Последний Карфаген
(Повесть. Рассказы. Дневники) - Козлов Сергей Сергеевич - Страница 5

— Странно, что при вас не было никаких документов. Никаких! Записная книжка, между прочим, в кожаном переплете, дорогая очень, но без единой записи. Вы словно собирались жизнь с нуля начинать. Уж не знаю, принадлежала ли вам машина, которая взорвалась в трех метрах от вас, но ключей от нее в ваших карманах не оказалось. Да они, честно говоря, вряд ли понадобились бы. Там только пятно на асфальте осталось. Вы, кстати, выжили именно благодаря силе этого чудовищного взрыва. Вас швырнуло метров за двадцать. Свидетели рассказали. Так вот, ключей от машины в ваших карманах не было, но вот эта связка… — он открыл квадратный, крашенный серой краской сейфик за своей спиной, в котором, судя по всему, лежали в основном редкие медикаменты. — Два ключа от английских замков, а один — то ли от почтового ящика, то ли от камеры хранения…

На стол передо мной легли три ключа на кольце, записная книжка, красивая импортная ручка, часы, бумажник и какой-то странный браслет — цепочка и бляшка, на которой была выгравирована стрела. Стрела, и больше ничего.

— Браслет бронзовый, — заметил мой взгляд доктор, — был у вас на руке. Может, он что-нибудь и значит, а может, просто так. Вам, похоже, он ничего не сказал. А вот ручка оказалась самым интересным из того, что при вас нашли. Это не просто ручка. Точнее, с одной стороны она действительно шариковая ручка, только вот стержень у нее очень короткий. А вот с другой стороны — это мини-пистолет. Сделано под мелкокалиберный патрон. Ювелирная работа.

Я пожал плечами. Откуда я мог знать, зачем мне нужна была в прошлой жизни такая штуковина.

— Удивительно, что следователи не удосужились внимательно ее осмотреть. Вы уж извините, но патрон, который в ней находился, я изъял. Мало ли что. Хотя… Неизвестно, а точнее, вполне возможно, что вас снова попытаются взорвать или застрелить. Наверное, он вам нужен. — И он достал из ящика стола золотистый патрон с серым навершием пули и вставил его внутрь ручки. — Пружина, как я понял, взводится вот этим плавающим держателем. Спуск производится им же. Достаточно только большим пальцем чуть отвести его в сторону. Да, ювелирная работа.

Я снова пожал плечами. На миг мне показалось, что эта огнестрельная система мне известна. Но только показалось и только на миг.

— Да, кстати, меня зовут Владимир Степанович. Вот, на всякий пожарный, моя визитная карточка. Если я еще чем-либо смогу помочь… Дай Бог, моя профессиональная помощь вам не понадобится.

— Извините, — услышал я за спиной и оглянулся. В дверь заглянула голова, и я тут же узнал ее. Это был врач, который несколько недель назад возвращал меня к жизни. — Владимир Степанович, я по поводу… О! Знакомые лица!

— Мне кажется, я должен поблагодарить вас, доктор, — сказал я.

— Ха-ха! А вам-то откуда знать?! — искренне удивился он. — Вы ведь не при памяти были.

— Оттуда, — я многозначительно показал на потолок.

— Забавно, — признал он, — как-нибудь расскажете, жуть как люблю эти истории о клиническом небытии! Расскажете?

— Расскажу.

— Ваша одежда, сами понимаете, пришла в негодность. Близость взрыва, кровь… — голос главного врача повернул меня в другую сторону. — Рядом с клиникой есть неплохой магазин мужской одежды. Там все импортное. Дорого, но вы пока еще можете себе позволить. Пижама, — он улыбнулся, — делает из вас аспиранта-туберкулезника. Вы можете взять все ваши вещи. Да, и не торопитесь покидать наши пенаты. Не торопитесь. Вам следует осмотреться. Походите по городу, но возвращайтесь в палату. Мы еще понаблюдаем вас некоторое время. В этом есть взаимный резон. Три — пять дней погоды не сделают.

— Я думал, я занимаю чье-то место…

— Мы все занимаем чье-то место. А в этот момент кто-то занимает наше место. Так что не торопитесь.

В магазине «Евромода» я обратился к молоденькой продавщице с просьбой помочь мне купить одежду. С сомнением оглядев мой пижамный вид, она спросила:

— Для начала надо знать, какую сумму вы готовы потратить?

— Главврач больницы, — кивнул я за окно, — сказал, что я смогу у вас одеться. И мне понадобится ваша помощь. Мне кажется, я ничего не понимаю в современной моде.

Процедура приобретения достойного вида оказалась не только дорогостоящей (хотя, что я в этом понимал?), но и муторной. Я даже потерял счет времени. Наконец я был одет по ее вкусу.

— Ну вот, из вас получился элегантный новый русский, — подвела итог девушка.

— А что, есть старые русские? — искренне удивился я.

— Есть, но они не позволяют себе тратить столько денег за один раз.

За один раз оказалось — пять тысяч восемьсот тридцать два рубля. Это была стоимость кремовой сорочки, брюк, бежевого пиджака, лаковых коричневых туфель, серебристого галстука и длинного темно-серого плаща. Отбивая чек, я поймал себя на мысли, что пытаюсь вычислить оставшуюся сумму. Около полутора тысяч рублей.

— А цветы где-нибудь поблизости можно купить? — спросил я.

— Через дорогу, у ресторана есть киоск. Там цветы круглосуточно.

Этому обстоятельству я удивился больше всего остального. В «золотом веке» цветы ночью можно было «приобрести» только на газоне близ какого-нибудь административного здания, а рассчитаться штрафом или потревоженной совестью в зависимости от наличия поблизости стражей порядка.

В цветочном киоске, пораженный обилием и свежестью букетов, я потратил еще сто рублей, без всякого сожаления отдав их за три темно-красных розы и несколько веточек зелени. Продавщица — девушка очень похожая на ту, что помогала мне покупать костюм, услужливо завернула мой букет в специальную оберточную бумагу, окончательно поразив мой разум степенью сервиса. Может, подумал я, «золотой век» продолжается, но тут же был наказан за такое отступничество.

На выходе из павильона из-за своей неуместной задумчивости я с ходу налетел на здоровенного парня в кожаном плаще, очень похожего на моих бывших соседей по палате. Разумеется, я вежливо извинился, но он словно и не слышал.

— Ты чё, олень долбанный, шары залил?! — гаркнул он, толкнув меня в грудь со страшной силой, которая вернула меня к прилавку и заставила на него присесть.

Переваривая и осмысливая его замысловатое, по моему мнению, оскорбление, я пролепетал что-то типа: «Извините, но я, кажется, извинился…».

— Да ты в жопу себе забей свои извинения, чё шары-то вылупил, тебя не учили давно?! — и руки его вновь оказались подозрительно близко к моей груди.

Какой-то предохранитель щелкнул в моей раненой голове. Он словно отключил все ненужное, а включил, наоборот, нечто неконтролируемое. Руки мои мгновенно отложили букет в сторону и метнулись навстречу его рукам. В какую-то долю секунды я опасно повернулся к нему спиной, рука его ладонью вверх легла мне на плечо, я вытянул ее вперед до локтя и с силой потянул вниз. Дикий его крик заглушил хруст выворачиваемого локтевого сустава. Последнее, что я запомнил в эти минуты, это испуганное лицо девушки и собственный локоть, ударяющий в горло и без того сломленному противнику. Схватив свой букет, я бросился к выходу, оставив кожаный плащ хватать воздух пухлыми губами и биться бритой, как и у меня, головой об кафельный пол. Только на миг в моем сознании вспыхнуло знание чего-то забытого. Вспыхнуло, заставив больно вздрогнуть сердце. Но тут же погасло, предоставив возникшую внутреннюю пустоту тошнотворному чувству страха.

В больницу я вбежал, распугав и охранников и администраторов, с парадного входа. Быстро переоделся под лестницей в гардеробе. Облачился в больничную пижаму, сложив новую одежду в яркий полиэтиленовый пакет. Наверное, я смотрелся по-идиотски в полосатой пижаме с букетом и пакетом, да и что у меня было на лице? Медсестры, спускавшиеся по лестнице мне навстречу, провожали меня удивленными или сочувствующими взглядами. А мне ничего не оставалось, как вбежать в палату, бросить букет на тумбочку и, сев на кровать, зажмурить глаза, обхватив голову руками. Я не чувствовал ничего, кроме животного страха. Может быть, какой-нибудь психоаналитик назвал бы этот страх мистическим, сродни тому, который испытывает первобытный человек, попав в горнило цивилизации. Мне же о своих ощущениях даже думать было невозможно. Единственное, чего я хотел, это заснуть в позе эмбриона в полной тишине и темноте, чтобы никто меня не трогал. За время этого долгого сна я придумал бы, где мне хочется проснуться. Чуть позже, немного успокоившись, я стал испытывать не только страх, но и стыд. Подумалось: «Я, похоже, не в ладах с этим миром», — хотелось бы знать, как с этим было до второго рождения? Все вокруг было чужим…