Крах и Восход - Бардуго Ли - Страница 52

Каменные ступеньки, ведущие к входной двери, испачкались пеплом, но остались целыми. Я увидела длинную гравийную тропинку, белые пики ворот, дорогу в город. Последний раз мне доводилось на них смотреть почти два года назад, но они выглядели точно так же, как я их помнила.

Дарклинг взял меня за плечи и слегка повернул.

У меня подкосились колени. Я осела на пол, прикрывая рот ладонями. Из меня вырвался сдавленный звук, слишком надрывный, чтобы назваться криком.

Дуб, на который я однажды залезла на спор, до сих пор оставался нетронутым огнем, поглотившим Керамзин. Но теперь его ветки полнились людьми. На одной из них висели три инструктора-гриша, их кафтаны слабо развевались на ветру – фиолетовый, красный и синий. Лицо Боткина, висевшего рядом, было почти черным над веревкой, сдавившей шею. Его тело покрывали раны. Он умер сражаясь. Следующей покачивалась Ана Куя в своем черном платье, на талии висела тяжелая связка ключей, носки сапожек с пуговицами почти доставали до земли.

– Кажется, она практически заменила тебе мать, – пробормотал Дарклинг.

Всхлипы, сотрясавшие мое тело, напоминали удары хлыста. Я вздрагивала от каждого, согнулась пополам, села в позу эмбриона. Дарклинг опустился на колени передо мной. Взял за запястья, отводя руки от лица, будто хотел смотреть, как я плачу.

– Алина, – обратился он. Я продолжала смотреть на ступеньки, слезы застилали глаза. Я не стану на него смотреть! – Алина, – повторил Дарклинг.

– Почему? – слово больше походило на вой, детский плач. – Почему ты это сделал? Как ты мог это сделать? Ты что, совсем бесчувственный?!

– Я прожил долгую жизнь, щедрую на горе. Мои слезы давно иссякли. Если бы я до сих пор чувствовал все, как ты, страдал, как ты, то не вынес бы этой вечности.

– Надеюсь, Боткин убил двадцать твоих гришей, – сплюнула я, – сотню!

– Он был выдающимся мужчиной.

– Где все ученики? – выдавила я, хотя сомневалась, что выдержу ответ. – Что ты с ними сделал?

– А где ты, Алина? Я был уверен, что ты придешь, когда я напал на Западную Равку. Думал, этого потребует твоя совесть. Мне оставалось лишь надеяться, что хотя бы это выманит тебя на встречу.

– Где они?! – взвыла я.

– В безопасности. Пока. Они будут на моем скифе, когда я снова войду в Каньон.

– В качестве пленников, – мрачно произнесла я.

Он кивнул.

– На случай, если ты задумаешь атаку, вместо того чтобы сдаться. Через пять дней я вернусь в Неморе, и ты поплывешь со мной – ты и следопыт, – или я расширю Каньон до самого побережья Западной Равки, а этих детей одного за другим отдам на милость волькр.

– Это место… эти люди, они были невиновными.

– Я сотни лет ждал этого момента, твоей силы, этой возможности. Я заслужил ее потерями и страданиями. И я воспользуюсь ей, Алина. Любой ценой.

Мне хотелось расцарапать его, пообещать, что я еще посмотрю, как его собственные монстры разорвут его на кусочки. Хотелось сказать, что я обрушу на него всю мощь усилителей Морозова, армию света, порожденную скверной, идеальной в своем отмщении. Возможно, я действительно буду на это способна. Если Мал пожертвует своей жизнью.

– У меня ничего не останется, – прошептала я.

– Нет, – ласково ответил Дарклинг, заключая меня в объятия и целуя в макушку. – Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

От горя, от ужаса, я позволила себе расщепиться на мириады частиц.

* * *

Я по-прежнему стояла на коленях, пальцы впивались в подоконник, лоб прижимался к деревянным планкам стены пансиона. Снаружи доносился тихий звон молитвенных колокольчиков. Внутри не раздавалось ни звука, кроме моего учащенного дыхания и хриплых всхлипов, все еще напоминавших удары хлыста. Я сгорбилась и расплакалась. В таком состоянии меня и нашли.

Я не слышала ни как открылась дверь, ни приближающихся шагов. Просто почувствовала, что меня обхватывают чужие руки. Зоя посадила меня на край кровати, а Тамара устроилась рядом. Надя взяла гребень и осторожно начала распутывать все мои колтуны. Женя умыла мне лицо, а потом и руки прохладным платком, предварительно смочив его в тазике. От него слабо пахло мятой.

Так мы и сидели в молчании, все девочки скучились вокруг меня.

– Ученики у него, – произнесла я без каких-либо эмоций. – Двадцать три ребенка. Он убил преподавателей. И Боткина. – И Ану Кую, незнакомую им женщину. Женщину, которая меня вырастила. – Мал…

– Он рассказал нам, – тихо перебила Надя.

Думаю, часть меня ожидала обвинений, упреков. Вместо этого Женя опустила голову мне на плечо. Тамара сжала руку.

И я осознала, что они не просто меня утешали. Девочки опирались на меня – а я – на них, для поддержки.

«Я прожил долгую жизнь, щедрую на горе».

Были ли у Дарклинга друзья? Люди, которых он любил, которые боролись за него, заботились о нем, заставляли смеяться? Люди, которые стали не более чем жертвами мечты, пережившей их всех?

– Сколько у нас есть времени? – спросила Тамара.

– Пять дней.

Кто-то постучал в дверь. Это был Мал. Тамара освободила ему место рядом со мной.

– Все плохо? – спросил он.

Я кивнула. Не могла пока говорить о том, что я увидела.

– У меня есть пять дней, чтобы сдаться, или он снова воспользуется Каньоном.

– Он сделает это в любом случае, – возразил Мал. – Ты сама говорила. Он найдет повод.

– Я могу выиграть нам немного времени…

– Какой ценой? Ты была готова отдать свою жизнь, – тихо сказал он. – Так почему не дашь мне сделать то же самое?

– Потому что я этого не вынесу.

Его лицо ожесточилось. Мал схватил меня за запястье, и я снова почувствовала тот разряд. Под веками замелькал поток света, словно мое тело было готово отпрянуть от него. За этой дверью пряталась неописуемая сила, и смерть Мала ее откроет.

– Ты вынесешь это, – сказал он. – Или все те смерти, все, чем мы пожертвовали, все это будет впустую.

Женя прочистила горло.

– Э-э… Тут такое дело. Возможно, ей и не придется. У Давида есть идея.

* * *

– Вообще-то это была идея Жени, – сказал Давид.

Мы собрались вокруг стола под навесом таверны, находившейся чуть дальше по улице от нашего пансиона. В этой части поселка не было достойных закусочных, но на месте сгоревшего дома построили ветхую таверну. Над шаткими столиками висели лампы, рядом стояла деревянная бочка со сладким ферментированным молоком и жарилось мясо в двух металлических барабанах, таких, как мы видели в первый день на рынке. Воздух полнился можжевеловым дымом.

За столиком рядом с бочкой двое мужчин играли в кости, пока еще один наигрывал мелодию на старой гитаре без какого-либо ритма. Это сложно было назвать музыкой, но Миша остался доволен. Он исполнил сложный танец, который, судя по всему, требовал активных хлопков в ладоши и сильной сосредоточенности.

– Мы непременно нанесем имя Жени на памятную доску, – съязвила Зоя. – Ближе к делу.

– Помнишь, как ты спрятала «Выпь» из виду? – спросил Давид. – Как преломила свет вокруг корабля, чтобы тот не отражался от поверхностей?

– Я подумала, – вмешалась Женя. – Что, если ты провернешь этот фокус на нас?

Я нахмурилась.

– В смысле…

– Принцип остается тем же, – поспешил объяснить Давид. – Это огромное испытание, поскольку тут больше переменных, чем просто голубое небо, но преломить свет вокруг солдат равносильно тому, чтобы преломить свет вокруг объекта.

– Погоди минутку, – встрял Хэршоу. – Хочешь сказать, мы станем невидимыми?

– Именно, – кивнула Женя.

Адрик подался вперед.

– Дарклинг будет отплывать от доков в Крибирске. Мы сможем проникнуть в его лагерь. И увести учеников. – Его кулаки сжались, глаза загорелись. Он знал этих детей лучше любого из нас. Некоторые из них, наверное, были его друзьями.

Толя нахмурился.

– Нам ни за что не пробраться в лагерь и не освободить их, чтобы нас никто не заметил. Некоторые из этих детей младше Миши.