Хлеб могильщиков - Дар Фредерик - Страница 9

– Выключатель слева, – уведомил я.

Он включил свет, потом закрыл дверь и улыбнулся мне.

– Что вам здесь надо? – грубо спросил я.

– Вы отличный парень, Деланж...

– Чепуха, оставьте меня в покое!

– Я знаю, что говорю. Вы отличный парень, и я нисколько не сержусь на вас за тот урок, что вы мне преподали. Но, Боже, как вы больно бьете!

Что ему надо от меня? Его здоровый глаз хитро поблескивал.

– Спасибо, что отпустили мне грехи, теперь нам не о чем больше говорить!

Кастэн бесцеремонно уселся на край кровати.

– Есть о чем... Мне много чего надо вам сказать. Вы видели неприятную, тягостную сцену...

– Скажите лучше, отвратительную, мне больше по душе точные названия!

– Да, отвратительную. Но надо знать, что за всем этим кроется...

Я уселся на постели, спиной упершись в подушку.

– Не нужно откровений, Кастэн! Я этого не люблю... Прошлое людей похоже на большой камень, вывороченный из земли, там полно всяких черных букашек.

– И все же я хочу вам сказать, что если мое поведение и трудно извинить, то, по крайней мере, его легко объяснить...

– Тогда валяйте, это облегчит вашу совесть!

– Не злитесь, послушайте меня!

Ему необходимо было выговориться, как путнику в Сахаре напиться воды. Окажу эту услугу. В конце концов, он был довольно любезен со мной, и я дал ему возможность излить душу. Да и, естественно, я имел право услышать ту историю, что рассказывала Жермена, в его изложении. Себе он приготовил недурную роль. Он был человек большого сердца... Влюбленный, полный самоотверженности, провидец, тот, кто раздвигает ветви, облегчая путь другим...

Из всего этого следовало одно: он любил свою жену и поэтому имел право на мою симпатию, как, впрочем, и на мою ревность.

Когда Кастэн закончил ворошить грязное белье, установилась долгая тишина.

– Вот, – вздохнул он, видя, что я не пытаюсь его прервать, – что вы думаете о моей ситуации?

– Я думаю, что ситуация у вас та же самая, что и у вашей жены. Вы травите себя из-за пустяка... Сколько вам лет, Кастэн?

– Пятьдесят два.

– А ей?

– Двадцать восемь...

– Вы можете посчитать и убедитесь, что могли бы быть ее отцом, вместо того чтобы все обострять, лучше быть на высоте своего жизненного опыта...

– Но я люблю ее!

– Вот именно! Рассмотрим факты: вашу жену еще девушкой соблазнил ровесник. Это нормально, не так ли?

– Да.

– Отлично. Вы проявили великодушие, женившись на ней, но вам-то это, по крайней мере, позволило подцепить девушку, которую, если рассудить, вы никогда бы не заполучили... Вы же, вместо того чтобы холить и лелеять ее, относились к ней как к служанке, и после всего этого удивляетесь, узнав, что она опять вернулась к ошибкам своей юности? Старина, если хотите знать мое мнение, то вы получили то, что заслужили!

– Вот как?

– Сейчас, на вашем месте, я бы воспользовался этой историей, чтобы начать все по-другому. Я бы ласкал ее, стал бы ей другом, вы понимаете, что я хочу сказать?

– Да, понимаю.

– Тем лучше! Время лечит, она забудет эту отвратительную историю. То, что жена осталась с вами, несмотря на возвращение того парня, доказывает, что она к вам привязалась.

В его единственном глазу блеснула надежда.

– Вы так считаете?

– Подумайте сами.

– Да, это верно...

– Ну, так и поступайте соответственно и не наседайте на нее.

Он протянул мне свою желтую лоснящуюся ручонку.

– Спасибо, Деланж!

– Не за что, у меня сегодня приемный день...

– И конечно, о нашей ссоре забыто, не так ли? Вы вернетесь к нам?

– Никогда в жизни!

– Да, да, вернетесь!

– Нет! Здесь я не в своей тарелке. Мне нужна более активная жизнь... Я люблю путешествовать, я люблю Париж... Я...

Я никогда не забуду его опечаленного вида.

– Деланж, вы не должны так поступать... Я не могу внезапно остаться один на один с Жерменой. Вылечите нас!

Это меня тронуло. Да и, впрочем, мне самому надо было снова увидеть ее...

– Договорились...

В течение двух или трех дней жизнь в похоронном бюро приятной я бы не назвал. Мне казалось, что я живу в склепе. Мои хозяева говорили только о самом насущном и избегали смотреть друг на друга. У Жермены был вид побитой собаки. Она, как тень, таскалась из кухни в столовую и, когда наши взгляды встречались, сразу же отворачивалась.

Я чувствовал, что такое состояние долго продолжаться не может. Было отчего сойти с ума. Я продолжал посещать семьи в трауре и нахваливать им товар. Жизнь медленно тянулась. Меня уже узнавали в городе. Женщины прятали от меня глаза, мужчины сразу же предлагали выпить.

Однажды вечером, когда я уходил из магазина, Кастэн сказал мне:

– Я вас немного провожу, подышу свежим воздухом. Я весь день считал, и у меня башка трещит.

Некоторое время мы шли молча, потом он начал:

– Ну, что вы об этом скажете?

Я шмыгнул носом.

– Что тут сказать...

– Да уж... А ведь я делаю все, что могу. Я с ней разговариваю вежливо. Я даже сказал, что прощаю ее...

– А она?

– Как и не слышала! Она издевается надо мной.

– Это у нее пройдет.

– Вы уверены? Я уже заболеваю от этого...

Я посмотрел на патрона. И верно, выглядел он неважно. Кожа была желтее, чем обычно, и под глазами серые круги. Его грызла болезнь. Я готов был спорить, что у него рак или еще какая-нибудь гадость.

– Плохо выглядите, месье Кастэн. Надо бы обратиться к врачу...

Это его поразило. Он ощупал костлявой ручонкой свое лицо, точно слепой. Казалось, он с трудом узнает себя.

– Да, мой желудок не в порядке. Я уже несколько лет болею. А в последнее время я здорово попортил себе кровь... Хорошо, завтра схожу!

Назавтра хозяин отправился к врачу. Лекарем у него был старикашка, вонявший дохлой крысой, я теперь знал его в лицо. Ему было, по крайней мере, восемьдесят лет, и через его руки прошли все, кто родился в этих краях. Спрашивается, чего он ждет, не уступает свой кабинет кому-нибудь помоложе? Ему доверяли все вокруг. Он все еще лечил ангины лимонным соком и плевриты – горчичниками. Но, как ни странно, умирали здесь не чаще, чем в других местах.

Мы с Жерменой сидели за столом и, не глядя друг на друга, молча грызли редиску, когда Кастэн вернулся от врача, чем-то озабоченный.

– Ну что? – бросил я.

Должно быть, он не говорил жене, что собирается к врачу, так как она была удивлена, когда он сказал:

– Буалье обеспокоен. Он советует мне ехать в Париж, в клинику.

– Значит, надо ехать...

Это пугало Кастэна. Он боялся, что узнает худшее.

– На следующей неделе...

– А чего ждать?

– Нет, на следующей неделе.

Мы сели за стол. Он печально выпил свою микстуру. Жерменой снова овладела апатия. Чем больше я на нее смотрел, тем больше желал ее. Моя любовь походила на горящие угли, когда любой ветерок может превратить их в пылающий костер. Глядя на них обоих, я понял, что Кастэн был лишним, и если он исчезнет, то никого не останется между ею и мной.

Она не любила меня, слишком потрясенная своим недавним горем, но именно это и возбуждало больше всего. Я хотел завоевать ее. Желтушный цвет лица Кастэна позволял на многое надеяться... Напрасно я гнал эту ужасную мысль, она без конца возвращалась. Если у него рак, то он скоро может сковырнуться... И я... Нет, это было слишком уж мерзко...

– Надо ехать туда тотчас же, месье Кастэн... Завтра же. Каждый упущенный час...

– Да, завтра, решено, Блэз! Завтра же. Надо с этим покончить...

На следующее утро, когда я толкнулся в двери магазина, хозяина уже не было. На письменном столе лежала записка: "Блэз, я последовал вашему совету. Сегодня ничего особенного не предвидится. До вечера. А. К".

Мысль, что я останусь в квартире один с Жерменой, волновала меня. Я прошел в столовую. Женщины там не было. Я услышал, что она возится в спальне, и постучал в дверь. Не получив ответа, я вошел.