Копейщик (СИ) - Парсиев Дмитрий - Страница 48

— Это с крашеной челкой? — уточнила она.

— Да, все верно. Длинные темные волосы, белая прядь на лбу. А что случилось-то?

Ольха потащила ничего не понимающего Хухлю к конюшне, говорить ей приходилось быстро на ходу:

— Мне нужно срочно уезжать. Пожалуйста, на спрашивай. Я все равно не могу тебе ничего объяснить. Хухлик, седлай и выводи Птаху, а я пока забегу в комнату за вещами. Ради всего святого, не медли.

Ольха подтолкнула Хухлю и кинулась к общежитию. «Эльф с челкой! Эльфенок, чтоб тебя. Жеманный, смазливый, крашеный. Незаметный, всегда на заднем плане и на вторых ролях, надо же, ведь ни за что бы на него не подумала! Как же звать-то его? Илларион? Нет. Илерион. Да, точно, Илерион».

Хорошо бы расспросить старого Лиса откуда этот Илерион здесь взялся, но Ольха понимала, что Бартоло не из тех, кто делится сведениями бесплатно, а времени на то, чтобы торговаться с ним просто нет.

Она быстро покидала в сумку свои вещи и побежала обратно. Когда она ворвалась в конюшню, Хухля уже подтягивал подпругу. Птаха недовольно фыркала и перебирала ногами, но увидев хозяйку, успокоилась. Вдвоем они навьючили дорожную сумку, и Ольха, не теряя времени, вскочила в седло. Пока Хухля вел под уздцы Птаху к воротам, она будто само собой разумеющееся отдавала заячьему принцу последние распоряжения.

— Хухля, скажи ректору, что мне пришлось срочно уехать. В академию я скорее всего уже не вернусь, — увидев, как округляются его глаза, она зачастила, — Обязательно, слышишь, как можно скорее заедь на речную заставу, скажи, что я вышла на тракт. Ты понял меня? Вот и отлично.

Пришпорив лошадь, Ольха, поднимая пыль, выехала за ворота, даже не обратив внимания, что проскакала прямо сквозь сторожевого морока. Впрочем, самому мороку это не навредило.

Провожая ее взглядом, Хухля постоял некоторое время засунув руки в карманы, перекатываясь с пяток на носки. Когда Ольха скрылась из глаз, он глубокомысленно изрек:

— Вот что еще ей не ясно на счет собственной взбалмошности? — пожал плечами и, насвистывая, отправился в кабинет ректора.

Глава 23

Глава 23. Возможности хранения данных.

Под полными парусами ладьи шли ходко, а весть о княжеском походе — еще быстрее. Верес почти все время проводил на палубе головного корабля. Он осматривал раскинувшиеся по берегам села и с удовлетворением отмечал, что за последние полвека они разрослись. Приветливо махал рукой, когда население очередной деревни выходило на берег, поприветствовать своего князя. Улыбался, видя мальчишеские ватаги и девичьи стайки. Сто лет худого мира, чтобы не говорили «доброжелатели» всех мастей, пошли на пользу даже в этих краях с суровыми погодами.

Правда, чем выше на север по реке они поднимались, тем реже и меньше становились поселения. Пахоты уступали место рыбацким и промысловым артелям. Еще дальше пойдут совсем уже редкие лагеря лесорубов, пока не начнется полоса отчуждения, предписанная подчиняющим договором. И все равно Верес был доволен, стратегия невмешательства, давала свои плоды, — его народ нельзя было назвать живущим зажиточно, но люди не голодали, жили в относительном мире, а население прирастало, и мало кто знал, каких усилий это стоило.

На пристанях они делали остановки, чтобы взять на борт приписанных к походу Иваном Егоровичем дружинников. Там же дожидались и добровольцы, в том числе, с боевым опытом. И хотя людей не хватало, ладьи шли с половинным составом, кого попало не брали. А только если среди бойцов старой дружины находился поручитель. В этом случае, княжеский казначей выплачивал родственникам приличное пособие, чтобы было на что жить в отсутствие кормильца.

На остановках местные жители выспрашивали дружинников: на кого идет атман всей Урсы? Уж не война ли? — и бывали разочарованы, а иногда и раздосадованы, потому что не верили, что дружинники толком и сами не знают. Однако, проявив сметку, довольно скоро вояки подыскали ответ устраивающий всех, в том числе и самих себя:

— В средиземье идем по княжьему делу, — уже привычно отвечали они с ладей.

— А что ж тогда войско такое?

— А как еще князю в чужие страны прикажешь идти? В одиночку что ли? Значит положено так, чтобы с войском, — и в одном они были уверены полностью, уж кто-кто, а сам князь Верес точно знает конечную цель их похода.

Сам князь Верес, а это и отличало стратега от рядового бойца, собирался достичь сразу нескольких целей. Часть из них была для вдумчивого человека достаточно очевидна: сбор дружины в единый кулак, проверка состояния северного речного пути, торговые переговоры в средиземье. Другая часть — скрытая, глубинная, могла потребовать самых непредсказуемых действий, была не до конца ясна ему самому и требовала вдумчивого осмысления.

На поспешность его выступления в поход повлияло несколько составляющих. Это и отсутствие новостей об украденном камне, и странное поведение Бонифана на переговорах, и новый способ передачи посыла по поводе. А еще новые возможности хранения данных, об этом очень мало кто знал, но в копилке князя это был уже второй прорыв по части увеличения объемов хранения на нифриле. Верес оперся о борт ладьи и, глядя на бегущую воду, погрузился в себя, припоминая как все начиналось…

Четыре года назад ему донесли о том, что на высокогорном прииске Белроги скопилось много копеечных монет. Место и впрямь было труднодоступным. Добраться до него можно было не во всякое время года, требовалась тщательная подготовка и обязательное установление хорошей погоды. Выработка нифрила шла хорошо, а вот спуск его вызывал множество трудностей. Продовольствие, орудия и утварь оставляли чуть ниже, и чухи поднимали его сами, а забирать монеты по договоренности должны были люди Вереса. В итоге, монеты покрупнее забирались полностью, а запас копеек копился год от года, достигнув весьма существенной, даже для княжеской казны, суммы.

Тогда Верес распорядился придать к отряду, отправленному на очередной нифрильный мен, одного из своих наукарей, как раз из только образованного в ту пору левого крыла НИИ. Этот наукарь по имени Витуся носился с идеями механизации производств, привнесенными им со Старшей Сестры, отчего и был сочтен пригодным для выполнения поставленной князем задачи. Собою он представлял ходячее противоречие. Был почти полностью лыс, но зато остатки волос за его ушами топорщились как загривок рассерженного кота. Ему было далеко за тридцать, но вел себя как сущий ребенок. При этом Витуся действительно был и умел, и мастеровит, и изобретателен.

На прииск его как поклажу затащили с немалыми усилиями, сам он к горным восхождениям оказался совершенно не приспособлен. Зато он довольно быстро разработал нужные чертежи подъемных и спусковых механизмов, блоков, лебедок и рассчитал смету требуемых материалов. Можно было спускать Витусю вниз и приниматься за работу, но тут испортилась погода. Начались пурги, потом сходы лавин, а потом время было упущено, и Витуся застрял на зимовку.

Занять себя на прииске было совершенно нечем, но Витуся не мог сидеть без дела. Он довольно скоро сошелся со старшиной чухов и был допущен, правда в качестве наблюдателя, к «обкатке» нифрила. Он слышал раньше, что добытый нифрил обычно встречается в виде плоских камушков со скругленной кромкой. И полагал, что для придания ему окончательного «монетного» вида его шлифуют. Услышав такое предположение старик чух рассмеялся:

— Нет, Витуся, нифрил не шлифуют, он сильно прочный, — сказал он, — Пойдем, я тебе покажу как «катают» нифрил.

Чухский старшина привел Витусю в «обкаточную», обустроенную в скальной полости. Он объяснил, что нифрил, когда на него накладывают приказ, сам по себе греется и обгорает. Причем задача обкатчика состоит в том, чтобы обжечь с камня все лишнее, сохранив «решетчатый строй», тот который образовывает ячеистую решетку. Ибо именно по количеству ячей определяется ценность монеты. Чух подошел к куче наваленного в углу нифрила и выбрал один из камней.