Пасынки (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 33

— Полагаю, что не единственный. Но выбор в любом случае за высокородной княжной. Её никто не заставит выйти замуж за человека, если она этого не желает, поскольку она, единственная выжившая из своего Дома, является одновременно и его главой. Но нашим младшим сыновьям и дочерям придётся большую часть времени проводить среди знатной русской молодёжи, чтобы избрать среди них достойнейших. Такова была воля моего отца, и я не вижу причин, чтобы нарушать её.

— Ты произнёс немыслимые ранее слова, князь Михаэль, — грустно проговорила княгиня Аэнфед. — Никогда и никому ранее не приходило в голову породниться с людьми. Но ты прав, как бы мне ни было неприятно это признавать. Интересы народа превыше интересов отдельных альвов, независимо от знатности. Моей внучке ещё предстоит это понять.

— Благодарю тебя, высокородная княгиня.

— С этим вопросом всё ясно, — голос князя Энвенара, прирождённого воина, звенел металлом. — Как мы признали над собой власть государя Петра, как мы склонились перед богом людей, так же должны уважать законы общества, в котором нам досталось жить. Мы отличаемся от людей, и без этого уважения нас сочтут нечистой силой и просто перебьют. Русские в этом смысле ничем не лучше немцев. Недаром вера людей числит гордыню одним из худших грехов. Но есть ещё и гордость. Если отринуть и её, то мы быстро превратимся в кучку холопов, увешанных драгоценностями.

— Гордость — не гордыня, от неё отказываться — не меньший грех, — кивнул князь Таннарил. — При дворе государя я видел и гордых людей, и, как ты верно выразился, холопов, увешанных драгоценностями. Потому наш народ должен представлять тот, кто, будучи политиком, не станет пресмыкаться перед императором. Характер государя… довольно сложный. Он не признаёт авторитетов, не терпит, когда им пытаются помыкать, склонен к злым шуткам и вспышкам гнева. Но при этом неглуп, упорен, целеустремлён и невероятно работоспособен. Зная его достоинства и недостатки, можно остаться самим собой при его дворе. Это он дозволяет лишь тем, кто ему полезен.

— Иными словами, гордость — привилегия полезных, не так ли? — снова заговорил Келадин.

— Позвольте напомнить, высокородные, что мой ушедший отец относился к приближённым точно так же.

— Ранее это не относилось к людям, высокородный князь…Михаэль, — князь Келадин буквально расцвёл невероятно дружелюбной улыбочкой — следовательно, на уме у него какая-то пакость. Вот и сестра как бы невзначай скрестила указательные пальцы — призыв к осторожности. — Безусловно, твой опыт, полученный при дворе государя, бесценен, и теперь ничто не мешает тебе делать карьеру… лично. Но позволь нам самим определять судьбу своих Домов.

— Позволь также напомнить тебе, князь Даниэль, — с ответной улыбкой того же свойства ответил Таннарил, назвав и его по крёстному имени, — что были в нашей истории альвийские государства, управляемые советом глав Домов. То есть не управляемые, по сути, никем. Стоит ли напоминать, что жизнь подобных образований была весьма недолгой? Их либо включали в свой состав более сильные государства, вроде того, что основал мой отец, либо завоёвывали иные расы.

— Наши холопы — потомки тех неразумных альвов, — задумчиво сказала княгиня Аэнфед.

— Да, это так, княгиня Екатерина. И их пленение нашими Домами было поистине актом милосердия, если вспомнить судьбу завоёванных гоблинами. Полагаю, князь Даниэль не желает тому, что осталось от нашего великого народа, ни судьбы холопов, ни судьбы мертвецов?

— А князь Михаэль столь проницателен, что прозревает подобную судьбу, если мы поступим согласно моему плану? — улыбка Келадина как-то внезапно скисла.

— Да, если мы не сплотимся перед нешуточным вызовом, который бросил нам этот мир. Или князь Даниэль настолько проникся идеями моего ушедшего отца, что готов подчиняться непосредственно человеку?

— Государю.

— Государю-человеку, князь Даниэль… Ты молчишь, значит, не готов смирить свою гордыню.

— Император не позволит создать государство альвов внутри государства русских, — Келадин, судя по серьёзности его лица, пустил в ход свой последний козырь.

— Я понимаю это не хуже тебя, князь Даниэль. Никакого государства альвов создано не будет. Нас слишком мало для этого. Нас и в момент пересечения границы миров было недостаточно для захвата и удержания сколько-нибудь приличной территории. А к тому моменту, когда численность народа станет достаточной, мы слишком прочно врастём в Россию. Нет, нет и ещё раз нет. Мы будем соблюдать законы и обычаи этой страны, тем более что ничего постыдного нас делать не вынуждают. Мы будем полезны этой стране и её государям настолько, насколько это возможно. Но следить за этим, направлять народ и предостерегать от неверных шагов должен один из нас. Только так мы сможем сохраниться, со всей нашей многотысячелетней памятью и славой.

— Если бы не твоя молодость, князь Михаэль, я бы не был против твоей кандидатуры, — проговорил Маэдлин. — Семь столетий или около того…

— По сравнению с людьми, князь Дмитрий, мы все одинаково стары и мудры.

— Это верно, — улыбнулась княгиня Аэнфед, переглянувшись со своим молчаливым супругом. — И так же верно то, что мы теперь тоже смертны. Чем старше будет новый Высший из Высших, тем меньший срок ему будет отведен. Потому и я, и мой супруг отказывается от чести быть избранными.

— Я и не надеялся, — улыбнулся Энвенар. — Ибо ни в коем случае не политик, и вся эта придворная возня меня не привлекает. Лучше я послужу императору так, как умею — своим мечом.

— И это славный меч, — признал Келадин. — Полагаю, высокородные склоняются к кандидатуре князя Михаэля?

— Думаю, что иного выбора у нас попросту нет, — со вздохом заключил Маэдлин. — Если, конечно, высокородная княжна Арфеннир не будет настаивать на своей персоне.

— Что вы, высокородные, я чересчур молода, чтобы решать за весь народ, — синеглазая девочка внезапно смутилась и мило порозовела. — И, хотя князь Таннарил стоит за противные моей душе браки альвов и людей, я не вижу никого иного, кто смог бы достойно представлять всех нас перед государем.

«Чего я и добивался, — подумал Аэгронэль… то есть Михаил Петрович. — Маэдлин и Келадин могли бы организовать серьёзный отпор, но первый слишком умён, чтобы сеять раздор именно сейчас. А второй слишком труслив, чтобы пытаться в одиночку играть против всех. Итак, победа».

Оставались ещё церемониальные речи, но князь Таннарил и впрямь мог поздравить себя и сестру. Отцовский венец не покинет их Дома, это уже решено. Но отстоять право наследовать отцу — это всего лишь начало. Теперь начнётся долгий, упорный, кропотливый труд администратора. То, к чему старый князь Таннарил всю жизнь готовил своих сыновей. Потому его наследник сейчас не улыбался.

Он, младший из всех, сделает всё, чтобы быть достойным его памяти.

— Верховный Тайный совет… А нас с тобою государь император не пригласили. Не достойны.

— Что-то ты, друг мой, невесел. Неужто оспорить указ государев хочешь?

— Не время язвить. И не желаю я ничего оспаривать, тем более, что учреждение Верховного Тайного совета суть деяние полезное… ежели повернуть, как надо.

— Но при Петре Алексеиче нам в нём не бывать.

— Именно. А наследнику всего девять лет.

— Наследовать могут и цесаревны, друг мой. И Ивановны, Анна с Катериной да Прасковьей. Даже прачка чухонская. Да хоть и ты, если имя твоё в государевом тестаменте будет вписано. Кого государь пожелает вписать, тот на трон и усядется.

— Слишком много претендентов, ты прав. Не лучше ли будет сделать так, чтобы их стало поменьше?

— Тише ты!

— Не трясись, нас не услышат, я позаботился. Наследник должен быть один, и именно тот, кто родовитых в первую голову станет чествовать. Тогда всё будет наше, и всё повернём, как захотим. Слушай же меня. Государь со своей чухонкой сейчас в разладе. Разлад сей следует углублять всеми силами, дабы не примирились они, но ежели государю будет угодно потребовать развода, приложить все усилия, чтобы Синод тянул с оным подольше. Никак нельзя допустить, чтобы царь снова женился и сына родил. Да и плох он, как бы не помер ранее. А как испустит он дух, так прачку не медля ни часу в монастырь, по соседству с царицей Евдокией[20] поселить… Далее — следует поторопить венчание цесаревны Анны Петровны и отбытие ея высочества в Киль. Пускай там голштинцами правит вместе с муженьком своим. Остаются Елизавета и Наталья. Девкам много не понадобится — вместе с матушкой под клобук, и вся недолга. Но прежде того следует отдалить чёртова пирожника. Много силы забрал, хам безродный. Этому есть что терять, коли государь помрёт, и драться за власть он будет до смерти. А на него опираясь, и прачка, и дочери её смогут на престол взобраться.