Крах и Восход - Бардуго Ли - Страница 35

Она пряталась в своем темном логове, очаг уже был растоплен, а в комнате царила невыносимая жара. Миша только что принес ей поднос с завтраком. Я подождала, пока она доест гречневую кашу и допьет крепкий черный чай. Когда Багра закончила завтракать, Миша открыл книгу, чтобы начать читать, но она быстро его перебила:

– Унеси поднос. Маленькая святая что-то задумала. Если заставим ее ждать еще дольше, она может вскочить с места и начать трясти меня.

Ужасная женщина. От нее ничего не скроешь.

Миша поднял поднос и помедлил в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.

– Мне обязательно сразу возвращаться?

– Прекрати извиваться, как личинка! – рявкнула Багра, и Миша застыл. Она взмахнула рукой. – Иди, бестолковое создание, но не опаздывай с моим обедом.

Мальчишка выбежал за дверь, грохоча тарелками, и закрыл ее ногой.

– Это все ты виновата, – пожаловалась Багра. – Теперь ему на месте не сидится.

– Он маленький мальчик. Они все этим славятся. – Я мысленно сделала заметку попросить кого-то продолжить с Мишей уроки фехтования, пока нас не будет.

Багра нахмурилась и придвинулась ближе к огню, сильнее укутываясь в меха.

– Что ж, теперь мы одни. Что ты хочешь знать? Или будешь сидеть здесь, прикусив язык, еще час?

Я не знала, как начать разговор.

– Багра…

– Либо выкладывай, либо я пойду вздремну.

– Возможно, Дарклинг нашел способ попасть в Каньон без меня. Он использует его в качестве оружия. Если вы можете рассказать нам что-то полезное, мы нуждаемся в информации.

– Всегда один и тот же вопрос.

– Когда я спросила вас, мог ли Морозов оставить работу над усилителями незаконченной, вы сказали, что это было не в его характере. Вы знали его?

– Мы уже все обсудили, девочка, – отрезала она, поворачиваясь к очагу. – Ты зря потратила утро.

– Однажды вы сказали, что надеетесь на искупление для своего сына. Скорее всего, это моя последняя возможность его остановить.

– Ах, значит, теперь ты собираешься его спасти? Какая ты милосердная.

Я сделала глубокий вдох и прошептала:

– Александр. – Багра оцепенела. – Его настоящее имя Александр. И если он пойдет на этот шаг, то будет потерян навсегда. Как, возможно, и все мы.

– Это имя… – Багра откинулась на спинку кресла. – Только он мог его тебе назвать. Когда?

Я никогда не обсуждала с ней свои видения и не хотела делать это сейчас. Вместо этого я повторила свой вопрос:

– Багра, вы знали Морозова?

Она долго молчала, единственным звуком в комнате было потрескивание пламени. Наконец она ответила:

– Лучше, чем кто-либо другой.

Хотя у меня и были подозрения, теперь мне с трудом верилось в этот факт. Я видела записи Морозова, носила его усилители, но он никогда не казался мне реальным. Для меня он был святым с позолоченным нимбом, скорее легенда, нежели человек.

– На полке в углу стоит бутылка кваса, – сказала Багра, – там, куда Миша не сможет дотянуться. Принеси ее и стакан.

Для кваса было рановато, но я не собиралась спорить. Достала бутылку и наполнила стакан.

Багра сделала большой глоток и причмокнула губами.

– А новый король ни в чем себе не отказывает, не так ли? – она вздохнула и устроилась поудобнее. – Ладно, маленькая святая, раз ты хочешь знать о Морозове и его бесценных усилителях, я расскажу тебе сказку – ту, которую когда-то рассказывала мальчику с темными волосами, молчаливому мальчику, который редко смеялся и слушал внимательнее, чем я думала. Мальчику, у которого было имя, а не титул.

В свете огня тени, залегшие во впадинах ее глаз, будто мерцали и извивались.

– Морозов был Костяным Кузнецом, одним из величайших фабрикаторов в мире и человеком, который испытывал границы самой силы гришей, но еще он был обычным мужчиной, имевшим жену. Она была отказницей и, хоть и любила его, не могла понять своего мужа.

Я подумала о том, как Дарклинг говорил об отказниках, о его прогнозах насчет Мала и того, как ко мне будет относиться народ Равки. Выучил ли он этот урок от Багры?

– Стоит сказать, что он тоже ее любил, – продолжила она. – По крайней мере, мне так кажется. Но этого всегда было недостаточно, чтобы он прекратил свою работу. Любовь не утоляла жажду, которая руководила его действиями. Таково проклятье могущества гриша. Тебе это должно быть знакомо, маленькая святая. Почти год они охотились на оленя в Цибее, два года плавали по Костяной тропе в поисках морского хлыста. Огромный успех для Костяного Кузнеца. Первые два этапа его великой затеи. Но когда жена забеременела, они обосновались в маленьком поселке – месте, где он мог продолжать свои эксперименты и размышлять, какое существо станет третьим усилителем. Жили они небогато. Когда Морозова удавалось отвлечь от экспериментов, он зарабатывал на жизнь плотницким трудом, а иногда жители деревни приходили к нему с ранами и недугами…

– Он был целителем? – поинтересовалась я. – Мне казалось, он фабрикатор.

– Морозов не признавал этих различий. Мало кто из гришей делал это в те дни. Он верил, что, раз наука настолько мала, то все возможно. Зачастую для него так и было.

«Разве мы не все суть одно?»

– Крестьяне посматривали на Морозова и его семью со смесью жалости и недоверия. Его жена ходила в обносках, а ребенок… ребенка редко видели. Мать держала ее в доме или гуляла с ней в окрестных полях. Видишь ли, девочка рано проявила свою силу, и ничего подобного мир еще не видывал, – Багра сделала глоток кваса. – Она могла призывать тьму.

Слова повисли в жарком воздухе, их значение доходило до меня медленно.

– Вы? – выдохнула я. – Значит, Дарклинг…

– Я – дочь Морозова, а Дарклинг – последний из рода Морозовых, – она осушила свой стакан. – Мать меня боялась. Она была уверена, что моя сила – некое проклятье, результат отцовских экспериментов. Вполне вероятно, что она была права. Когда играешь со скверной, результат всегда отличается от того, на что надеешься. Она ненавидела прикасаться ко мне, ей было невыносимо находиться со мной в одной комнате. Только когда родился второй ребенок, мама пришла в себя. Еще одна девочка, только уже нормальная, как она, без силы и пригожая. Как же мама ее обожала!

Прошли годы, сотни лет, а может, и тысяча. Но я узнала обиду в голосе Багры, боль от ощущения, что ты ненужный и нежеланный.

– Отец готовился к охоте на жар-птицу. Я была еще мала, но умоляла его взять меня с собой. Изо всех сил пыталась показать себя полезной, но в итоге только раздражала его, и в конце концов он запретил мне входить в мастерскую.

Багра постучала по столу, и я вновь наполнила ей стакан.

– Как-то раз Морозову пришлось оторваться от своего верстака. На пастбище за домом раздались крики моей матери. Незадолго до этого играла с куклами, а сестра ныла, капризничала и топала своими крошечными ножками, пока мама не настояла, чтобы я отдала ей свою любимую игрушку – деревянного лебедя, вытесанного нашим отцом в один из тех редких моментов, когда он уделял мне внимание. У него были крылья – настолько детально проработанные, что казались почти пушистыми – и идеальные перепончатые лапки, которые помогали держаться на воде. Сестра подержала его в руках меньше минуты, но успела сломать тонкую лебединую шею. Тебе следует напомнить, что я была просто одиноким ребенком и собственных сокровищ у меня было наперечет, – она подняла стакан, но глоток не сделала. – Я накинулась на сестру. С разрезом. И разделала ее пополам.

Я пыталась не представлять этого, но в голове все равно всплыл четкий образ – пахотное поле, темноволосая маленькая девочка, ее сломанная любимая игрушка. Она закатила истерику, как делают многие дети. Но она не была обычным ребенком.

– Что случилось дальше? – наконец прошептала я.

– Прибежали жители деревни. Держали мою мать, чтобы она не могла до меня добраться. Они попросту не понимали, что она говорила. Как маленькая девочка могла такое натворить? Священник уже читал молитву над телом моей сестры, когда пришел отец. Без лишних слов Морозов присел рядом с ней и взялся за работу. Крестьяне не понимали, что происходит, но чувствовали сгущающуюся силу.