Слабое звено (СИ) - Кунцев Юрий - Страница 47

— Эмиль! — крикнула она еще громче, — Какого черта, я тут умираю, а ты там кулинарное шоу ведешь?!

— …в большую кастрюлю. Чем больше, тем лучше. Добавляете туда столовую ложку оливкового масла, ставите на средний огонь и сразу засыпаете туда всю эту овощную смесь…

— Эмиль, черт тебя побери, ответь, если ты меня слышишь!

— …по одной чайной ложечке кумина, корицы, соли и молотого перца. Обжаривайте все это примерно пять минут, только постоянно помешивайте. Вам следует добиться консистенции где-то между супом и овощным рагу. Затем сразу опрокидывайте туда фасоль, нут и несколько хорошо порезанных помидорок. Именно порезанных, а не расплющенных — не повторяйте моих ошибок…

— Эмиль, ты что, издеваешься надо мной?!

— …фарш рекомендуют сначала обжарить, а потом слить лишний жир и добавить фарш к овощам, но я не вижу ничего плохого в говяжьем жире, так что смело можно сразу вываливать фарш в ту же кастрюлю. Пока все это варится, вам нужно будет подготовить листья петрушки…

Она еще раз пробежалась пальцами по клавиатуре и отправила проверочный сигнал. Сигнал затерялся в эфире и не вернулся — радиостанция игнорировала все сигналы с ее скафандра. Тут план спасения снова обрывался.

Из ее груди вырвался утробный крик, на который было способно лишь отчаявшееся животное, попавшее в челюсти к крокодилу. А тем временем шлемофон объяснял дальнейший план действий:

— …и вот только тогда добавляете две столовые ложки бальзамического уксуса и можете накинуть сверху еще соли и черного молотого перца. Перемешайте все это как следует, накройте крышкой и ждите, пока эта смесь снова закипит. Дальше вам надо будет проявить терпение…

Терпение Ирмы иссякло окончательно. Она свалилась на колени и стянула с себя скафандр. В ней не унималось чувство, что сдаваться рано, и надо сделать что-то еще. "Что-то еще" обозначало, что если от смерти не уйти, то нужно правильно сдаться на ее милость. Ее взгляд упал на нож, валяющийся на палубе, и она поняла, что нужно сделать.

Нужно упечь Игоря за решетку.

Если она уйдет из жизни, то на своих условиях. Надо было лишь сделать пару штрихов… пару кровавых и возможно болезненных штрихов. Рукоять ножа практически вросла ей в руку, и Ирма услышала, как лезвие с тихим жалобным звоном просит несколько глотков крови. Она осмотрела себя и выбрала для кровавой росписи правое плечо. Кто-то должен был рассказать правду об Игоре, и если это будет не она, то пусть это будет ее труп. Полоснув себя ножом по плечу, она поняла, что не чувствует боли, и продолжила росчерк. Кровь потекла вдоль руки и начала рубинами срываться с кончиков пальцев, но Ирма не останавливалась. Злость и обида заставляли ее получать от полосования собственной плоти едва ли не мазохистское удовольствие, и она уже фантазировала, насколько круглыми будут глаза Игоря, когда ему предъявят тело, на котором написано его имя.

«Меня у…»

Ее рука задрожала, противясь продолжать вырезать на коже слово «убил». Это было простое слово, состоящее из четырех знаков, так почему же она так боится всех его проявлений? Ответ был прост — тело продолжало бороться и ни на секунду не допускало мыслей о том, чтобы сдаться. Оно наотрез отказывалось расписываться в собственной беспомощности, да еще и на собственной плоти. Рука отказалась подчиняться, и в яростной схватке отчаявшегося разума против бунтующих инстинктов тряслась и описывала в воздухе хаотичные узоры. Пальцы разжались, и нож звякнул о палубу.

Остался самый последний и самый отчаянный вариант, который она еще не испробовала.

Она окончательно потеряла счет времени, силам и крови, выпущенной через различные раны. Она даже забыла, что происходит, и лишь абстрактно понимала, что если немедленно что-то не предпримет, то бесславно умрет посреди космоса по какой-то невероятно плохой причине. Отхлестав себя ладонями по щекам, она ощутила прилив бодрости, необходимой для отчаянного шага, и полезла обратно в скафандр.

Технические шлюзы были родственны техношахтам — тоже тесные, тоже для крайних случаев и тоже полагающиеся на механику, поэтому заблокировать их с расстояния не мог никто, даже такой криминальный гений, как Игорь, который, как могло показаться, предусмотрел все. Как он смог все это организовать, в голове попросту не укладывалось, ведь для этого ему нужны как минимум две вещи: допуск к системам Ноль-Девять второго уровня и навык работы с Марвином. Насколько она знала, ни того, ни другого у него не было, а даже если бы и было, то ему потребовалось бы учесть еще кучу нюансов, вплоть до отсутствующих на складе режущих инструментов. Кто-то ему помог, но кто это мог быть, она не успела даже предположить, потому что сразу же после того, как в гермошлеме загорелся индикатор, обозначающий герметичность, она прыгнула в технический шлюз, спешно захлопнула за собой люк и сожгла тем самым за собой мосты.

— Скафандр мой друг, — повторяла она на каждом выдохе, ожидая конца шлюзования, — Скафандр мой друг. Этот скафандр мой друг.

Она попыталась представить, что сейчас внутри скафандра болит вовсе не ее тело. Она отреклась от своего тела, отказываясь слушать его сигналы, и просто продолжала повторять, что скафандр ее друг, заполняя свою голову звуком своего голоса.

Шлюз открылся, и наружу выплыла громоздкая фигура, от которой тянулся страховочный трос, словно пуповина. Трос свободно скользил у нее на поясе и на обоих концах оканчивался карабинами. Карабины требовалось поочередно пристегивать и отстегивать от выступающих из обшивки страховочных рымов, а это требовало концентрации, которая почти целиком уходила за распев священной мантры:

— Он мой друг. Он мой друг. Он мой друг.

Она чувствовала себя канатоходцем, и каждое сложное действие грозило сбросить ее в пропасть безумия. Где-то на самом краю своего сознания она пыталась сплести план дальнейших действий, но весь план оканчивался лишь на моменте, когда она огибает корабль и через дорсальный шлюз входит на первую палубу. Что ее там ожидает, она уже даже не пыталась представить, а просто перебирала магнитными подошвами пластины деформационного корпуса и периодически наклонялась, чтобы произвести операцию с карабином.

— Скафандр мой друг, — повторяла она, глядя на звезды, и боялась вдохнуть полной грудью, разрезая кислородную смесь на мелкие порции, — Он мой друг.

Самый короткий путь от вентрального шлюза к дорсальному составлял около полутора сотен метров, но ей показалось, что она вышагала детскими шажками марафонскую дистанцию и потратила на нее добрую половину своей жизни. Аварии, заправки водой, переломы и выращивание растений остались где-то в далеком прошлом, настоящее было наполнено пустотой и неопределенностью, а будущее скрывалось где-то в дорсальном шлюзе и не вызывало ничего, кроме чувства первобытного страха перед неизвестностью. Она вдруг поймала себя на мысли, что не хочет, чтобы ее дорога кончалась. Она хочет подольше задержаться в настоящем, где никто ей не угрожает, никто не приказывает, никто не пытается ее убить и никто не напоминает ей о том, что она, возможно, худший космонавт в истории. Это был секундный момент ясности, и она переехала его товарным составом одинаковых фраз:

— Он мой друг. Он мой друг. Он мой друг.

Любой шахматист знает, что нервное напряжение порой может утомить человека не хуже физического. Ирма не была шахматисткой, но быстро усвоила эту истину. Постоянная концентрация на каждом движении выпивала из нее жизненные соки, заливала потом ее лицо и сковывала в ее теле даже те мышцы, о существовании которых она и не подозревала.

Настал момент, когда пришла пора в последний раз отстегивать карабин и открывать дорсальный люк. Корабль поприветствовал ее нишей, залитой красным освещением, и она без тени сомнений погрузилась в нее, закрыв за собой люк. Шлюз начал наполняться воздухом, и лишь услышав приглушенное шипение Ирма разглядела открывающиеся перед ней перспективы: ей предстояло взойти на первую палубу, из которой нет других выходов, и столкнуться лицом к лицу с человеком, который пару миллионов лет назад пытался отравить ее азотом.