Маме – мечтательнице, как я (ЛП) - Уильямс Николь - Страница 40

– Боже, Финикс, я не могу дышать, когда я с тобой.

Он коснулся моей ладони, и я потянулась к нему.

– Когда я в твоей кровати и сняла рубашку?

Его пальцы обвили мою ладонь, он улыбнулся.

– Всегда, когда ты со мной.

Он притянул меня ближе – или это была я? – и дверь домика распахнулась, кто–то ворвался внутрь. Кэллам двигался быстро, накрыл меня одеялами.

– Твою…! – Этан застыл, раскрыл рот, насколько позволяла челюсть.

– Отвернись! – заорал Кэллам.

Этан не отворачивался, а я пыталась надеть рубашку Кэллама.

– Живо, идиот! – Кэллам заметил, что Этан еще смотрел.

Кэллам стиснул зубы, потянулся к чему–то на тумбочке. Он бросил в Этана парой скомканных носков и попал по лицу.

– Ох, вы сделали мне лето, – я не видела его из–за напряженной груди, закрывающей меня, но голос Этана был потрясенным.

Плечи Кэллама поднялись так, что его шея почти пропала.

– Заткнись, Этан.

Я застегнула последнюю пуговицу и выбралась из–за стены.

Кэллам схватил меня за руку и потянул, но я не сдалась, и он отпустил меня.

Этан улыбался от уха до уха, я схватила что–то с тумбочки Эвана, не думая, будет ли он рад, когда узнает, что я забрала это, когда услышит о том, как использовала.

– Разве тебе не сказали заткнуться? – я улыбалась, приближаясь к Этану.

– Возможно, – он пожал плечами. – Выборочный слух.

Я улыбалась, остановилась перед ним. Когда я вытащила то, что взяла у Эвана, лицо Этана стало меняться. Я слышала шаги Кэллама за собой, но он не встал между нами. Он не мешал мне разобраться.

Я поняла, что мне хватит, и оторвала ленту зубами. Она была прочной.

Этан нарочито поежился.

– Скотч? – он криво улыбнулся. – Не знал, что ты извращенка, новенькая, но вот и выдала себя. Давай, – Этан сцепил ладони и протянул руки для склеивания.

Но я не собиралась заклеивать это.

Я шагнула в сторону, подняла кусок ленты выше, мимо его шеи. Он не успел понять, в чем дело, а я заклеила ему рот.

Я потерла скотч, чтобы он хорошо прилип, и улыбнулась, будто была самой невинной на планете.

– Вот. Это извращенно?

Кэллам рассмеялся и прошел за мной к двери. Минуя Эвана, Кэллам похлопал его по плечу.

– Я тебя предупреждал.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

– Так неправильно.

Я слышала это весь день, и это было уже последней каплей.

– Так не будет держаться.

Гарри чуть подвинулся на скамье напротив, словно переживал, что был в худшем месте, если я взорвусь.

– Откуда ты знаешь, Гретхен? – я посмотрела на нее, обернувшись. Я возглавляла днем в столовой игру «Бревна Линкольна», но она все время мешала, будто знала все про поделки и игры, которые я проводила последние несколько недель.

Она была королевой развлечений в помещении.

– Основа, что вы построили, – она встала за мной и помахала на домик из бревен, который я строила уже три часа. – Фундамент неправильный. Все на нем не выстоит, если не будет правильного основания, – Гретхен махнула печально на мой дом, покачала головой и ушла дальше по ряду, рявкая предложения и комментарии, словно она управляла кружком.

Будто мне было дело.

Мне так надоело быть в столовой днями напролет, оттирать от столов засохший клей и собирать бисер с пола, что я ужасно хотела покинуть это место.

Если бы не утренние пробежки и вечерняя «учеба» с Кэлламом, я бы давно убила себя. У человека был предел творчества, и у меня он наступил в первый день.

Я не любила поделки. Я сравнивала творчество со средневековыми пытками.

Мне ничего не давали вести снаружи. Хоть я пожаловалась об этом Кэлламу, он сообщил, что мне нужно собрать листья и цветы для поделок, а потом мы закрылись в столовой и сушили их, положив под пресс. Я не так себе представляла занятия на свежем воздухе, но я знала, что он пытался приободрить меня, так что я позволила ему… правда.

Кэллам просто спасал меня, Гарри приятно отвлекал, папа все еще отсутствовал, а маму я избегала. Я не была готова говорить с ней после того разговора. Вряд ли я когда–то буду готова, да и о чем говорить? Я не могла спасти себя разговором. Ничего не изменить.

– Можно построить это так высоко, как хотите, но все развалится от малейшего толчка, – Гретхен обошла стол и была напротив меня, качала головой от моего «дома». – Стоит начать заново и сделать правильно.

Я скрипнула зубами. Гарри отодвинулся на скамье, толкая друзей за собой.

– Ничего. Спасибо… большое… за тревоги, но я нормально его построила. А что у тебя?

Намеки.

– Закончила, – Гретхен указала на конец стола, где стояло поместье из бревен. Я сверилась с часами на стене, подозревая, что как–то прошли семьдесят два часа, а не три. Нет. Еще и двух часов не прошло, и я собиралась взять два длинных кусочка этого конструктора и выколоть себе глаза. – А вот, что будет, если потрясти стол, – Гретхен схватилась за край стола, толкнула его. Немного, но этого хватило.

Мой домик развалился.

– Видите, о чем я? Если фундамент неправильный, то стоит начать сначала, – она пожала плечами, посмотрела на меня с сочувствием и жалостью, а потом пошла дальше.

Я схватила основание своего домика, бросила его на пол, оттолкнула скамью. Головы поворачивались ко мне, все забывали про постройку домов.

– Я сейчас вернусь, – сообщила я группе, но никто не смотрел в глаза.

Я прошла по столовой, ворвалась на кухню и не замерла, пока не постучала в дверь Бена. Я не могла терпеть. Если я так проведу последние две недели в лагере, он мог меня увольнять.

Поделки будут в моих кошмарах до конца жизни после этого лета.

– Войдите, – крикнул Бен.

Я уже открывала дверь.

– Финикс? – он был удивлен. – Разве ты не ведешь сейчас «Бревна Линкольна»?

– Потому я и здесь, – я стала расхаживать перед его столом. – Я не могу больше.

Бен отклонился в кресле и убрал руки за голову, словно расслаблялся. Хоть кто–то.

– Что не можешь?

– Вести дурацкие кружки поделок. Каждый день.

Если Бен удивился моим словам, то не показал этого. Он медленно повернулся.

– Я думал, тебе нравилось.

Мои глаза стали как блюдца.

– Кто это сказал? Или вы приняли меня за мазохиста?

Бен не ответил, покружился еще в кресле.

– Я так понимаю, ты рассказываешь мне об этом, чтобы я что–то с этим сделал?

Я вытерла руки о футболку. Я так злилась, что руки вспотели. Гадко.

– Да, но, если вы не можете, скажите сразу, чтобы я знала, что хоть пыталась.

Бен улыбнулся столу.

– Не потерпишь еще две недели?

Я вздохнула. Оставалось лишь две недели лета.

– Так мне творить дурацкие поделки до конца лета? Если уволите, я не буду переживать.

– Ты дала повод тебя уволить? – Бен сцепил ладони перед собой. – Потому что нынче нужна хорошая причина для увольнения. Иначе будут проблемы с законом.

Я думала об этом. Но не долго. Я сделала достаточно, чтобы меня уволили. Я только что бросила кружок.

– Выбирайте. Если есть способ сделать это сразу, у меня есть шансы.

Бен скривился.

– Так мы учимся. Мы не можем сразу сделать все правильно.

– Так вы снимете меня с поделок? – я остановилась перед его столом, не могла прочесть его лицо. Он мог испытывать нирвану, но мог и злиться. С Беном было сложно понять. – Или уволите меня?

Бен улыбнулся беспорядку на столе.

– Ты выражала свое недовольство Кэлламу?

Многие в лагере знали, что мы с Кэлламом были вместе. Не из–за того, что мы открыли это, а потому что Этан не мог молчать, скотча надолго не хватило. Бен знал о нас, потому что Кэллам сказал ему. Он не хотел, чтобы Бен думал, что мы делали это за его спиной.

– Да, каждый день, – ответила я. Кэллам терпел мои жалобы и скуление.

И улыбка Бена увяла, он нахмурился.

– Что? – я подошла ближе. – Что такое?

– Я ценю то, что ты сообщила это, ведь я хочу знать, когда мои работники несчастны, но, боюсь, ты пошла не туда, если надеешься, чтобы тебе изменили расписание, – Бен посмотрел на меня, увидел вопрос на моем лице. – Не я делаю расписание вожатых, – я не дышала, уже знала ответ раньше, чем он его произнес. – А Кэллам.