Пасынки (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 32

Её муж согласно кивнул, не сказав ни слова. В этой семье, насколько было известно, все решения принимала княгиня. Супруг, высокородный и прекрасный князь Аэнфед, не блиставший никакими выдающимися способностями, ни за что бы не возглавил Дом после гибели отца, если бы не упорство и влияние жены. Потому князь Таннарил приберёг козырь — спасённую внучку княгини Илраниль — чтобы выложить его прямо на совете. По крайней мере, один голос в его пользу теперь будет точно.

— Княжна Ларвиль из Дома Арфеннир — это ещё одна сияющая звезда на нашем небосклоне, — тем не менее, князь Маэдлин был настроен скептически, что не замедлил высказать. — Но ей, если я не ошибся в подсчёте, всего тринадцать лет. Сможет ли столь юная дева достойно представлять здесь своих ушедших родичей?

— Княжна не по годам умна, горе вынудило её повзрослеть до срока, — негромко ответила ему Раннэиль. — Я говорила с ней сегодня утром. Она в полной мере осознаёт свою ответственность перед Домами.

— В таком случае призовите княжну Ларвиль, — вынужден был согласиться Маэдлин, выдав своё недовольство лишь тем, что слегка дёрнул кружева на манжете.

Почему-то князю Таннарилу не понравилось его нарочитое увлечение человеческой модой, хотя камзол был по-настоящему хорош. Что-то Маэдлин темнит. То ли сам рассчитывает стать Высшим из Высших, то ли намерен отстаивать принцип «каждый сам за себя», чтобы без помех присоединяться к той или иной придворной партии. И если первое ещё можно понять, то второе неизбежно приведёт к растаскиванию влияния Домов на двор государя, превратив альвов из единой силы в растопыренную пятерню.

Если эти подозрения верны, князя Маэдлина следует изолировать в совете. Но сперва следует убедиться в их истинности.

Тем временем вернулась Раннэиль с воспитанницей. Девочка выглядела донельзя серьёзной и сосредоточенной, и поклонилась высокому совету с достоинством истинной альвийской княжны.

— Приветствую вас, Высшие, — её голосок ни разу не дрогнул, когда она заговорила высоким стилем. — Искренне благодарю вас за то, что вы дали мне право говорить от имени Дома Арфеннир. Я, последняя из этого Дома, клянусь быть достойной моих родных, погибших в огне войны.

«Слишком много церемоний, слишком много слов, — подумал князь Таннарил, впервые в жизни допустив такую мысль при виде глав Домов, пространными речами приветствовавших юную княжну. — Если мне удастся их убедить, начну реформы. Сейчас мы не можем себе позволить роскошь тратить драгоценное время на говорильню». В первый раз за многие столетия князь ощутил нетерпение. Он едва удержался от того, чтобы не поторопить своих излишне церемонных сородичей. Но вот наконец приветственные речи утихли, княжна заняла своё место в кругу глав Домов, и настал его час.

Он должен быть убедительным настолько, чтобы даже оппоненты не смогли поднять свой голос против. А что может быть убедительнее правды? Пример энергичного и не особо каверзного в достижении целей государя перед глазами. Пётр Алексеевич шёл напрямик, сметая препятствия на пути. Такой метод с альвами может не сработать. Но сказать то, что должно, без завуалированных предупреждений, которые можно толковать двояко… Да. Только правда без прикрас и драпировок. Высокородное собрание будет шокировано? Ну и пусть. Пусть осознают опасности, грозящие народу даже здесь, где над ними простёрта рука государя. Тогда, скорее всего, примут нужное решение.

Князь Аэгронель ушёл в тень, в глубину души. Перед высоким советом выступит князь Михаил Петрович.

— Высокородные собратья мои, — начал он, лёгким кивком головы, украшенной отцовской диадемой, выразив уважение к собравшимся князьям, княгиням и княжнам. — Впервые со времени Изгнания, и с того дня, как нами была осознана вся глубина катастрофы, мы собрались, чтобы решить дальнейшую судьбу народа. Вернее, того немногого, что от народа осталось. Ещё не все выжившие воины преодолели путь в Россию, но и так ясно, что народ наш на пороге исчезновения.

Дав высокородным несколько секунд на осознание ужаса их положения, князь обвёл их холодным взглядом и продолжил.

— У меня было время, чтобы оценить обстановку, проверить кое-какие выводы и узнать поближе многих из приближённых государя, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо и непреклонно. — Во-первых, местная знать немедленно сплотится против нас, если мы вздумаем отвергать брачные союзы с ними. И если кто-то думает, что это неважно, что мнением каких-то там людей можно пренебречь, то этот кто-то не извлёк никаких уроков из нашей катастрофы. Точно так же ошибаются и те, кто считает, что сможет безнаказанно манипулировать своими ещё слишком слабыми связями при дворе. Едва лишь объект манипуляции догадается, что его используют, как он станет нашим злейшим врагом. И одному богу ведомо, сколько времени ему понадобится, чтобы нас отправили обживать огромную Сибирь… Я надеюсь, все вы знаете, что люди следят за каждым нашим шагом. Если для кого-то это новость, ставлю в известность. Малейшая ошибка во взаимоотношениях с институтами русского государства или с людьми, его населяющими, может стать причиной недовольства императора. Как это ни прискорбно для нашего самолюбия, но мы в его полной власти. Пожелает — возвысит. Пожелает — уничтожит. Потому я склонен продолжить курс моего умершего отца, направленный на сохранение народа с одной стороны, и на его встраивание в схему русского государства с другой. Опыт немцев, поколениями живущих в России, работающих на благо России, связанных родственными узами с русскими, но остающихся немцами, нам в помощь… Первейшая задача нашего народа в этих условиях — увеличиться в числе настолько, насколько это возможно. Вторая, не меньшая по значимости задача — сохранить наше единство и единоначалие. Один из нас, Высший из Высших, должен представлять народ перед лицом государя и направлять деяния Верных Домов на благо народа и приютившей нас России.

После него ещё несколько долгих, показавшихся вечностью, мгновений царила полная тишина. Казалось, альвы перестали даже дышать, слушая эту речь. Князь крепко заподозрил сородичей в том, что они усомнились в здравии его рассудка. Или в свою очередь подозревали подмену. Года ещё не прошло с того дня, когда Аэгронэль из Дома Таннарил призывал к кровавой мести, и только воля отца вынудила его смириться с подчинением человеческому государю. Что могло измениться за это не столь уж долгое время?

— Мы все с безграничным уважением относимся к словам главы Дома Таннарил, — с непривычной мрачностью проговорил наконец князь Маэдлин. — Он истинный наследник своего мудрейшего отца. Однако не ослышались ли мы, когда князь Михаэль упомянул о брачных союзах с местной знатью?

— Нет, князь Дмитрий, никто не ослышался, — раз уж в ходу христианские имена, извольте, так и будем обращаться к высокому совету. — С превеликим сожалением вынужден заявить, что без родственных связей со знатнейшими Домами России нам здесь не выжить. Русская знать не менее горда и самолюбива, чем мы, и не простит пренебрежения ею. Отсюда и мой призыв к увеличению числа нашего народа. Пусть старшие из наших детей сохраняют чистоту крови, но младшие смогут вступать в браки с дочерьми и сыновьями местной знати, не подвергая народ риску вымирания. Половина на половину. Если мы неукоснительно будем соблюдать это правило, народ вообще и Дома Высших в частности не только сохранятся, но и умножатся.

— Родниться с людьми — мерзость! — резкий, ледяной от гнева голос девочки Ларвиль, вклинился в разговор взрослых.

— Я обязательно учту твоё мнение, высокородная княжна Арфеннир, когда ты достигнешь возраста пятнадцати лет и сможешь вступать в брак, не нарушая ничьих законов, — ответ князя был не менее надменен и холоден. — Полагаю, мой старший сын достаточно знатен, чтобы претендовать на твою руку.

— Позволь, князь Таннарил, но разве твой сын единственный, кто может претендовать на руку княжны Арфеннир? — вкрадчивым голосом поинтересовался князь Келадин, самый прожжённый интриган из всех союзных семей. Из тех, кто выжил.