Двойная смерть (СИ) - Рябов Феликс Владимирович - Страница 32

Коллега задумчиво пожевал окурок:

— Так ты думаешь — профессор?

Я долго крутил в руках зажигалку, потом зажег потухшую сигару:

— Не знаю… Но и это не исключено.

Обрати внимание: о многих вещах мы знаем только со слов Шаройко. Я пока не вижу особых противоречий в том, что он рассказывает, но вот так просто верить малознакомым людям — несерьезно. Откуда мы знаем, что он сделал со своим аспирантом в склепах? Кто их, профессоров, знает…

И учти: то, что нам кажутся правдоподобными рассказы Шаройко, говорит только о том, что он действительно профессор-историк.

— То есть? — не понял коллега.

— Я имею в виду, что если он врет, то профессионально. В ту криминальную дурь, которую мы писали и снимали для новостей, тоже ведь многие верили. Но это не значит, что все это правда… Это говорит только о том, что мы более-менее профессионально этим занимаемся.

— Так ты считаешь…

— Нет, я совсем не уверен, что убийца — именно Шаройко. Очень возможно, что и нет… Но рано пока делать выводы.

— А что тогда делать?

Я опять задумался.

— Знаешь, не нравится мне заместитель Розенталя.

— Павлов?

— Да. Мы так и не поняли, для чего он стучал нам на своего шефа… Вот подумай, зачем?

— Да мало ли… Может быть, тот ему мало платит? Мебель в кабинет покупать не хочет? Отпуск дает зимой?… Вот он и рассказывает всем подряд, что начальник его — извращенец… Такое бывает сплошь и рядом.

— Да, все может быть. Но ты не забывай, что если верить Шаройко, о поисках золота Павлов знал или хотя бы догадывался — профессор в его присутствии рассказывал Розенталю о деньгах князя… Надо бы с этим Павловым пообщаться.

— Надо бы… Но что мы ему скажем?

— Да ничего. Мы с ним не виделись со времени убийства его шефа, это достаточный повод. То, что такими делами интересуются журналисты, удивлять никого не должно.

Павлов и правда не удивился.

— Я ждал вас.

— Ждали?

Он снял очки и протер их салфеткой. Потом глубокомысленно произнес:

— Смерть Розенталя не была случайной.

Я не стал спорить:

— Еще бы. Он же не под машину попал.

— Нет… я не это имел в виду. Вы может быть слышали, у него неприятности были, врагов много…

— Это включая вас?

— Меня? — Испугался заместитель. — Я-то тут причем?

— А зачем вы нам столько подробностей о его личной жизни рассказали? Просто так, поговорить было не о чем?

Павлов опять стянул очки и достал новую салфетку. Если так пойдет дальше, он протрет их до дыр.

— Да, — сказал он наконец. — В чем-то вы правы… Но вы же не думаете, что это я его убил?

— Мы пока колеблемся. А что, правда вы?

— Нет… нет. Хотя сволочью Розенталь был порядочной.

— Ого… Вот даже как?

— Да… Вы не представляете, в какую гадость он меня втянул.

— Ну-ка расскажите, — обрадовался я. — Страх как любим всякие гадости… Он побуждал вас к сожительству?

— Нет.

— Научил употреблять наркотики? — догадался коллега.

— Тоже нет.

— Заставлял продавать гербалайф?

— Тьфу, да перестаньте вы… Все очень серьезно. Вы, может быть, представляете, каким образом может подрабатывать человек, имеющий доступ к трупам?

— Продавать бомжей студентам на вскрытие?

Заместитель поморщился:

— Это мелочи.

— Водить некрофилов на случку?

Его слегка передернуло:

— Нет… Я вам, кажется, говорил в прошлый раз, что Розенталь когда-то работал судмедэкспертом. Помните?

— Да. Ну и что?

— У него остались связи в этой сфере. Вы понимаете… какие это открывает возможности?

— А какие?

— Ну, например: на экспертизу поступает определенный материал. Скажем, нужно выяснить, содержится ли в человеческих тканях яд… Эксперт получает фрагменты желудка с содержимым, отдельные органы целиком; возможно, даже трупы… которые, как вы понимаете, могут поступить в самом разном состоянии. Иногда их и не узнать. И вот представьте… Находят тело, или какие-то его части. Ставится задача: определить, могли ли они принадлежать, скажем, жене подозреваемого. Жена, естественно, исчезла. Он ее, скорей всего, и убил. Но если за определенные деньги (очень, кстати, большие) труп в целом или то, что попадет на экспертизу, окажутся подменены… Вы, понимаете, что эксперт в этом случае с легким сердцем делает фальшивое заключение? Труп жене подозреваемого не принадлежит. А нет трупа — нет и дела. И нет даже риска, что повторная экспертиза (если она вдруг будет) найдет в его работе какие-то ошибки. Понимаете, к чему я это все…?

— Ну, примерно.

— Я имею в виду те возможности, который есть у работника бюро вроде нашего для того, чтобы подобрать материал на замену.

— Так вы хотите сказать, что Розенталь пытался впутать вас в торговлю трупами?

— Так оно и было… Теперь вам ясно, почему мне любой ценой нужно было сделать так, чтобы он не смог заниматься этим делом? Если бы его репутация была испорчена, к нему бы больше никто не обратился… Тогда давить на меня было бы уже незачем.

— И вы решили рассказать о нем что-то такое, что, если вдруг станет известно, помешало ему дальше работать?

— Не «что-то», а то, что и вправду имело место… Вы мне тогда все-таки не поверили?

— Ну, как вам сказать… Если бы были хоть какие-то доказательства…

— Хорошо. Вы знаете, где находится загородный дом Розенталя?

— Найдем.

— Съездите туда как-нибудь. Не могу вам обещать, но очень возможно, что там что-нибудь еще осталось… Розенталь любил заняться этим в спокойной обстановке, когда никто не помешает… Да, и возьмите с собой какого-нибудь врача.

— Врача?… Зачем?

Заместитель помолчал. Салфетки у него уже кончились.

— Если называть вещи своими именами — для установления факта изнасилования. Только ничему не удивляйтесь. Насколько я знаю, в последнее время Розенталь развлекался уже совсем по-особенному.

От такого предложения трудно было отказаться. Мы позвонили наркологу и опять поехали в за город.

На душе было неспокойно. Не люблю, когда мне пудрят мозги, но совсем противно, когда это делают так грубо: меня никак не покидало ощущение, что все рассказанное заместителем Розенталя было рассчитано на детский сад. Подставные трупы, фрагменты желудков, фальшивые экспертизы… Кто этой ерундой будет заниматься? Если надо кого-то отмазать — дают бабок, и все.

Не называя имен, мы описали ситуацию наркологу. Он выслушал и долго смеялся.

— Глупости это все.

— Почему?

— Во-первых, если бы материал для экспертизы было так просто подменить, в экспертизах вообще бы смысла особого не было… Да и потом, если б это и было правдой — зачем им покупать покойников? В любой больнице материала для подмены — горы. У тех же экспертов под рукой сотни трупов. Если они рискнут-таки что-то там подменить, им не нужно ни к кому обращаться. Чем меньше народу знает, тем лучше… По-моему, он над вами просто издевался.

Возразить что-нибудь было трудно.

Мы подъехали к развалинам. При свете дня они выглядели еще хуже, чем ночью. Осыпающиеся стены, кучи кирпичей, проржавевшие железки. Если бы я сам не видел, как Розенталь выходил из этого дома, никогда бы не поверил, что там можно жить.

Тут я почему-то подумал, что хотя мы почти две недели изучали владельца похоронной конторы, что он за человек, так и не поняли. Как можно было ночевать на этой помойке, тем более одному? Неужели он бабу в городе не мог себе найти? Как никак, директор конторы… Толи и правда искал здесь что-то ночами, толи крыша у него поехала гораздо больше, чем я мог себе представить.

Мы поднялись по лестнице к парадному входу. Из открытой двери пахло гнилью и сыростью, входить не хотелось.

Длинный коридор без окон, под ногами скрипели все те же битые кирпичи. В комнате кто-то пытался начать ремонт, но дело далеко не пошло: стены более-менее выровняли, но ни обоев, ни панелей на них не было. Камин приведен в порядок, а вот мебели, кроме раскладушки и стола, не привезли. Вспомнив, что Розенталь не так давно ездил на шестисотом Мерседесе и дарил любовницам шубы, я злорадно усмехнулся.