероятно, уже на месте, а мы застряли здесь…

— Ты голодна? — проявляет заботу он, и я бесконечно счастлива, что Алексей не статуя, а обходительный джентри.

— Если честно, то очень!

— Тогда, конечно, поехали.

Он возвращает на подставку айфон, который все это время бестолково держал в ладони, удобно усаживается на сидении, и мы трогаемся, попутно пристегиваясь. Город распахивает для нас свои ярко освещенные вечерние улицы, в которых неоновыми огнями мерцают не только вывески магазинов, бигборды, декоративные растяжки над автомагистралями, но еще и что-то такое нематериальное. И это что-то нельзя описать словами или объяснить жестами. Оно светит только для нас двоих.

— Скажи, как давно ты увлекаешься автомобилями? — спрашиваю я, решая заполнить паузу, нависшую над нами. И хотя молчать вдвоем не менее приятно, чем разговаривать, мне хочется узнать об увлечениях Алексея всё.

— Если ты спрашиваешь о количестве машин, которое у меня было, то знай: я — однолюб. И это касается всего.

— Серьезно? — смеюсь я.

— Абсолютно.

— Ты врешь!

Он улыбается, отвлекаясь от дороги на меня:

— Я врал тебе когда-нибудь?

— Нет. Ни разу, — слегка смущаюсь я. Но не могу не добавить: — Но "однолюб" и твои рубашки — понятия несовместимые.

— О, да! — хохотнув, Алексей снова сосредотачивается на размеренном потоке движения. А потом приподнимает бровь и с деланно серьезным голосом сообщает: — Так что… тебе придется делить меня с моими многочисленными рубашками. Свыкайся!

Хорошо, хоть не с Катеринами!

Я делаю вид, что пропускаю мимо ушей его предупреждение, чтобы не дай бог мои розовые пони с визгом не ворвались обратно в родной дом и не заполонили все вокруг своими кружевными чепчиками, балетными пачками, роликами, транспарантами с бредовыми лозунгами, взрывной карамелью и сахарными мармеладками.

— Вообще-то я не об этом, — представив прежний кавардак у себя внутри, сдавленно хихикаю я. — Как давно ты занимаешься реставрацией автомобилей? Я видела «Волгу». Она невозможно красивая!

— Тебе правда нравится?

— Как она может не нравиться?

— Не знаю. Некоторые считают подобные машины хламом, рухлядью и старьем, а увлечение ими — безвкусицей, бесполезной тратой времени. Да и вкладываться в это занятие — сомнительное дело.

— Ты говоришь о ком-то конкретном? — решаюсь спросить я. — Ты говоришь о своем отце?

Алексей некоторое время медлит. Но, возможно, вина тому — нерегулируемый пешеходный переход. Потому что, когда мы вновь трогаемся, он без хождения вокруг да около отвечает мне прямо:

— Да. У меня тоже не все гладко с отцом. Но, конечно, ситуация не такая критичная, как у тебя, — он тянется к моей руке и с чуткостью пожимает ее. И я сжимаю его пальцы в ответ. Этим действием я желаю передать ему самое важное: что я на его стороне. — Я просто хочу, чтобы отец услышал меня и попытался понять: я — не он. И это нормально. Я все равно его сын, а он мой отец.