Девушка из Дубровника - Жилло Анна - Страница 35

— Три раза в неделю по вечерам. У нас офис в бизнес-центре, на первом этаже фитнес-клуб с тренажеркой. А в Хельсинки дома в подвале себе устроил спортзал. А ты?

— Два раза в неделю на пилатес. Ну и дома каждый день по утрам. Если вдруг толстею, тогда чаще.

— Ты?! Толстеешь?! — Глеб аж закашлялся. — Китеныш, ты офигеть какая красивая, но, не обижайся, тебя все время хочется накормить. Купить тебе мороженое, пирожное, конфет килограмм.

— Бочку варенья, корзину печенья.

— Вот именно. Чтобы ты стала капельку помягче. В некоторых местах.

— Я тебе не нравлюсь? — надулась я.

— Дурочка! — Глеб звонко поцеловал меня в плечо. — Очень нравишься. Но знаешь, нет предела совершенству.

Мы пошли купаться туда, где галька, и, разумеется, все вокруг, особенно тетки, таращились на мой синяк. На синяк, на Глеба, снова на синяк. Кто-то деликатно, стараясь это сделать понезаметнее, кто-то пристально.

— Интересно, что они думают, — усмехнулся Глеб, держа меня за руку, пока мы заходили в воду. — Что я тебя бью или что у нас такой безумный секс? Или и то, и другое?

— Это ж какой должен быть секс, чтобы такой синяк получился?

— Знаешь, даже не очень грубый. На твоей коже — тем более.

В воде мы валяли дурака почти час — все время на грани фола, как озабоченные подростки. Я забиралась Глебу на плечи и прыгала в воду, а он ловил меня за ноги, и его руки все время оказывались в самых неожиданных местах. А еще мы ныряли, обнявшись, и целовались под водой, рискуя захлебнуться. Тетушки средних лет смотрели на нас, осуждающе поджав губы, а вот пенсионеры — наоборот, весьма одобрительно. Видимо, вспоминали шалости своей далекой молодости.

Наконец мы выбрались на берег и без сил свалились на лежаки. Время подбиралось к полудню, давно пора было уйти в тень. О том, чтобы идти куда-то в город обедать, даже думать не хотелось. Я косилась на захудалый пляжный ресторанчик поблизости — может, рискнуть, может, не отравимся?

На камень села большая пестрая бабочка. Маленький краб размером со сливу быстро пробежал бочком, подскочил к ней и едва не ухватил за крыло. В последний момент бабочка вывернулась и полетела через бухту на другой берег.

— Поймал бы — сожрал, — сказал Глеб. — Запросто.

— Сколько их здесь! Бабочек.

— Ага. Просто стада. А теперь представь, сколько для этого нужно было гусениц. Видишь на той стороне горы лысые?

— Ну да.

— Раньше там были сосновые леса. И все гусеницы съели.

— Правда? — изумилась я.

— Нет, конечно.

Ему действительно нравилось вот так меня разыгрывать, подкалывать. Но это было совсем не обидно, наоборот забавно. И я с удовольствием подыгрывала. Иногда включала дурочку, иногда огрызалась, пряча улыбку. Или даже не пряча.

— Послушай, — спросила я, — так ты поедешь в Дубровник?

— Зачем? — удивился Глеб.

— В архив. Ты же собирался. Поискать какие-нибудь записи о сестре, о племяннице.

Он как-то сразу посмурнел. Сел на лежаке и долго молча смотрел, как волны облизывают край платформы.

— Не знаю, Ника, — сказал он наконец. — Я теперь уже не уверен, что мне это нужно.

— Надеюсь, не из-за меня?

— В какой-то степени да.

Я имела в виду только то, что он тратит на меня все свое время, но, кажется, Глеб подразумевал что-то другое. Уточнять он не торопился, а я постеснялась спросить.

— Да и что я там найду? — Глеб подобрал камешек и швырнул в воду. — Записи о браке, о рождении. Что мне это даст? Я вообще теперь не знаю, действительно ли хочу выяснить что-то об отце, Зорице, Даниэле. Все, давай закроем эту тему.

Я лежала на животе, повернув голову на бок, и смотрела из-под шляпы на свою руку. На ветру тоненький золотистый пушок встал дыбом. Глеб медленно провел ладонью, касаясь самых кончиков, и кожа мгновенно пошла мурашками. В горле пересохло, сердце подпрыгнуло и понеслось вскачь. Я зажмурилась и вцепилась в подстилку, когда его губы коснулись позвоночника между лопатками, сдвинулись ниже.

— Глеб, — прошипела я, — тут же люди вокруг.

— И?

Теперь я точно знала, что тот сон на границе был все-таки о будущем. Андрей никогда не целовал меня на пляже, да еще на людях. Он вообще никогда не целовал меня нигде, кроме дома, да и то если мы были одни. Поэтому сейчас мне было стыдно и неловко, но возбуждало просто безумно.

— Что «и»? Я никогда не занималась чем-то подобным при посторонних.

— А хотела бы? — прошептал он мне на ухо, прикусив мочку.

— С ума сошел?

— Нет, правда, хотела бы?

Я прислушалась к себе. Добропорядочная Ника была шокирована и едва не падала в обморок от одной мысли о чем-то в этом роде. Но где-то глубоко-глубоко в темном подвале подсознания сидела Ника ужас какая безнравственная, если не сказать хуже, и вот она-то уж точно не отказалась бы. Эта потаскуха, наверно, запросто снялась бы в порно и выложила ролик на ютуб.

— Советами замучают, — попыталась банально отшутиться добропорядочная Ника.

— Да или нет? — настаивал Глеб, продолжая медленно и тягуче целовать меня в шею.

— Да, — прошептала безнравственная Ника, а добропорядочная тут же добавила: — Но нет.

— Пойдем! Быстрее, собирай барахло, — его глаза горели так же, как утром на балконе, и это лихорадочное безумие передалось мне.

— Куда мы? — спросила я, кидая в сумку свои вещи.

— Здесь недалеко. Мы будем видеть всех, а нас — никто. Ну, почти никто.

Куда только делась усталость? Мы быстро поднимались в гору — сначала по лестнице, потом по петляющим асфальтированным дорожкам. На вершине за деревьями показался мавзолей семьи Рачич, до которого я так и не успела дойти.

— Мы что, на кладбище идем? — удивилась я.

Глеб, не отвечая, тащил меня за руку дальше. Пройдя через небольшое кладбище, мы снова оказались на лестнице, но теперь она вела вниз. С этой, широкой и пологой, по короткому переходу мы вышли на другую — крутую и узкую. В старом городе дома на горе располагались на террасах, между которыми были подпорные стенки и короткие переулки, а вниз с вершины сбегали такие вот улицы-лестницы.

Мы спустились где-то на половину, когда Глеб остановился.

— Здесь, — сказал он.

Перед нами был глухой тупик, который отходил от лестницы под острым углом. Видимо, когда-то там можно было пройти к одному из домов, но потом проход заложили, и остался только темный тесный закоулок.

— Странно, что его не используют вместо туалета, — принюхалась я.

— А про него мало кто знает. Здесь ходят только те, кто живет в этих домах. Если идти сверху, его вообще не видно, а если снизу… Ну, может, пройдет кто-то мимо, увидит нас — и что? Пусть ослепнет. Как ты хотела — и рядом люди, и, вроде бы, нет.

Мы нырнули в темноту тупика, Глеб бросил свернутое полотенце на каменный парапет, подхватил меня за талию и посадил на него. Его руки жадно пробежали по моим ногам, забрались под подол сарафана, и вдруг он остановился, с досадой зажмурившись и пробормотав что-то себе под нос.

Глава 27

— Что? — испугалась я.

— Да то. Или ты думаешь, я по всем карманам таскаю резинки — на всякий случай? Так что… только если альтернативным способом.

Я обхватила его ногами вокруг бедер и подтащила поближе к себе. Вдохнула поглубже, решаясь. Это было глупо. Уж точно не умнее акробатики на балконных перилах. А может, и поопаснее. Но я рискнула.

— Если ты точно знаешь, что у тебя нет никакой… интимной заразы, можно и так.

Глеб внимательно посмотрел на меня.

— Ты уверена?

— У меня точно ничего нет, — поморщилась я. — Стерильно, как в аптеке. Извини, справку с собой не ношу.

— Я не об этом, Ника.

— У меня не может быть детей, — тихо сказала я, глядя в сторону.

— Это из-за того… несчастного случая? — так же тихо спросил он, мягко поглаживая мои бедра.

— Да.

Глеб нагнулся и поцеловал одно мое колено, потом другое. Касаясь губами бедер, подобрал вверх подол. Я уперлась спиной в стену и приподнялась, чтобы он смог избавить меня от лишней детали одежды, которая тут же улетела куда-то в сторону. Его губы и язык щекотно притронулись к пупку, пробежали по животу, томительно медленно опустились ниже. Я зажмурилась и прижалась к стене затылком.