Опрометчивые желания (СИ) - Скорова Екатерина - Страница 54

— И что же я могу дать им? Я ведь той же королевской крови, что и братья… Даже, может, более голубой, чем их.

— Достаточно пообещать им землю и спад налогов — и они вырвут свои сердца ради тебя! Поверь, я не питаю иллюзий. Львиная доля моих людей — воры и убийцы, но и у них есть мечта о сытном куске и паре грядок с бобами. Я лишь прибрал их к рукам и нашел применение этой силе. Кое-кого припрятал, других — устроил на службу в секретные ведомства, остальных — приютил и накормил. И теперь они верят, что я могу больше, поведу их крушить Тауэр или громить тайные канцелярии. Но всё это — пустой звук, если не будет национального символа, идеи. Выходит — без тебя все мои старания канут в лету.

Виктория молчала. Прислушалась к себе — и обнаружила, что чем дольше слушает Генри, тем сильнее боится. Всё ее существо дрожало и сжималось, когда слова Трейтора обретали образы, сливались с кровавыми образами из учебников. Одно дело — родить, и тем лишить единокровных братьев власти, другое — встать во главе толпы. Толпы в большинстве своем неуправляемой, жаждущей отмщения и расправы. Виктория была мала годами, но не умом и понимала — бунт не пощадит никого. Будь то полицейские или случайно подвернувшиеся люди, не успевшие юркнуть в безопасное место. Реки крови — это совсем не то, чего хотелось, что согрело бы душу. И потом — если тот самый народ, ради которого она мечтала свергнуть братьев — кишевшие за стенами бродяги и оборванцы, невесть чем промышлявшие, нужна ли ей такая победа?

Додумать Виктория не успела, Генри, похоже, истолковал ее молчание по-своему — грубо притянул к себе и поцеловал. Жадно, задыхаясь от восторга. Горло перехватило, обдало жаром. Но прежде, чем она успела что-то сообразить, руки сами отпихнули Генри, добавляя вдогонку пощечину. Он замер, тяжело дыша и сжимая кулаки. Взгляд туманный, налитый страстью. Мгновение — и он отвернулся, выдохнул, обхватил голову руками.

— Прости-прости! Я позволил лишнего, но… Виктория, ты так хороша! Ты так нужна мне!

Вскочив со стула, он бросился к двери, откуда доносился топот и шорохи, ухватился за ручку двери и обернулся, словно хотел попрощаться. Взмокший, взъерошенный, похожий на уличную собаку. Викторию захлестнула жалость, еще додумывая о том, что без пальто он точно замерзнет и, возможно, простудиться, она бросилась вдогонку. Бросилась, понимая и принимая, что тем самым согласится на всё…

— Извини, — смущенно пробормотал Генри, разглядывая расплывавшееся на простыне красное пятно. — Я не думал… И потом, ты говорила, что могла быть беременной…

— Да… — Виктория и сама растерялась. — Меня касался мужчина… Там, — выдавила она, чувствуя, как разгораются щеки.

— Так же, как я? — не унимался Генри.

— Не совсем… Он коснулся руками… — большего она не могла вырвать из себя. Смущение и стыд связали язык узлом.

— Руками! — воскликнул он, и Виктория вздрогнула, представляя, как вся ночлежка подслушивает у стен и двери. — Вики, неужели никто не сказал тебе, что от рук детей не бывает?

Похоже, его это здорово развеселило, а вот она начала злиться. Кто он такой, чтобы потешаться над ней? Да, с маленькой девочкой королевской крови никто не заводил интимных бесед. Да и повзрослев, она считала ниже достоинства пытать ушлых горничных или более опытных светских дам об этом.

— Не дуйся, — целуя ее в лоб, проворковал Генри и притянул Викторию к себе за плечи. — Теперь ты моя! Только моя! А тряпки отдай Освальду, он отстирает.

Виктории показалось — она упадет в обморок от стыда. «Ну, уж нет, — решила про себя. — Скорее сама пойду ночью на реку, чем позволю Освальду стирать свой позор». Странное дело — в уме она считала свершившееся стыдным делом, а сердце отбивало лихорадочную чечетку, ликовало, обмирая от каждого нового поцелуя. Кляня себя, Виктория сильнее прижималась к крепкому молодому телу любовника и вспоминать забыла о том, что когда-то у нее была другая жизнь.

Глава 42

Несмотря на хорошее настроение, охватившее Лори Пинчера после полученной вчера записки, у него всё валилось из рук. С самого утра он опрокинул таз с водой для умывания и больно ушиб мизинец на правой ноге, кухарка пересолила омлет, сыр скис, а обеденную газету мальчишка на побегушках Сэм притащил промокшую насквозь, хотя дождя не было уже неделю.

— Простите, сэр, — виновато шмыгая носом, лепетал он. — Я не успел проследить, когда это случилось. Возможно, кто-то поливал цветы, и вода попала на бумагу…

Доводы оборвыша не походили на правду, ведь промокла только газета, рукава и ладони Сэма были сухими. Оставалось только удивляться, каким надо быть нерадивым слугой, чтобы позволить себе нарочно испортить господину день. Приказав управляющему отвесить мальчишке палок, Лори слегка успокоился и снова погрузился в предвкушение назначенной встречи. Он ликовал — она сама позвала его! Сама! Скромная и неприступная даже в плену констеблей и во власти Шелди-Стоуна, что и вовсе из ряда фантастики, Мари захотела тайной встречи именно с ним! Лори довольно потирал руки и жмурился, разглядывая сквозь щель между занавесками солнечные лучи.

— Поистине, этот день создал Господь! — воскликнул он, потягиваясь в шикарном кресле, обитом тигровой шкурой.

Мех зверя ласкал ладони, запах томленой форели и печеного картофеля, проникавший в комнату через открытую дверь, возбуждал аппетит не только к еде. В животе словно закопошились червячки похоти — тонкий стан и широко распахнутые светло-карие глаза, стиснутые кулачки… Как же она хороша! Воспоминания о том, как Мари лежала на стуле в пыточной канцелярии — с искусанными в кровь губами, бледная и заплаканная — взбудоражили еще сильнее. Не терпелось сорваться с места и умчать на Грин-стрит, но ждать в обшарпанной комнатенке желанный объект и выслушивать сетования предприимчивого портье не хотелось.

— Джозеф! — прокричал Лори, звеня колокольчиком.

Дворецкий появился в ту же секунду, словно подсматривал за дверью.

— Да, сэр.

— Аннет не появлялась?

Лори сам удивился, почему вспомнил про эту неблагодарную девчонку. Она снилась ночами, грозила пальцем и скрывалась за занавеской. Сон казался забавным, будто детская страшилка, которая у взрослого человека вызывает только улыбку, но Лори неизменно просыпался в холодном поту. Еще когда Аннет жила у него, в ее присутствии он терялся и не мог сдерживать страх. Эта девица завладела его разумом, душой, и теперь Лори не знал — плакать или радоваться от того, что она сбежала. В любом случае, ее паспорт находился у него в кабинете, поэтому устроиться на мало-мальски приличную работу у беглянки не выйдет. И тут Лори понимал, что Мари не просто так просила захватить бумаги на сестру. Скорее всего, она прячет Аннет и идет на встречу только ради нее. Тем лучше. Жалость и сострадание всегда играют злую шутку с теми, кто им следует. И в том нет его вины — Мари сама залезет в клетку, а потом — захлопнет дверь. В этом Лори не сомневался, наоборот, мысли о ее беспомощности, насильственной покорности сильнее подогревали чащу страсти.

— Нет, сэр, — кудрявая голова дворецкого склонилась в почтительном ответе.

— Дрянь, — прошептал Лори, а вслух добавил. — Нагрей мне ванну, да поживее! К пяти я должен быть во всем лоске.

— Как прикажете, — Джозеф поклонился и направился к выходу.

— Да, прикажи запрячь экипаж к четырем — мне еще надо заехать в ювелирную лавку.

Дворецкий не ответил, лишь замедлил шаг, а потом скрылся в дверном проеме.

Лори развалился в кресле, вытаскивая из кармана золотые часы. Половина второго. У него еще масса времени, но поторопиться не мешало бы. Стоит ли потребовать обед прямо сейчас? Лори задумался, всматриваясь в секундные стрелки. Но погрузиться в мысли не дал шорох занавесок. Обернувшись, Лори всмотрелся в силуэт, возникший у окна. Там стоял бледный мальчик, дрожа и дуя на синие ладошки. На миг показалось, что это Сэм, но очертания лица не совпадали — этот мальчишка выглядел совершенно изможденным: с заостренными чертами лица и впалыми щеками. К тому же он был прозрачен, словно соткан из дыма. Лори недовольно свел брови — как мальчишка попал сюда? Не хватало, чтобы трущобный оборванец обчистил его дом, пока прислуга смотрит сквозь пальцы. Лори хотел крикнул Джозефу, чтобы он выкинул щенка, но слова застряли в глотке.