Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 38

А Галя засучила рукава, как заправский боец на кулаках, пошла на Анну. Когда Кузьменко к ней приблизилась, почти незаметно взмахнула рукой и Галя с открытым ртом начала оседать. Повалилась на пол, свернулась, держась за живот.

— Ты её убила, — спокойно сказал Нестор Иванович, грызя огурец.

— Зачем же я буду убивать твою супругу, Нестор, хоть не венчанную? Я тебе зла не желаю.

— Я тебе зла не желаю, — пьяно повторил Махно. — Запомню эти слова. Всё, устал я, пошли все прочь, никого ко мне кроме Гали не пускать.

Махно растянулся на лавке, подтянув под себя ноги. Анна наклонилась к Кузьменко, дала ей глотнуть воды, потом помогла подняться. Усадила на лавку.

— Извини, подруга, не хотела причинить тебе боль, — примирительно сказала она. — Не нужен мне твой Нестор, я другого люблю.

— Правда? — с трудом, все еще жадно глотая воздух, произнесла Галя. — Уходи из Ольшанки, прошу тебя. Беду ты нам принесешь. Хочешь, прям сейчас выведу?

— Уйду, не волнуйся. Завтра. После спектакля. Сама же организовывала. Всё готово?

— Всё. К 10 в магазине соберутся 9 человек якобы командиров подразделений. Из актеров.

— Значит так. Скажешь завтра Нестору, чтобы он дал вместе со мной уйти и Бекасову.

— Ротмистра своего любишь?

— Да.

На лице Гали появилась улыбка:

— Ладно. Эй, — позвала она целовальника. — Положи Нестора Ивановича на свою кровать.

— Слушаюсь, матушка, — поклонился тот.

Вместе с половыми он бережно перенес Батьку на диван в своей комнатенке на первом этаже, укрыл волчьей шубой. Вернулся в зал, чтобы получить еще какие указания от «матушки», но там уже никого не было.

Ровно в половине десятого на центральной площади села, возле церкви, как и было задумано, выступил с речью Нестор Махно. Он был свеж и румян, как всегда полон азарта и энергии.

«Товарищи! Главный на сегодня для нас враг — это генерал Деникин! — обращался он к крестьянам и съехавшимся командирам частей, с невысокой трибуны. Хоть и осуждал он большевистских комиссаров за популизм, бюрократизм и желание покрасоваться перед народом, но и сам был не чужд этим порокам. В Гуляйполе и теперь в Ольшанке велел сколотить себе небольшую трибунку, чтобы по причине своего небольшого роста быть выше, вызывать, по его словам, тем самым большее уважение людей. Далее он почти в точности повторил те слова, что накануне говорил Белоглазовой: «… Разбив белых, мы создадим свою анархическую республику — самую свободную, самую честную и самую богатую республику на свете. Большевики и прочие наши оппоненты будут нам завидовать и рано или поздно тоже придут к пониманию первостепенной важности анархизма для всего человечества».

Толпа аплодировала Махно, хлопала и Анна, рядом с которой стоял Лёва Задов. Он дышал на нее несвежим ртом, говорил: «Сейчас пойдете с Нестором в магазин. Постарайтесь сделать все как надо и тогда не пожалеете». «Постараюсь», — ответила Анна.

После окончания митинга из соседнего дома вышла группа из 9 человек. Одни в запорожских костюмах, другие в английских френчах. Направились на «совещание в штаб». Анне показалось одно лицо знакомым. Говорил же Задов, что это будут пленные белогвардейцы, решившие остаться у Махно.

Широко улыбающийся Батька подошел к Анне, крепко пожал ей руку:

— Гусары никогда не извиняются, но я всё же хотел бы принести вам свои извинения за вчерашнее, Анна Владимировна.

— Что вы, Нестор Иванович, все было в порядке. Мы даже еще крепче подружились с Галей.

— Вот как! Замечательно. Идемте, мне не терпится начать спектакль. Лева, уйди с глаз моих, не порть картину, — сказал он увязавшемуся следом Задову.

— Удачи! — пожелал на прощание Лева и пошел к церкви.

— Я знаю, что вы, Анна Владимировна, что-то задумали, и тем не менее, я иду с вами, доверяю вам.

— Спасибо за доверие, Нестор Иванович, я постараюсь не упасть в ваших глазах.

Возле магазина Овчинникова дымили зловонными самокрутками повстанцы. В массивных дверях сидел раскорячившись один из них. Видно, пьяный. При виде Батьки, товарищи его уволокли прочь.

— С сегодняшнего дня еще одного хмельного увижу, расстреляю и его, и командира взвода, — пригрозил Махно.

Сдал, как положено перед махновским Советом или совещанием оружие, в том числе и шашку. Откуда-то появившаяся Галя Кузьменко, прилюдно, под хохот повстанцев и их скабрезные замечания, обыскала с ног до головы Анну, кивнула: «Все в порядке». Кажется, на последок подмигнула.

Махно и Анна вошли внутрь магазина купца Овчинникова. В сенях было сумрачно. За ними сразу кто-то закрыл на засов дверь. Анна обернулась. Это был высокий мужчина в английском френче, какие раньше носили в Добровольческой армии дроздовцы. Без опознавательных знаков, разумеется. Белоглазова заметила, что повстанцы не гнушаются никакой формой одежды. В том числе и в этом проявлялась их свобода от общепринятых в других армиях принципов. Пригляделась и вдруг поняла, что знает этого человека. Его фамилия, кажется, Данилов, он был командиром её летучего кавалерийского отряда бригады генерала Маркова.

— Узнали, госпожа Белоглазова? — спросил человек.

— Данилов.

— Так точно, прапорщик Данилов Илья Матвеевич. Проходи, Нестор Иванович, не стой в дверях, надует.

Данилов достал из-за пазухи револьвер, направил ствол на Батьку. Тот, кажется, ничуть не удивился.

— Что, ловушка для Махно? — спокойно спросил Нестор Иванович.

— Ага. Анна Владимировна, для вас пистолетик за баночкой оставлен.

Белоглазова достала из-за табачной банки браунинг, проверила обойму, взвела курок, но направлять на Нестора не стала. Гранату, найденную там же, положила в карман.

В просторной комнате за круглом столом сидели «командиры». У стены под пустой полкой для образов, устроился на табурете ротмистр Бекасов. У его ног стоял ящик с динамитом, в руке он держал гранату. На пачках со взрывчаткой лежал и запал с бикфордовым шнуром.

— Выбор для вас небольшой, Нестор Иванович, — сказал ротмистр. — Или вместе прямо сейчас взлетаем на воздух или вместе уходим.

— Да, выбор действительно небольшой, — согласился Махно. — Только какой резон вам оставлять меня в живых? Теперь вас расстреляют или мои хлопцы, или Деникин за невыполненное задание.

— Почему же невыполненное? — удивился Бекасов. — Мы прихватим вас с собой. Пусть суд решает что с вами делать.

— Ах, суд.

— Именно.

— Как же вы выберетесь отсюда?

— Очень просто, приставим к вашей голове наган и никто не посмеет нас тронуть. Словом, возьмем вас в заложники.

— Плохой план. Я не соглашусь принять такой позор, лучше уж взрывайте гранату, ротмистр.

— Пойдешь как миленький, — зло процедил Бекасов, направился к Махно.

На его пути встала Белоглазова.

— Уймись, Петя!

— Что?

— Уймись, говорю, план твой действительно дурацкий.

С этими словами она направила на ротмистра браунинг.

— Та-ак, спелись уже. Не ожидал-с от вас, Анна Владимировна.

— Ты никогда не знаешь чего от меня ждать, потому так и не смог завоевать моего сердца, Петя.

— Я тебя всегда любил, а ты меня постоянно предавала. А я тебе всегда прощал твои предательства.

Махно поморщился:

— Послушайте, молодые люди, может быть вы оставите свои любовные выяснения до лучших времен. Ну не место и не время сейчас, господа. Решайте же уже что-нибудь.

Бекасов взялся за кольцо гранаты, сидевшие за столом «командиры» попадали с лавок, инстинктивно закрыли головы руками.

К ротмистру подошел Данилов, вынул из его рук бомбу, положил на стол.

— Не дури, ротмистр. Пусть Бестия решает.

— Её решение будет неверным.

— Знаешь, Петя, чем добро отличается от зла? — спросила после паузы Анна, не сводя с ротмистра пистолета. — Тем, что добро делают добрые люди, а зло-злые. И у всех своя правда, каждый считает, что он совершает те или иные поступки во благо. Как же разобраться кто из них прав? Правильно, по конечному результату. А когда он не ясен? По поступкам. Армия Махно — настоящая разношерстная банда. Но сам Нестор — светлый человек, потому что он готов положить жизнь за свою правду, за то что он считает добром. Но разве счастье людей не добро? Может, в чем-то и ошибается, но он готов отдать свою жизнь за счастье других. Это он убрал атамана Григорьева, в союзе с которым был кровно заинтересован, когда тот начал совершенно бессмысленно убивать в занятых городах и селах евреев и русских. Это Батька запретил вообще какие-либо погромы. С людьми ему, может, и не повезло, но у кого они лучше — у Деникина, Троцкого, Петлюры? Все из одной пыльной имперской бутыли, лучше не найдешь. Вы свободны, Нестор Иванович, можете уходить через подвал.