Девушка из Дубровника - Жилло Анна - Страница 78

Я включила телевизор — какой-то музыкальный канал. Сделала погромче. Как же я им завидовала! У них все только впереди. Вспомнилось: Бобара морской еж, раковина… наш первый поцелуй…

Хотелось плакать — но слез уже не было. И боли тоже. Как будто мне ввели наркоз, и я перестала что-то чувствовать…

Глава 57

12 сентября

Я так и уснула — не раздевшись, не выключив телевизор. Даже будильник не поставила. Могла ведь и проспать. Впрочем, первый самолет в 5.55 этого себе не простил бы: так опозориться в последний раз. Постарался на славу — от его рева я подскочила, как ошпаренная. И вспомнила свой сон, еще такой отчетливый, но уже плывущий, тающий.

Я висела на канате вниз головой, обмотав его вокруг лодыжек. В зеленом трико с блестками — женщина-змея. Канат свисал откуда-то из-под облаков, а далеко внизу шумело море сумасшедшего сине-зеленого цвета. Внезапно оно приблизилось, как будто увеличили масштаб гугло-карты, и подо мной оказался скалистый остров, поросший соснами. А между соснами — цирковая арена. Кто-то сидел на барьере и ждал меня, но я не могла разглядеть его лица. Его все время загораживали то акробаты, то жонглеры, то дрессированный слон. А потом канат оборвался, я полетела вниз и упала в воду. И чьи-то руки вытолкнули меня на поверхность. Кто-то прижимал меня к себе.

«Глеб, — прошептала я. — Я люблю тебя!»

«Да, теперь ты любишь его, — ответил Сашка. — А я для тебя буду просто воспоминанием. И ты не будешь этого бояться. А сейчас плыви. Видишь, вон там оранжевый каяк? Если доплывешь до него, все будет хорошо…»

Поднялся ветер, волны захлестывали лицо. Я плыла из последних сил, но когда до каяка осталось метров пять, он вдруг каркнул, расправил крылья и улетел, выгибая длинную, как у фламинго, шею. А за ним — самолеты. Много-много самолетов, потому что снова началась война, и они летели бомбить Дубровник…

Я вышла на балкон. День обещал быть прекрасным — солнечным, жарким. Но не для меня. Прогноз насплетничал про холод, дождь и ветер в Хельсинки. В Питере тоже. Куртку я положила в самый верх чемодана, чтобы сразу достать в аэропорту, а свитер в сумку.

До начала регистрации оставалось больше двух часов. Я в последний раз сделала растяжку на балконе, приняла душ, позавтракала, собрала то, что еще оставалось.

Как бы Бранко не забыл о том, что обещал меня отвезти. До меня ли ему сейчас?

Но стоило мне подумать об этом, и он постучал в мою дверь. Как ни тяжело было у меня на душе, я не смогла сдержать улыбку, глядя на него — растрепанного, невыспавшегося и до неприличия счастливого.

— Значит, все-таки не поздно? — спросила я, и он улыбнулся в ответ — смущенно, сразу помолодев лет на десять.

— Если бы не ты, я бы, наверно, не решился.

— Да при чем здесь я? Решился бы. Все равно бы решился.

— Во сколько у тебя регистрация?

— В полдевятого, — вздохнула я.

— Тогда где-то в четверть надо выезжать. Я зайду.

Он пошел вниз по лестнице и тут же напоролся на Марику, которая спросила его о чем-то очень ехидным тоном. Похоже, интересовалась, у кого из нас двоих он ночевал. Но, если исходить из того, что ушел он вчера вечером с Лиисой… Я подумала, что взрослые дети не должны жить с родителями, даже в очень большом доме.

Лииса в коротком халатике выглянула в холл, и мы с ней обменялись понимающими взглядами. Марика сказала что-то еще, Бранко простонал: «Майко!..» — и все стихло. Я ободряюще кивнула Лиисе: держись, мол. Она закатила глаза и спряталась.

Я никогда не любила эти последние часы перед отъездом, когда все уже собрано, делать нечего, а время тянется, как резиновое. Но сейчас было особенно невыносимо. Я включила телевизор, пощелкала пультом, переключая каналы, и вдруг наткнулась на запись старого акустического концерта какой-то группы. Судя по кириллице, это был сербский канал. «Да ли си спавала» — появилось название песни. «Спала ли ты».

Это была невероятно красивая и печальная мелодия. Я мало что понимала, но мне показалось, что это песня о нас. Подумала, что надо будет спросить Глеба, что означает «пошалем лептира», но вспомнила, что уже ни о чем не спрошу его. И снова слезы хлынули рекой.

В начале девятого Бранко поднялся за мной. Лииса вышла из своей комнаты и попросила, чтобы мы взяли ее с собой. Чтобы сразу из аэропорта поехать к Глебу. То ли не хотела расставаться с Бранко, то ли просто побоялась остаться рядом с Марикой. На ней были короткие шорты и голубой топик, волосы связаны в хвост, ни грамма косметики. Она выглядела попроще, не такой великолепной, как вчера, но словно сияла изнутри. Мягкая, задумчивая, неторопливая — мне показалось, что она так полна своим счастьем, что боится его расплескать.

— Что тебе сказала мама? — тихо спросила я, когда Бранко зашел в комнату за чемоданом.

— Что ей без разницы, с кем я сплю, но чтобы я больше не женился… как это? По залету? Лучше она заберет внука и сама будет воспитывать.

— У тебя замечательная мама, — усмехнулась я.

В машине Лииса села впереди, и я сзади видела, как они с Бранко посматривают друг на друга. И снова почувствовала острую зависть. Нет, я была рада за них и желала им всего самого лучшего. Но сейчас их радость только подчеркивала мою тоску.

Мы молчали — разговаривать никому не хотелось. Да и о чем? Я была еще здесь, под этим пронзительно синим небом без единого облачка, рядом с плешивыми горами, поросшими кривыми соснами, над морем — бирюзовым у берега и густо-синим на глубине. Но на самом деле меня здесь уже не было. Отпуск кончился — как кончается все на свете.

Остановившись у терминала, Бранко вытащил из багажника мой чемодан.

— Здесь нельзя стоять больше пяти минут, Ника, — сказал он. — Так что давай прощаться. Мне было приятно с тобой познакомиться. И очень жаль, что так все вышло…

— Мне тоже, — я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Тоже приятно. Еще раз передай спасибо родителям. И удачи тебе. Вам…

— Не волнуйся за Глеба. С ним все будет в порядке.

— Послушай, если вдруг что-то… — я запнулась, не зная, как закончить, но Бранко понял:

— Конечно. Если что, я позвоню. Ну… збогом!

— Счастливого пути, — Лииса помахала мне в окно.

Машина давно уже уехала, а я все стояла и смотрела вслед. Потом словно очнулась и покатила чемодан вовнутрь.

Регистрация, досмотр, паспортный контроль… В Дьюти-фри я купила пастилу с лавандой и «Эпидаурум» — то самое вино, которое мы с Глебом пили на набережной. Перед самой посадкой телефон зажужжал — пришло сообщение.

В той единственной книге, которую я прочитала за весь отпуск, героиня вот точно так же улетала из Англии, не объяснившись со своим мужчиной. Она напрасно ждала от него признания в любви, а он — признания, что та беременна. Но вмешались некие мистические силы, он позвонил в последний момент, и все закончилось благополучно.

«Пожалуйста, пожалуйста!» — умоляла я неизвестно кого, пытаясь нашарить в сумке телефон.

Сотовый оператор прислал очередное зашибись-предложение.

Мне захотелось, чтобы все поскорее осталось позади. Сесть в самолет — и чтобы за иллюминатором было только синее небо. И белые облака внизу…

Маршрутку в аэропорту Хельсинки я ждала почти два часа, и это только подтвердило: сказка закончилось. Все вернулось на круги своя. Утром, когда я уезжала, в Цавтате было плюс двадцать шесть. Столица Финляндии, как и обещал прогноз, встретила меня дождем и пронизывающим холодным ветром. Восемь часов до Питера, из них два на границе. И там произошло кое-что, окончательно меня подбившее.

С финской стороны очередь была сравнительно небольшая, но не успели мы отъехать — и сразу встали. Хотелось спать, но стоило только задремать, маршрутка дергалась и проезжала несколько метров. Чтобы тут же снова застрять. Наконец мы добрались до пограничного пункта, вышли и поплелись на паспортный контроль.