Пограничье (СИ) - Ли Марина - Страница 85

   — Я никогда тебя не отпущу, — змеиным шепотом просвистел даже не призрак, но видение. — Ты всегда будешь моя.

   И словно в ответ на эти мысли огнем загорелась на плече брачная метка.

   — Это мы еще посмотрим… — пробормотала Ингрид и, взяв череп двумя руками, поспешила в Зал Предков, который, несмотря на всю свою мрачность, наверное, был самым любимым ее местом в этом доме ужасов.

   Из-за черных ли стен и традиционных шкур, приколоченных к этим стенам, из-за многочисленных ли прародителей Лунных Волков, с укоризной взирающих на посетителей пустующими глазницами, или из-за холода, скользящего по ногам, но эту комнату обитатели Большого дома старались обходить стороной. И Ингрид активно этим пользовалась, чтобы побыть одной. Нечасто. И только когда вожак уезжал на охоту либо был занят чем-то другим, не ею… Ее ему даже не надо было искать по запаху. Достаточно было выйти на лестничную площадку второго этажа, облокотиться о резные перила и негромко позвать:

   — Ингри-ид, где ты прячешься? Иди сюда, зайчишка-трусишка, поиграем…

   — Хватит уже, наигрались, — рыжая волчица фыркнула и громко чихнула, когда пыль, потревоженная резкими движениями ее тела, достигла носа.

   — Хорошего понемножку, — аккуратно втиснула останки своего мучителя между черепами других мучителей, выставленных на всеобщее обозрение в Зале Предков, кивнула довольно и наградила голову мертвого вожака клана Лунных Волков увесистым щелбаном. — Тут тебя точно никто не станет искать.

   Генерал Штормовский пользоваться мгновенными переходами не любил и, по возможности, старался избегать этого суперсовременного средства передвижения. Зеленым спиралям перехода он по старинке предпочитал старую добрую лошадь, карету, на худой конец, летающую циновку. Дыры в пространстве его пугали и вызывали приступы мигрени и спазмы в желудке. Лекари же настойчиво повторяли наперебой, что в его почтенном возрасте надо стараться избегать ситуаций, приводящих к этим самым мигреням и спазмам.

   И вот сейчас он сидел в кресле главы начальника Речного эфората и старался удержаться от болезненной гримасы. Маленькие черти прямо в голове, за тонкой височной костью, поставили миниатюрные наковальни и теперь гремели тяжелыми молотками, мешая жить, но и не позволяя умереть.

   — Все это очень интересно, — проговорил генерал, глядя на нахального подчиненного, который не отказался от предложения присесть и теперь развалился в кресле вполоборота к начальству, протянув длинные ноги к огню. — Мне остается непонятной только одна вещь. По какому праву вы нарушили прямой приказ и покинули пределы Ивского эфората? Мне казалось, что именно туда я отправил вас не далее, чем…

   Молодой человек наклонился вперед, непочтительно прервав генерала тем, что с удовольствием, громко царапая плотную ткань брюк, почесал собственное колено.

   — Обязанности по расследованию, возложенные на меня Его Величеством, вынудили меня совершить небольшое путешествие в Зачарованный Лес… И в Речной город тоже, — Эро бросил на генерала короткий взгляд и закончил с невинным видом:

   — …я прибыл не для удовлетворения своих тайных желаний и извращенных фантазий.

   — Я… — Штормовский наклонился вперед, бешено скрипнув зубами и почувствовав, как от ярости налились кровью глаза, что привело маленьких чертей в голове в состояние невиданной эйфории, и они замолотили по своим наковальням с утроенной силой.

   — Вы можете спросить об этом у директора Ясневского. В Речной город я как раз по его… просьбе отправился.

   — Вы должны прислушиваться к моим просьбам и к моим приказам! — взвизгнул генерал совершенно не мужским голосом и, раздосадованный собственным срывом, вскочил на ноги.

   — Вы человек военный, господин Эро. И если вы позабыли устав, я готов вам напомнить, что…

   Проклятый сыщик плавно поднялся из кресла и посмотрел на свое начальство свысока, презрительно искривив губы.

   — Уж если мы заговорили об уставе, то я тоже могу процитировать несколько пунктов о чести и достоинстве офицера.

   Побледнели оба. А затем оба посмотрели в окно, за которым изрешеченное осенью небо заливалось дождем.

   — Я с каждым днем все больше и больше думаю об отставке, — признался Пауль Эро, и эта фраза у генерала вместо ожидаемого чувства восторга вызвала острый приступ паники, даже работа на наковальне на миг умолкла в изможденном мозгу. Штормовский с тоскою подумал о том, кем он будет затыкать все дыры, ужаснулся, что кошмарное дело, над которым сыщик трудится прямо сейчас, скорее всего, так и останется не раскрытым, и молча схватил разинутым ртом побольше воздуха, не зная что сказать.

   — Конечно, я завершу все начатые дела, прежде чем уйти в частный сектор… Но вы должны понимать, господин генерал, мое семейное положение обязывает меня больше времени уделять молодой жене… Мало ли что…

   Наглец решил довести его до ручки. Это же понятно. Штормовский со свистом выдохнул и неграциозно плюхнулся назад в неудобное кресло, спрятав малиновые щеки и дрожащие от ярости усы за папкой с отчетом.

   А Пауль Эро постоял еще какое-то время, рассматривая капли, стекающие по стеклу, даже и не думая сожалеть о некрасивом намеке, который он только что сделал генералу, заставив того вспомнить о причинах, по которым он, известный столичный сыщик, был «повышен» в захолустье. Впрочем, генерал об этих причинах, конечно же, и не забывал. На генеральском месте он, Павлик Эро, себя же, Павлика Эро, удавил бы голыми руками.

   Приступ неадекватной ревности к самому себе неожиданно захлестнул тяжелой горькой волной, оставив после себя неприятный осадок. Это было новое чувство и где-то, пожалуй, даже болезненное. Пауль кивнул собственным мыслям и принял окончательное решение: плевать на карьеру. Имя он себе уже сделал, а выслуживаться ради того, чтобы эльфы увидели в нем кого-то кроме полукровки, глупо по определению. Сыщик даже рот открыл, чтобы сообщить умолкшему начальству, что решение об отставке принято окончательно и бесповоротно. Да так и замер, словно рыба, выброшенная приливом на берег, потому что из-за поворота вынырнула знакомая фигурка в тяжелом плаще. А этой фигурке, между прочим, было велено сидеть дома и не высовывать на улицу свой симпатичный рыжий носик.

   — Я не уверен, что на основании собранных данных можно арестовать такое важное лицо, — проворчал за спиной генерал Штормовский, в чьем голосе одновременно звучала затаившаяся обида и предложение все забыть и сделать вид, что неприятной стычки не было. — По головке нас с вами за такое не погладят.

   — А? — Павлик оглянулся назад, недовольный тем, что его оторвали от созерцания собственной жены, спешащей, как он надеялся, сюда, к нему на встречу.

   — Я говорю, что показания одного домового, скажем прямо, не вызывают во мне должного доверия. Не думаю, что вызовут они его и у судьи. Международный скандал нам не нужен, мы не можем арестовать одного из…

   — Не будет никакого скандала, — буркнул рассеянно Эро и снова отвернулся к окну, но Соньи нигде не было видно. Куда она пропала? Успела дойти до входа в здание? Не могла. — И уверяю вас, с показаниями все в порядке.

   — Не знаю, не знаю… Мало того, что мальчишка, так еще и домовой, — не отставало начальство, раздражая своим голосом и своим присутствием все больше и больше. — Вот вы знаете, что может этим домовым в голову стукнуть? Я — нет.

   Пауль скрипнул зубами и посмотрел на генерала с ненавистью. Что-то объяснять и доказывать не было никакого смысла. Это даже не было предвзятым отношением, это было обычной вещью, манерой поведения, где-то даже хорошим тоном. Кто-то, чтобы заполнить дыры в разговоре, говорил о погоде, о новинках моды или политике. Другие предпочитали упомянуть, что все беды от домовых, несомненно. Ну, и на всякий случай упомянуть о заговоре. Ведь всем известно, что эти странные и закрытые существа не думают ни о чем другом, кроме как о всемирном господстве.