Всего лишь барбос!
(Рассказы) - Фролова Майя - Страница 3

Женщины с суровыми, постаревшими лицами молча качали головами. Все будто ждали чего-то: то ли объяснений, то ли ещё каких-то вестей, которые докажут, что произошла ошибка и дядя Гриша не трус, не предатель, а честно сложил голову в бою. Но такие вести не приходили.

Юля Павловна, учительница четвёртого класса, послала Лесю, Томку и Ларису к Эльке, чтобы они уговорили её ходить в школу. На уроке она рассказала несколько случаев, как в революцию дети отрекались от отцов, которые шли против Советской власти, и под конец сказала, что дети не в ответе за отцов, тем более такие маленькие, как Элька. Из Эльки, конечно, получится хороший советский человек, только нельзя её оставлять одну. От горя человек один дичает и не может разобраться, где настоящая правда.

— Вы же дружите с Элькой, — добавила Юля Павловна, — помогите ей.

— Было да сплыло, — презрительно сказал Петька, которого-ребята звали Барином с косичкой. Это прозвище прилипло к Петьке после того, как проходили по истории походы Суворова. У Петьки на шее росла косица, напоминающая солдатский парик суворовских времён, а стричься Петька не любил.

— Раз она предатель, якшаться с ней не стоит! — добавил Юрка Козлов.

— Всё равно, яблоко от яблони недалеко катится, — пискнул Лёнька Рыжиков и спрятался за парту.

Мальчишки были непреклонны.

Элькины подружки сидели как пришибленные. Им было жаль Эльку, а как защитить её, они не знали, После уроков они пошли к Эльке, но на стук им никто не открыл.

В тот же день у Шурки на чердаке вечером собралась тимуровская команда. Шурка был Тимуром. Правда, никто его не выбирал, но, во-первых, сарай, где устроили штаб, был в Шуркином дворе, а во-вторых, Шурка был всех старше.

Настроение у Шурки было плохое. Что же теперь с Элькой делать?

Все молча расселись. Коптилка на столике мигала, и лиц почти не было видно. Только блестели глаза да тёмными полосками алели галстуки. Сегодня в галстуках пришли все.

Юрка Козлов перелистнул страницу в дневнике тимуровской команды и приготовился писать. Он был секретарём.

Все с ожиданием смотрели на Шурку.

Шурка встал и, обдумывая каждое слово, начал говорить:

— Надо решить, как быть с Элькой… Исключить её из команды?.. Из пионеров-то её не исключили! Но в школе другое дело, мы же в команду принимаем не всех, а только самых преданных. — Шурка помолчал, хотел ещё что-то добавить, но решил, что и так понятно, и сел на место.

— Исключить её из команды — и дело с концом. А там пусть с нею в школе пионервожатая возжается, воспитывает, — ехидно протянул Барин с косичкой.

— «Исключить, исключить»! — передразнила его дочка учительницы Лариса, которую все уважали за то, что она много читает книг. — А если и вправду дети не в ответе за отцов?

— Надо позвать Эльку и спросить у неё, — сказал секретарь Юрка и сильно покраснел. Несмотря на своё «боевое» прозвище, которое само получалось из его фамилии, Юрка всегда смущался и краснел, когда ему приходилось говорить прилюдно. — Может, она, ну как его… отрекается?..

— Зовите, — снисходительно согласился Петька, — только так она и придёт, ждите!

— Не придёт, так приведём! — тряхнула Томка своей копёнкой: её выгоревшие на солнце, подстриженные неровной лесенкой волосы были похожи на растрёпанную копёнку.

Но Эльку не пришлось приводить. Ей уже было невмоготу сидеть дома и смотреть, как страшно молчит мама. Она видела из окна, что на Шуркином чердаке замелькал огонёк, а потом, пятясь, спустились по лестнице Томка, Лариса и Леся и направились к её дому.

Элька вышла на крыльцо.

— Идём, там тебя ждут, — деловито сказала Томка.

— Здравствуй, Элька, — смущённо добавила Леся, но Элька молча пошла вперёд.

Когда Элька появилась в проёме чердака, все с любопытством уставились на неё. Да, Элька здорово изменилась. Или это тени от коптилки легли на лицо, и оно казалось сильно похудевшим и тревожным?

— Ближе подойди, — сказал Шурка.

— А бить не будете?

— Бить пионерам не положено, — солидно ответил Шурка. — Мы… мы будем тебя судить! — вдруг неожиданно даже для себя сказал он.

Все удивлённо притихли. Элька подошла к столу.

— Пиши, — кивнул Шурка Козлу. — Как тебя зовут?

— Элька…

— А полностью?

— Эльза… Балукова.

— Эльза? — переспросил Петька так, будто не знал этого давным-давно. — Почему тебе дали немецкое имя?

— Не знаю. Дали, и всё.

— Зато я знаю! — Петька победоносно посмотрел на Шурку. — Твой отец немец или немецкий шпион. А то на что ему тебя Эльзой называть, русских имён нету, что ли?

— Что ты, Петька, к ней пристал? Откуда она знает, почему её так назвали? Может, просто понравилось? Вот у меня в книжке есть одна девочка Эльза, очень хорошая, помогала бедной старушке! — Тихоня Леся выпалила всё это одним духом, высоким напряжённым голосом.

— Подождите! — остановил их Шурка. — Скажи, Элька, ты отца своего любишь?

Элька подняла голову, посмотрела Шурке в глаза и нерешительно протянула:

— Да-а…

Петька даже присвистнул.

— А что он убежал с фронта, дезертиром стал — всё равно любишь?

Даже пламя коптилки замерло.

— Он, никак, отец мой… И… тихий он такой, забоялся, наверно…

— А если бы все забоялись, тогда что? — встрепенулась Томка. — Мой двоюродный братан с гранатами под танк лёг и не забоялся!

Теперь пламя скакало, будто коптилку кто тряс нарочно. Все кричали, махали руками, стараясь доказать Эльке, что русские никогда врага не боялись и оружия не бросали.

— Мой папаня тоже тихий, мухи не обидит, а уже два ордена получил и сам живой-здоровый, — будто самой себе, негромко сказала Надя Закорякина.

— Не забоялся твой отец, Элька, а струсил, — веско сказал Шурка. — Ты нам прямо скажи, отрекаешься от него или нет?

И тут из Элькиных глаз ручьями потекли слёзы. Все растерялись. Никто раньше не видел, чтобы Элька плакала. Она старалась сдержать слёзы, но это у неё не получалось. Наконец она выдавила что-то похожее на «да».

— Что «да»? — переспросил Шурка.

— Отрекаюсь…

— А может, ты тоже забоишься и струсишь, когда припечёт?

— Нет! — Элька уже не плакала.

— Докажи!

— Давайте!

— Вот что. — Шурка встал, оглядел всех. — Пусть Элька докажет, что ничего не боится. Тогда она останется с нами.

Такое предложение тимуровцам понравилось. Но придумать испытание Элькиной храбрости оказалось не так просто.

— Пусть она пойдёт ночью в лес и чего-нибудь принесёт, — нерешительно сказала Леся, которая оставила бы Эльку в команде без всяких там испытаний.

— Тоже мне испытание нашла! — пренебрежительно отмахнулся Петька. — Да мы с батей вдвоём на сенокосе по месяцу жили. Он в село за куревом уходил, а я вовсе один оставался.

— Нет, это не годится, — возразил Шурка. — Думайте лучше.

— Нам учительница читала про этих, как их, которые давно жили, римляне, что ли. Так у них один руку на костре спалил, чтобы враги видели, какой он сильный и их не боится. И не пикнул, — неопределённо сказала Томка.

Элька невольно спрятала руки под кофту.

— Это был Муций Сцевола, — объяснила всезнайка Лариса. — Только как же Элька без руки будет жить? — со страхом спросила она.

— Мы же не фашисты, это они людей пытают, — сказал Шурка.

— Чего гадать? Пусть Элька переплывёт Тавду — и дело с концом! — предложил Петька.

Это было бы проверкой смелости не только для десятилетней Эльки. Переплыть Тавду решался не каждый взрослый. Ляжешь на воду — другого берега не видно. Правда, к осени большая вода спадала, и мальчишки иногда гурьбой переплывали на тот берег, но назад возвращались в лодке и потом долго хвастали. Эльке предстояло переплыть реку весной и вернуться, конечно, без всякой там лодки. Но ведь это и было испытанием.

День выдался ветреный. Солнце то и дело укрывалось тяжёлыми белыми облаками.

Чтобы не помешали взрослые, решили уйти подальше от посёлка, туда, где начинался густой сосновый бор. А кончался он неизвестно где…