Возмездие
(Повесть и рассказы) - Старовойтов Валерий Иванович - Страница 23

— Командир, вот объясни мне, темному человеку, почему так получилось?! Вот ты воевал за свободную Россию! Я отстраивал деревню, которая и должна была быть опорой России, при этом продолжая дела своего деда, пришедшего в Сибирь по столыпинской реформе, опять же во имя процветания России! И мы в одночасье стали врагами народа на нашей земле, почему? — Игнат задрал голову к звездам, а потом неожиданно добавил: — А может, земля и есть ад для других планет?!

— Да ты романтик, Игнат Матвеевич, — Усков натянул поводья. — Про планеты ничего не скажу, астрономии не обучен. А вот знаю точно, что России уже нет! Есть страна социализма, что означает уравниловку и обесценивание самого труда. Он построен на попрании традиций и Бога, а это уже бесовщина. Ад здесь, в Сибири, устроили такие, как Долгих и его соратники из НКВД! Они просто бесы, играющие жизнью и смертью простых людей, как в поддавки.

Григорий объявил привал. Ужинали продуктами с ограбленного магазина в Тигино, не разводя костров. Лично проверив выстроенные караулы, Усков собрался пару часов вздремнуть, отправив Тимоху пасти коней. И только сон начал обволакивать, бросая в объятия горячей Марии, как его в бок резко толкнул Селиванов:

— Командир, лазутчицу поймали!

Григорий открыл глаза, в свете полумесяца он разглядел перед собой силуэт высокой женщины в туго повязанном платке до самых бровей и бабьей приталенной телогрейке, подчеркивающей красивую фигуру.

— Почему ты считаешь, что это не заблудшая овца из наших, решившая прибиться к возлюбленному в отряде? — Потянувшись, Усков спрыгнул с тачанки.

— Так это, проверяю часовых, смотрю, она через озерцо по-тихому переправилась и каждую лошадь на лугу по холке гладит, а потом снова на берег к лодке, где я красавицу и встретил! — Игнат рассмеялся. — Коней, видимо, сильно любит!

— Считать умеет хорошо.

— Не понял!

— Чего понимать, коней она считала! Тимоха где?

— А хрен его знает, в тачанке нет! — Тучи закрыли небо, и стало совсем темно.

— В лодке смотрел?

— Зачем?

— Любовь и предательство на войне, Игнат, всегда рядом!

— Ты прав, гражданин начальник, к тому же война всегда насилие. Твой сучий ординарец рыб кормит за то, что изнасиловал меня, когда вы Тигино взяли. Холки лошадей гладила, потому что у наших «Т» выжжено, так и нашла вас. Ты же кузнец, сам сколько раз так животину мучил, а теперь людей, рожа бандитская! — Женщина с криком рванула фуфайку и выхватила из-за пояса гранату.

— Командир! — Неистово заорал Селиванов, сбив того под тачанку.

Григорий задыхался, но, упершись спиной в землю, приподнял мертвое тело своего заместителя, придавленного обломками колес и покореженным пулеметом. По полю в панике носились силуэты бойцов, пытаясь оседлать спутанных коней, те вставали на дыбы и истошно ржали. Наконец Усков с трудом выбрался из-под завала. Не слыша своего голоса и не чувствуя тела, дико заорал, выстрелив из нагана в воздух:

— Прекратить панику! Построение! — Разбитая голова кружилась, ноги подкашивались. Григорий рухнул на колени и начал рыгать через половину женского тела с вываленными внутренностями.

Ночь опустилась на тайгу. Медведев лично проверил караул, если таковым для военного человека можно было назвать двух мужиков с вилами на опушке леса и одного на самой высокой сосне, как на сторожевой вышке. Бывший комполка царской армии отчетливо себе представлял, что для большинства из этих людей скоро бой будет первым и последним в их жизни. Словно в подтверждение его слов над головой жутко прокричала сова, разорвав тишину. Легкий ветерок накатил запахи жареного мяса.

Темный силуэт в блеклом свете, исходящем откуда-то снизу, возился у ямы. «Вот так и рождались народные сказки и байки про лешего», — Николай улыбнулся и нырнул в шалаш, чтобы вздремнуть пару часов. До выступления и соединения с отрядом Ускова осталось два дня.

Старый Мансур всю ночь поддерживал угли в огромной яме и трепал дичь, напевая родные татарские песни о любви и свободе. За два года каторги он наконец-то был счастлив. В яме поменьше, рядом с пнем, на котором сидел старик, была замешана глина. Кругом шумел вековой лес, который можно было не трогать топором, а сделать из него слушателя мудрых речей Мансура. За ямой спали взрослые сыновья Аббель и Бабид, живые покуда и здоровые, хвала аллаху! Старый, безграмотный человек не понимал, за что он с сыновьями был сослан с башкирских степей в Сибирь, имея всего по три коня в каждый дом. Сегодня он не думал о тех страшных событиях, мурлыча бесконечную песню о том, что нет плохих и хороших людей, ибо всемилостивый аллах через каждого из нас посылает испытание другому. Мансур изредка бросал взгляды на большую группу земляков, которые спали вповалку прямо на земле. Старик был поваром в отряде командира Медведева, строгого, но справедливого, как их покойный мулла, которого красные утопили в колодце за то, что не давал взорвать мечеть. Мансур готовил для земляков еду. Ему надо было каждую птицу намазать черемшой, посолить, затем облепить глиной и бросить на угли.

Ночь начала уступать утренней поре разноголосицей птиц, крадущимися клубами тумана между стволами деревьев и свету, играющему разноцветной слюдой в капельках росы. Дежурный отряда начал бить в бубен к подъему. Вскоре к старику образовалась живая очередь. Люди омывали руками лица в вознесении молитвы к аллаху и получали жаркое. Одну птицу Мансур давал на четверых, порядок был строгий и неукоснительно соблюдался. Дичь второй день привозила конная разведка отряда Медведева. После завтрака строились, потом разбивались в шеренги и нападали друг на друга с кольями в рукопашной. Сам командир был учителем и наставником, и даже чемпион их села по национальной борьбе Куреш его сын Бабид и тот всегда проигрывал схватку Медведеву.

Но сегодня после завтрака они не сражались на палках, а изучали странную для Мансура машину с красивым названием «пулемет», которую привезли вчера вместе с провизией. Радости старика не было предела, это были конина и рис, бочонок растительного масла и настоящая морковь. Мансур так обрадовался, что не слышал, как Медведев хвалил Бабида за меткую стрельбу, которая прорубила целую просеку в молодом березняке.

Глава 12

В большом кабинете огромного монументального здания ОГПУ-НКВД на отстраиваемом новом проспекте Кирова в Томске шла обычная, повседневная работа, с той лишь разницей, что предчувствие реальной опасности витало в воздухе. Под портретами товарищей Сталина и Берия за столом председателя вновь реорганизованного органа по борьбе с врагами народа восседал сам Роберт Индрикович Эйхе, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б).

Товарищ Эйхе был настоящей легендой для хозяина кабинета, который украдкой бросал в сторону секретаря взгляд, еще бы: делегат 3-го конгресса Коминтерна, член ЦИК СССР, организатор коллективизации и раскулачивания в Сибири. Товарищ Эйхе был членом комиссии для выработки мер в отношении кулачества, сформированной Политбюро во главе с самим товарищем Молотовым!

Рядом с краевым начальником ОГПУ за столом для совещаний сидели областной прокурор и секретарь Томского горкома по административной работе. Перед ними на коленях стоял высокий, худой и лысый человек в ссадинах и кровоподтеках. Ковер из-под его тощих, волосатых ног был углом заброшен к стене, чтобы не испачкать дорогую вещь кровью. В несчастном трудно было опознать начальника ОГПУ Чаинского района Арнольда Андреевича Лопарева.

— Я не понимаю, как один из лучших милиционеров сложных 1920-х годов, награжденный именным оружием, мог предать, оставив Чаинский район на растерзание бандитам! — С легким латышским акцентом, душевно, по-отечески пронеслось по кабинету.

— Бездорожье. Спешил из Бакчара, где проводил совещание. Неделя в дороге, виноват! — Из разбитого рта вырывались клочковатые, булькающие фразы. Лопарев поднял с усилием голову. Словно в тумане, он видел массивное лицо первого секретаря с черными усами под крупным носом, придающим определенную схожесть с тем, что на портрете наверху. Разница была во взгляде. Отец народов смотрел по-доброму, лучистым взглядом, а этот — с ненавистью и презрением…