Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Возмездие
(Повесть и рассказы) - Старовойтов Валерий Иванович - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

— У моей студентки, она в теме и тоже дойдет до правды об опричниках из НКВД, таких, как Долгих, будь он проклят!

Последняя судорога перекосила рот; из него пошла кровавая пена; Варенцов вытянулся в струну, задрожал и умер на руках сотрудника КГБ. Станислав Иванович в недоумении перевел взгляд на Ивана Афанасьевича, который медленно снял маску и тихо сказал:

— Товарищ майор, мы убили советского профессора истории!

Глава 12

Встреча с Генеральным секретарем ЦК КПСС произвела на томского первого секретаря обкома партии неизгладимое впечатление. Его очень волновали и критика в свой адрес, и жесткий характер разговора. Мельников, как опытный руководитель с огромным партийным стажем, понимал, что выпады в адрес секретаря ЦК его бывшего коллеги Лигачева не случайны: «Андропов болен, серьезно болен, что означает и замену в Кремле! Вот здорово если бы руководство страной возглавил Егор Кузьмич!» Александр Григорьевич посмотрел на портрет на стене его огромного кабинета и оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то прочтет его мысли о желании поменять в скором времени портрет близорукого человека с маленькими глазками, полными ума и силы, на седовласого красавца со строгим взглядом сельского учителя. Мельников встал из-за стола, накапал сердечных капель, запил минеральной водой и подошел к окну. Снежные переметы в виде причудливых фигур громоздились на льду Томи. Одна из фигур напоминала баржу с глубокой осадкой, переполненную людьми. Он закрыл глаза: «Ой, как меня достали с этими спецпереселенцами! Что делать? С товарищами из бюро тоже не посоветуешься, все засекречено. Ладно, решать проблему надо самому, а то так и в Москву с должности первого переведут, каким-нибудь функционером в аппарат ЦК». Большие напольные часы пробили десять раз. Дверь кабинета бесшумно открылась.

— Александр Григорьевич, приглашенные на совещание секретари райкомов в зале.

Ровный, негромкий голос помощника вырвал из оцепенения. Мельников подошел к столу, взял листки блокнота, исписанные большими буквами предстоящего выступления, и произнес, переводя взгляд на высокого, стройного молодого человека с офицерской выправкой:

— Сергей Константинович, пригласите к 15.00 начальника КГБ и ректора университета. На вопрос о повестке скажите, что я обозначу её в ходе неформальной беседы. Да, соответственно, и стол приготовить в комнате отдыха!

— Слушаюсь! — Дверь бесшумно закрылась.

Совещание с руководителями районов закончилось, двоих из которых — Бакчарского и Чаинского районов — попросили остаться на бюро обкома по вопросу реабилитации жертв политических репрессий, которое состоится завтра. Первый секретарь Томского обкома решил подстраховаться, заслушав секретарей тех самых районов, где разгорелось в 1931 году самое крупное восстание в Сибири против советской власти. Тем самым он убивал двух зайцев. Во-первых, снималась информация о ныне живущих спецпереселенцах в районах, участниках тех событий, а во-вторых, накануне приезда иностранцев в Томск в областной прессе появится статья о социальной поддержке жертв политических репрессий, оформленное как решение обкома за его подписью. Соответственно, если даже и просочится некая информация диссидентского содержания, то она уже не будет иметь того политического значения, ибо партия разобралась со всеми в соответствии с законом. Бандиты получили по заслугам, а невинные жертвы не только реабилитированы, но и до настоящего времени получают поддержку от государства.

В приемной его ждал помощник, который доложил, что поручение исполнено, за исключением приглашения ректора университета:

— Александр Григорьевич, ректор на похоронах. Умер старший преподаватель кафедры истории, некто Варенцов.

— Соболезнование от обкома и облисполкома в газету подготовь, генералу сам позвоню, что встречу переносим. Без ученой братии она не имеет практического смысла, а коньяка по рюмашке мы и с тобой хлопнем, не пропадать же икре. Заходи через полчаса, помянем историка. Варенцова не знал, а вот с Меркуловым, заведующим кафедрой, знаком.

Дверь за первым секретарем бесшумно закрылась.

В комнате для отдыха, развалившись на кожаном диване со стопкой коньяка в руке, расположился сам хозяин роскошных апартаментов. Напротив, за богато сервированным столом сидел его помощник. К спиртному он не притронулся, но допивал уже третью чашку кофе. Первый был слегка пьян, расслабившись, он решил выговориться:

— Сережа, ты же в конторе служил, насколько я понимаю?

— Да, звание капитан.

— Скажи мне, только честно, хотя бы за то, что я тебе трехкомнатную квартиру на Герцена в облисполкомовском доме дал, докладываешь на меня генералу или нет?

— Нет, не докладываю, Александр Григорьевич! Слово коммуниста и офицера.

— А предлагали? — Первый не унимался.

— Нет, не предлагали. Такая практика исключена была еще при Егоре Кузьмиче Лигачеве. К тому же я не из территориальных органов КГБ, а из особого отдела вооруженных сил, у которого своё командование, но в лице одного из заместителей председателя КГБ СССР. Для территориалов мы просто чужие. Попал в обком после того как комиссовали после ранения в Афганистане.

— Воевал, значит? Молодец! Горжусь! Партия приняла единственно верное решение, введя вас в Афганистан! Поддержав таким образом Кармаля, мы показали американцам, что тоже сверхдержава и защищаем свои интересы. А твое дело ни разу и не смотрел, Вологдину доверяю полностью, как и тебе. Пока и у меня хорошо служишь. Годик так же поработай, потом уйдешь с повышением!

— Служу Советскому Союзу! — Помощник поднялся и принял стойку смирно.

— Вольно, садись. Ешь, пей! А Лигачев глыба! За него мы с тобой должны выпить обязательно. — Закусив французской булкой обильно намазанной маслом и осетровой икрой, Мельников продолжил: — Сережа, я хочу тебе показать один документ, который мне не дает покоя, потому что сам… — указательный палец взлетел вверх, — дал ему отрицательное заключение.

Тяжело поднявшись, первый секретарь обкома подошел к сейфу и достал копию Резолюции Чаинского бюро ВКП(б) по результатам расследования восстания. «Закрытая часть. Особо секретно» и подал помощнику:

— Читай вслух, мне важна твоя точка зрения, как бывшего чекиста. Впрочем, среди вас бывших не бывает, ну, да читай!

Александр Григорьевич согревал в руках стопку армянского коньяка и внимательно смотрел на подчиненного. Его лицо абсолютно ничего не выражало, и когда помощник закончил изучение документа, выпив коньяк, спросил:

— Ну, что скажешь?

— Причинно-следственная связь не установлена или опущена сознательно, чтобы скрыть некие неизвестные факты, которые имели место быть, учитывая время данных событий. Отсюда прослеживается формализм и некая тенденциозность в данном документе, хотя народа, исходя из моего боевого опыта, положили немало с той и с другой стороны.

Сергей Константинович вернул документ Мельникову. Первый секретарь обкома с удивлением посмотрел на помощника и вспомнил слова Андропова. По сути, они совпадали.

Глава 13

Чем меньше оставалось морфина в крови, и чем ближе часовая стрелка приближалась к отметке, соответствующей четырем часам с момента последнего укола, тем боль становилась сильнее. Она волной накрывала половину головы и спускалась к переносице, вызывая за толщей лобовой кости ощущение пробоины, в которую несоразмерно малому отверстию вводят гвоздь. Нестерпимая мука сковывала движение; Екатерина Ивановна замолкала, и обескровленные губы шептали: «Спаси и сохрани».

Она не слышала, что внучка вернулась домой не одна, за её спиной стоял высокий, красивый парень. Через некоторое время, наложив жгут, девушка умело ввела лекарство, посмотрела своими огромными глазами, полными слез, на Уманова и тихо сказала:

— Каждый умирает в одиночку и только раз, поэтому я должна быть с ней постоянно или отлучаться не более чем на четыре часа до следующего обезболивающего укола. Прости. Хочешь чая? Индийский!