Происхождение боли (СИ) - Февралева Ольга Валерьевна - Страница 18

— В Венеции, в одном гостеприимном доме я встретил некого мятежного ирландца. Мрачная девица, наряженная для сказки, в которой от героини требуется предстать ни голой, ни одетой, стегала его кучерским кнутом; её подружка в прозрачно-белой тунике гладила его же по волосам, целовала в затылок…

— Какая мерзость! Вы назвали его мятежным — по иронии?

— Нет. Он был героем борьбы за независимость, что, кстати, изобличалось его эротическим вкусом: мы все такие — в разной степени… Я мысленно занял его место, нашёл положение интересным, но отказался от этого опыта, понаблюдав за девицами: они-то страдали по-настоящему и наверняка незаслуженно. Что ни говори, а парень вводил их в грех.

— Именно!

— Женщинам не к лицу насилие…

— Но вы сказали, что хотели бы испытать нечто подобное? Я не ослышалась!?

— Анна! вы невежественны, как младенец, если вам это странно… Впрочем, тем лучше, — задушевно глянул, — Это ведь единственное, что я всегда старался скрыть; самое дурное, что во мне есть,… — отвернулся, — … Как, пожалуй, всякий человек, я вроде и мечтаю быть любимым,… но только никак не могу поверить в возможность чьей-то любви ко мне; единственным вероятным, достойным отношением ко мне я привык считать ненависть. И ничто не берёт: ни доводы ума, ни подарки судьбы, ни ласки людей… Они — словно глумливый мираж, дешёвые фокусы. Реальны лишь страх и боль — моя единственная пристань…

— Это всё… из-за матери? — явила мудрость Анна, — … Мне так жаль…

— Вот уж избавьте!.. Полно, не плачьте…

— Что я могу для вас сделать?

— Всё, что вы делаете, вы делаете для меня.

Первым порывом Анны было подбежать к нему, обнять, но вдруг какое-то подозрение…

— Я… Мы… заключили мир, не так ли? Мы больше не враги?

— Нет.

— Так позвольте мне вернуться в Англию, в мой дом, в моё тело. Если захотите, я приеду к вам — куда угодно — по-настоящему, не в виде призрака. Конечно, вы, наверное,… нашли другую женщину,… и мы бы повидались, как друзья… Ну, помогите мне! Ведь вы же тоже что-то знаете о колдовстве. Велите моему духу вновь соединиться с плотью!

— Давайте-ка наведаемся в ту комнату, из которой вы вошли в эту.

Анна побежала вперёд, миновала дверной проём и оказалась в полной темноте. Приблизились шаги, щёлкнул замок, и, словно включился тайный механизм, над головами четы медленно разгорелись лампады из красного стекла и тончайшего белого фарфора, освещая просторную кровать под пёстрым балдахином.

— Откуда это? — изумилась невольная гостья, — Здесь же было пусто, и… стены были дальше… Впрочем, я не помню… Что мне делать?

Собеседник прислонялся к сошедшимся створкам, заложив руки за спину. Его волосы закудрявились и казались то ли русыми, то ли рыжими; черты лица как будто изменились, хоть он ничуть не подурнел. Он смиренно смотрел на узорчатый коврик и произносил такое:

— Дух и плоть всегда в разладе. Их, противников извечных, может примирить лишь смерть да ещё одно событье, что считается греховным, и ничтожным, и позорным — у тупиц и у ханжей. Мой намёк вам, верно, ясен. Только я не как развратник, сластолюбец оголтелый, вам об этом говорю. Невзыскательный затворник, узник ваших сновидений, я лишь предлагаю выход, лучший из известных мне.

— Значит, есть ещё другие? Перечислите скорей их!

— Можно выпрыгнуть в окошко или выстрелить в висок и, решив, что смерть настала, дух метнётся к телу, тело будет радо слиться с вечным духом — вот вам и успех. Есть тут риск один, однако: вера в смерть в вас одолеет тела жизненную силу и духовный светлый ум. Смерть — не то, с чем безвозмездно затевают люди игры…

— Это все? Все варианты?

— Можете сидеть и ждать, когда ваш гипнотизёр соизволит снять с вас чары.

— Хорошо. Я подожду.

— Зачем терять Бог знает сколько времени на скуку? Мы женаты…

— Мы разведены! Я чудом не сошла с ума, отучая себя… от вашего общества. Возврата нет!

— Вы не знаете, насколько правы.

— Что?

— Я догадался, кто вас усыпил. Я его знаю. Насколько я безумней вас, настолько он безумнее меня. Он вас не вытащит отсюда.

((«А как же она?» — спросил Эмиль, когда Макс позвал его из кабинета леди Анны. «Она очнётся в положенный час». «А как же ответ, который она должна вам дать?» — «Она его уже дала», — ответил Макс.))

— Но он только просил меня узнать, согласны ли вы на продажу дома!.. Он солгал?

— Полагаю, да.

— Каковы же были его истинные цели?

— Жертвоприношение, месть. Вы, как всякий бунтарь, себе нажили прорву врагов. Может статься, что я — ваш единственный друг… Уже сейчас я должен посоветовать вам быть готовой к любому состоянию, в котором можете по возвращении найти леди Изабеллу — так ведь зовут ваше тело?

— Не тщитесь запугать мне! Терзания и распад — судьба всякой плоти, но подлинным бытием обладает только дух. Моё тело уже давно познало скверну. Я отрекусь от него без сожаления и останусь тут навек… Но, Боже! Ада!.. Хорошо! Я пойду на это — ради моего ребёнка!

Анна яростно, как напавшего зверя, сбросила с себя платье. Вдруг…:

— Но как же это вообще возможно делать? Я ведь дух, а вы… А… вы?

— И я, — отвечал собеседник, оставаясь у дверей.

— Значит,… ваше тело… тоже сейчас… как бы в обмороке? Это часть колдовского плана? Или совпадение?… Повергнуть его в летаргию — на большом расстоянии? В неизвестной географической точке? Немыслимо! Но рассчитывать на случай и гарантировать… Ах! — Анна всплеснула ладонями, — как я забыла, что вы — сумасшедший! Не собственно вы, говорящий со мной (вы-то как раз благоразумны!). Вы, видимо, здравомыслящий дух, постоянно оторванный от вашего полоумного тела! Вот и разгадка!..

— Ага, значит человек, клянущий несправедливости мира и, в частности, ваше супружеское вероломство — дурак, тогда как тот, кто грезит о заточениях, радуется чужой к себе ненависти и мечтает быть избиваемым — умница?

— … Ну, тогда я совершенно ничего не понимаю… Впрочем, какая разница…

Обречённо опустилась на кровать, отвернувшись и обеими руками вытирая слёзы. Собеседник неслышно подошёл, присел рядом.

— Вам знакомо выражение «жить в чьей-то душе»?

— При чём тут это стёртое словесное клише?

— Что есть ваша душа? Ваш личный вариант вселенского пространства. И это место: дом, комнаты, улица за окном — суть зоны вашей души.

— Но вы же говорили, что это Пиза…

— Вот уж нет! Я ляпнул первое взбредшее слово. Здесь только вы всему даёте имена.

— Но у вас-то имя есть.

— Будет, когда вы его произнесёте.

— … Кто вы???

— Дух от духа вашего мужа, живущий в вашей душе.

— Что значит дух от духа?

— Когда двух людей сближает любовь или ненависть, в предельный миг этой близости, их духи расслаиваются и обмениваются своими копиями…

— Так вы — всего лишь дубликат, слепок!?…

— Если угодно.

— Но… я… хотела встретиться… с оригиналом…

— Разница меж мной и им лишь в том, что я люблю вас.

Анна сринулась с кровати, описала ступнями петлю по ковру; её духовный супруг откинул одеяло, полуоткрыв простыню, погладил ткань:

— Какое чудо! Тёплая! Последняя работа легендарной Элисон из Бата. Мастерица была бы рада за нас…

— Я — не хочу!!! Во мне нет к вам любви! Её убил тот адский день! Вы только жалки… Впрочем, я даже не верю вам… Я ничему больше не верю!

Глава XIX. В которой Эжен становится миллионером

Триумфаторам осталось пройти полквартала, и они уже еле волочили ноги, особенно Эмиль, тащивший два увесистых саквояжа, тогда как Макс нёс только трость.

— Если бы про вас, — говорил журналист, окружая свой рот и подбородок белым облаком, — писали книгу, то автор непременно сравнил бы вас со странствующим рыцарем…

— Странствующий рыцарь — это плеоназм, — цедил Макс сквозь закоченевшие губы, — Слово кавалер исторически означает просто всадника, а кто такой всадник, если не странник?