Артемида. Изгнание (СИ) - Хант Диана - Страница 35

Надо сказать, то, что внешность у меня яркая, я и раньше знала – высокий, по мне так, даже слишком высокий рост – (метр восемьдесят пять!), ярко-рыжий цвет волос (никто, кроме Латаны не верит, что настоящий, в природе таких оттенков просто нет), греческий профиль (чтоб его!), черные тонкие брови дугой, немного ассиметричные, но меня это не портит, скорее, придает такой немного недовольный, даже, пожалуй, стервозный вид, большие, темно-зелёные глаза, и четко очерченные пухлые губы. Канонической красавицей не назовёшь, но внимание я всегда привлекала. А поскольку с детства терпеть не могу, когда на меня пялятся, с начала переходного возраста начала прятаться за широкими, бесформенными штанами, толстовками с капюшонами, майками свободного кроя. Густые, вьющиеся крупными локонами, блестящие и тяжёлые волосы, растущие с космической скоростью, каждый месяц безжалостно обрезались, причём даже на убывающую луну, и без толку. Всё равно каждый месяц прибавлял мне по нескольку сантиметров, с которыми я опять цинично расставалась в ближайшей парикмахерской. Что ж поделаешь, если они никак не поддавались окрашиванию! Чего я только не пробовала! Пыталась их высветлить, затемнить, перекрыть невзрачным русым цветом, даже выкрасить в угольно-чёрный. Никакой реакции, если не считать странной аллергии Людмилы, парикмахера. Причём чем дальше я усердствовала, навещая салон уже с собственноручно приобретенными красящими средствами, по обещанию рекламы, ультрастойкими, мне казалось, что Мила начинает чихать и кашлять, стоит мне только переступить порог парикмахерской. Ладно. Состригаются, и на том спасибо. А что каждая стрижка безвозвратно тупит ножницы, то не моя вина. И не надо мне рожи строить. Это я об администраторе салона. Не виновата я, что так не повезло с внешностью, которую за километр видно. Что уж говорить о косметике – пожалуй, можно и вовсе промолчать. Лана только вздыхала, когда я в пятнадцать лет принялась пользоваться тоналкой. И не для того, чтобы сделать кожу более ровной и гладкой, нет, с этим проблем у меня не было. Не как у нимфы, конечно, но тоже вариант. Я каждое утро перед выходом из дома наносила на лицо и шею тональный крем отвратительного серовато-синюшного оттенка, который как будто специально для больных тифом фавнов изобрели. Шучу я. Не болеют фавны тифом. Это была единственная возможность сделать цвет лица немного более тусклым. Ну, как у всех людей, что ли. И всё равно на меня пялились. Рррр…

Что уж говорить о моём виде, когда я после того, как Ида в последний раз поправила ободок в волосах, и милостиво разрешила взглянуть на себя в зеркало. То существо, что я там увидела, действительно превзошло самые худшие мои ожидания. Хотя, если по чесноку, существо скорее было то, что до.

А когда эльфийка умилительно-завистливо вздохнула:

– Какая же ты красивая, Артемис…

Я и вовсе жалобно застонала.

Передо мной стояла небожительница. Тут ни к пифии, ни к оракулу ходить не надо. Зеленоглазая, с решительно сжатыми пухлыми, четко очерченными губами, высокая, яркая такая, что глаза слепит. Мягкие складки кораллового платья делают округлым всё, что должно быть округлым, золотые ремни подчёркивают тонкую талию. В прорезях туники мелькают умопомрачительно длинные и стройные ноги. Узкие длинные пальцы, изящные запястья. Я никогда себя такой не видела. Какая-то я… Взрослая, что ли? Это как-то грустно. Неожиданно я для самой себя выросла. Захотелось сорвать с себя эти тряпки, умыться, и послать подальше папочку с его Свитком.

Но вспомнила следователя-вампира, уставшего, с сединой на висках, и его равнодушное: «Лицензия на охоту». Вспомнила, как билась в руках поганца-Туманова Ида, и довольный взгляд братца, и его циничное: «Сам бы пил, да людям надо»…

Почему-то опять вспомнилась Каллисто, нимфа с вьющимися каштановыми волосами и большими зелёными глазами из моей свиты, и как будто тупую иглу воткнули в сердце. Обреченный, тупой и равнодушный взгляд зависимого Игоря, полуэльфа, преждевременно обрюзгшего, постаревшего…

Слёзы, застывшие в глазах Латаны, когда она услышала голос Пола в Vampires’ Climb… И поняла – я не отступлю. Я достану этот Свиток даже из-под Земли, верну Силу и память, принадлежащие мне по праву, и потолкую с папиком. Только вот кое-кому ой как не понравится этот разговор, и даю гарантию, это буду не я!

…Не будь я Артемида Астрельская, Вечно юная Богиня Луны и Охоты, Кровожадная Бравронская Медведица!

Наверно, что-то такое промелькнуло в моих глазах, потому что Ида восторженно уставилась на меня во все свои голубые эльфийские глазёнки-блюдца, а потом взвизгнула и обняла за талию. М-да, учитывая, что сама нимфа обуться ещё не успела, а я осторожно балансировала на тонких высоких шпильках, лицом она мне прямо в грудь уткнулась. А потом отпрянула, чтобы платья не помять. Нам ещё впечатление производить на стареющего ловеласа. А как ещё назвать товарища, который в свои сорок девять семьи не нажил, а живет с двадцатилетней моделью?!

Надо сказать, нежно-кремовый, почти белый цвет туники, которую выбрала для себя Ида, изумительно оттенял копну ее непослушных белокурых волос и тонкую, чуть ли не прозрачную кожу. Ткань туники слегка, ненавязчиво переливалась от редких вкраплений-золотинок, драпируя изящную фигурку эльфийки. Двумя золотыми ремешками, завязанными крест-накрест, Ида подчеркнула талию, а на сложную прическу, надежно маскирующую эльфийские уши, в виде пышной сверху, но сужающийся к низу косы водрузила пышный венок из крупных золотых листьев – Ида три венка сплела между собой.

Дивно сверкающие голубым блеском на фоне этого кремово-золотого великолепия огромные кукольные глаза Ида чуть тронула голубыми тенями, а обыкновенная тушь придала её длинным, загнутым кверху ресницам эффект наращённых.

Два квартала, кои нам пришлось миновать до здания, где располагалась выставка, показались мне нескончаемой пыткой – и не потому, что я не так часто хожу на каблуках, нет, с этим проблем как раз не было совершенно. Каюсь, в шестнадцать лет я пошла на поводу у Латаны и прошла полугодовое обучение в подиум-школе, где умение медленно, грациозно ходить, поворачиваться и даже танцевать на двенадцатисантиметровых шпильках вбили в наши организмы намертво. Просто реакции окружающих реально страшно было. И даже не столько за себя, как за то, чтобы смертные, грешным делом, не посворачивали шеи. А Ида – та наоборот, цвела и лучилась счастьем, и даже умудрилась послать воздушный поцелуй какому-то темнокожему парню в кабриолете, тем самым создав на дороге аварийную ситуацию, и мне пришлось за руку спешно уводить нимфу сквозь изумлённо расступающуюся перед нами разномастную толпу.

Подойдя к высоким зеркальным дверям, украшенным мигающей вывеской:

«Добро Пожаловать в Славную, Героическую и Незабвенную Античную Эпоху!»

Я даже не сразу поняла, что мои мучения позади. Знать бы, как я ошибалась!

Внутри, попав в целый лес белых гипсовых и мраморных статуй, я почувствовала странное умиротворение. Вот никогда не впечатлялась подобным творчеством, тем более, никогда не интересовалась античностью, а тут, словно в воздухе разлили что-то иное, настоящее. Не замечая, как Ида нервно теребит меня за пальцы, стряхнув руку нимфы, я, расталкивая нарядно одетую и благоухающую толпу с фотоаппаратами, щебечущую на разных языках и наречиях, устремилась вперед.

Каково же было моё изумление, когда на мраморном постаменте я увидела Пола!

Потрясла головой, отгоняя наваждение, напрасно!

Те же тонкие, фавн меня побери, аристократичные черты, надменное, насмешливое выражение лица, гордый ясный взгляд, устремлённый вдаль, и тонкая, едва заметная, горькая складка у губ. И одет, естественно не в кожу и не в джинсы, а в подобие короткого открытого хитона, не скрывающего литые мускулы и безупречное сложение. Мускулы, твёрдость которых я по достоинству имела счастье оценить ещё в самолёте. Упрямый, немного выдвинутый вперёд подбородок. Словом, никаких сомнений – это был он. Только волосы длинные, кольцами спускаются до плеч.