Слабое звено (СИ) - Кунцев Юрий - Страница 62

— Не очень, но вполне ожидаемо. Тебе нужно расслабиться.

— Я расслаблена.

— И не напрягаться. Старайся вкладывать в действия минимум усилий. Не напрягай мышцы без необходимости.

— Поняла, — ее налобный фонарь своим ярким лучом растворил разноцветную палитру, и выловил из темноты отчетливые контуры развилки, — Передо мной три коридора. Вверх, прямо и вниз.

— Не путай меня, сестренка. Перед тобой коридоры к носу, левому борту и корме. Тебе надо в сторону носа.

— Замечательно, — выгнула она спину, чтобы заглянуть вглубь носового коридора, и пробежалась взглядом по вертикальной лестнице, наспех собранной и прикрепленной к палубе болтами, стяжными ремнями и проволокой, — Значит, минимум усилий?

— Подниматься все равно придется.

Почти вся работа неизбежно упиралась в это слово — «придется». Это была универсальная точка опоры, с помощью которой перемещали горы, оживляли сломанное и укладывались в сроки ценой многих литров пота, крови и слез, возносимых на алтарь космической индустриализации. Никто никогда не задавался опасными вопросами вроде «зачем» и «почему», потому что все ответы неизбежно стекаются к единому знаменателю — «придется».

Ирме пришлось вновь подняться на ноги. Потоптавшись на месте несколько секунд, она убедилась, что опираться на пятку вполне безопасно, прикрепила чемоданчик к карабину у себя на поясе и полезла наверх. Как она и предполагала, в перчатках с филлерами было неудобно хвататься за лестницу, и каждая ступенька заставляла балансировать между опасностью сорваться вниз и опасностью заработать еще один спазм… и сорваться вниз. Она забиралась наверх осторожно, не столько хватаясь за лестницу, сколько обнимая ее. Проползая мимо поперечного коридора, она увидела легкое движение света за углом и через несколько ступенек перед ней выросла громоздкая фигура скафандра, слепящая ее фонарем и почему-то заставившая ее почувствовать себя очень маленькой. Щурясь от яркого света, Ирма помахала рукой фигуре, и та помахала в ответ. Обмен приветствиями закончила, и они разошлись по своим делам.

Ирма наконец-то смогла увидеть то, в существовании чего совсем недавно могла легко усомниться — прогресс ремонтных работ. Ей открылись коридоры, с которых грубо сорвали облицовочные панели, не менее грубо вырвали из переборок какой-то бесформенный металлолом и полным ходом заменяли его на новенькие кабели, сверкающие заводскими ярлычками и еще не потертой изоляцией. Кое где в луче фонаря сверкали мутными бликами лужицы гидравлического масла, из некоторых переборок торчали громоздкие башни из направляющих профилей, печатных плат, шлейфов, проводов, рукавов высокого давления, газовых редукторов и кусочков бывших облицовочных панелей, исписанных мелом. В дальнем углу из теней вырастали стройные синие баллоны, на которых кто-то зеленой краской написал жирную букву Н прямо поверх маркировки О2. Все имело свою ценность, и из всех газов, хранящихся на борту, именно кислород сильнее всего упал в цене, и был обменен по выгодному курсу на самое доступное вещество во вселенной.

Вынужденное безумие, в которое при других обстоятельствах было бы невозможно поверить.

Ирма продолжила путь к носу, заворожено разглядывая внутренности корабля, с которых недавно срезали некондиционную плоть, и мыслями погружалась в темные недра, куда был доступ только по спецприглашениям. Вновь изогнув свое тело в непривычном положении, она задрала голову и увидела конец коридора. Не тот конец, который обычно принято видеть на космических кораблях, а окантованный оплавленными краями обрыв, за которым находилась кромешная тьма, поглощающая свет фонаря, пережевывая его в крошку и возвращая едва заметными отблесками звезд. Но ее путь лежал не туда, и она облегченно вздохнула, сойдя с лестницы в поперечный коридор и вновь ощутив под своей ногой надежную опору.

— Ты почти пришла, — комментировал Карлсон, — Люк в техношахту находится в палубе и открывается внутрь…

— Я знаю, — вырвалось из Ирмы, когда она приблизилась к выглядывающему из палубы квадратному люку, — Уже случалось по ним ползать.

Пока она открывала люк, очередной спазм выжал боль из ее правого предплечья, и она решила, что пора сделать двухминутный перерыв. Каждая прошедшая секунда кровью била по вискам и сопровождалась нетерпеливой дрожью в конечностях. Отсчитав полторы минуты, Ирма не выдержала тяжести тишины и покоя, резко встала и вдавила крышку люка в мрачное нутро шахты, куда уже никто не осмелился протягивать гирлянды, лампы и прочее барахло, которое грозило превратить космонавта в живую пробку. Ее встретили лишь темнота и пустота. Карлсон посоветовал лезть ногами вперед, и Ирма последующие несколько минут упорно следовала его совету. Ранец жизнеобеспечения цеплялся за края палубы и настырно отказывался вписываться в лаз. Ирма нервничала, кряхтела, сопела, ругалась себе под нос, и наконец Карлсон услышал вскрик, возвестивший о еще одной сжавшейся в страданиях мышце. Он повторял, что ей нужно расслабиться, а она лишь сжимала зубы костяной решеткой, из-за которой просились на волю обидные эпитеты. Еще никогда в жизни она не ощущала себя настолько толстой. Ее неоднократно навещала мысль, что ранец с жизнеобеспечением надо ненадолго отстегнуть от торса и оставить его болтаться на паре кислородных шлангов и пучке проводов, чтобы он хоть на минуту перестал увеличивать ее объемы туловища, но Карлсон словно прочел ее мысли и строго запретил ей это делать.

— Да! — воскликнула она, наконец-то уместившись в тесную трубу с квадратным сечением, от обожженных стенок которой многократно отразился неровный свет, заливая пространство тускнеющим сиянием, — Я внутри.

— А теперь не спеши, сестренка, сделай глубокий вдох… — начал проговаривать Карлсон почти по слогам, — …и скажи, не забыла ли ты чемоданчик с запчастями в коридоре?

Ее пальцы на всякий случай шевельнулись и с удовлетворением наткнулись на препятствие в виде рукояти.

— Нет, он со мной. А были прецеденты, когда их забывали снаружи?

— Нет. И надеюсь, что не будет. Тебе надо отползти назад метров на двадцать, пока не увидишь тройку.

— А почему я ползу ногами вперед? — вопросила она сквозь наводнившие эфир шорохи.

— Когда ты отработаешь в этом костюме смену, и почувствуешь себя живым трупом, последнее, что тебе захочется, — это возвращаться ногами вперед, так что лучше тебе заранее преодолеть все трудности.

Пыхтя и кряхтя, она плечами ощущала, будто шахта сжимается и норовит ее раздавить. Толкаясь руками и ощупывая путь ногами, она преодолевала по считанным сантиметрам трудностей за ход, и через три метра ее плечи зажглись усталостью и потребовали отдыха. Она вновь взглянула на часы и охнула — от четырехчасовой смены было отсечено уже двадцать три минуты и три мышечных спазма, а она до сих пор не сделала никакой полезной работы. Она засуетилась, совершила еще один толчок, и выпустила промеж стиснутых зубов досадливый утробный рев — от четырехчасовой смены было отсечено уже двадцать четыре минуты и четыре мышечных спазма.

— Полегче, сестренка, — равнодушно бросил Карлсон, словно каждый день смотрел шоу о страданиях космонавтов в металлическом гробу, — Не нужно торопиться.

— Что я вообще собираюсь ремонтировать?

— Глубинный контур фотонной системы.

— Да, я уже поняла, что это не часть теплообменника. Но за что именно отвечает этот контур?

— За управление кормовыми репульсионными проекторами.

— Так это же сейчас самая приоритетная система в очереди, — сказала Ирма просто потому, что ей отчаянно захотелось произнести это вслух.

— А вот и нет, сестренка, — послышалось самодовольство в голосе, — Самое приоритетное сейчас — наладить энергосистему.

— Но ведь все ради этого, — упрямо настаивала она, — Чтобы в первую очередь запустить репульсионное поле. И только потом озаботиться о запуске двигателей.

— Технически да, но фактически…

— Значит, мне все же нужно торопиться, — вновь зашевелилась она, червячком вползая в глубины металлической норы, — Ты мне только что напомнил, что в любой момент нас всех тут может превратить в космический пар.