Рассвет над Байонной (СИ) - Гальярди Марко - Страница 20

Он вывел его из полутёмного зала приёмов на залитую солнцем длинную террасу, укрытую портиком с резными колоннами, затем повернулся назад:

— Останьтесь по одному, — четверо этаров мгновенно исчезли, и Ингвару стало как-то легче дышать. — Ими можно управлять, видишь… я мог бы сейчас отослать и этих, но обычно, если нам что-то понадобится, например, поесть, попить, передвинуть стул, зажечь свечу, мы обращаемся к этарам, а они исполняют.

— А как же слуги? — удивился уже более успокоенный и настроенный на миролюбивый лад Ингвар.

— Это и есть наши слуги.

— А Эсперо? Он же тоже твой слуга!

— Да, всё верно. Этар не будет выносить твой ночной горшок, стелить простыни, брить или расчесывать волосы, подавать полотенце — это делает личный слуга. А этар занимается твоей перепиской, передает твои пожелания о времени обеда или блюдах на кухню, следит за распорядком дня. Если захочешь потренироваться с мечом, ты зовёшь этара…

— Они еще и воины? — Ингвар окинул оценивающим взглядом фигуру «своего» этара, скрытую бесформенными одеждами. Он казался слишком щуплым.

— Да, телохранители, оруженосцы, секретари, учителя… у них много разных способностей.

— И каждый обладает ими всеми? — с подозрением осведомился Ингвар. Ему всё еще не вверилось, что вот этот «его» этар, что отвечал на его вопросы, и которого он про себя назвал Примусом или Первым, ещё и воин.

— Нет, они распределены между тремя, но если требуется еще что-то, то из храма пришлют самого способного.

Из бокового прохода под своды галереи внезапно вышел человек в длинном до пят и темном балахоне, украшенном золотыми вышивками, и устремился им навстречу, раскинув приветственно руки. Он был в летах, старше Ингвара лет на пятнадцать, а черты его лица были смутно знакомыми и присутствовали в Альваро. Граф де Энсина радостно сделал несколько шагов вперед и был заключен в объятия и расцелован, потом они бойко заговорили друг с другом на непонятном новому герцогу Байонны местном языке.

Ингвар внезапно ощутил дыхание «своего» этара за спиной:

— Согласно законам, запрещено разговаривать на «коэйне» в присутствии тех, кто им не владеет. Это нарушает правила приличия и дворцового этикета.

— Какой правильный закон! — утвердительно качнул головой старший муж, почувствовав тепло и дружеские чувства к этару от того, что он разделяет его мнение по поводу происходящего у него на глазах. Ингвару показалось, что его намеренно игнорируют, а Альваро — юнец неоперенный, этого не замечает.

Наконец, вдоволь наговорившись, младший муж подвел незнакомца к Ингвару:

— Познакомьтесь герцог, это Аринальдо, младший муж моего отца, и мой дядя.

Герцог Байонны не увидел особого дружелюбия в глазах новоявленного дяди и по совместительству прошлого младшего мужа, да и сам не старался растопить лёд в своем сердце к будущему родственничку. И он даже не обратил внимания, что Альваро назвал того “младшим мужем”.

— Граф Альваро, ваш дядя специально приехал, чтобы присутствовать на церемонии? — вежливо спросил Ингвар, стараясь не сильно уделять внимания мутному дядюшке.

— Нет, он всегда здесь жил! Многому меня научил, — наивно выпалил Альваро.

«Ёпт! Вот скотина!» — мгновенно вспыхнул Ингвар:

— Нам бы с дядей твоим наедине потолковать, граф де Энсина, вы не против? Конечно, не против! — сам ответил на свой вопрос герцог Байонны.

— Не-ет, — Альваро заметно побледнел, почувствовал в голосе Ингвара угрозу, быстро обернулся к этарам, закусил губу от досады, понимая, что те сейчас не двинутся, да и ему не позволят.

Ингвар отвёл дядю недалеко, шагов на пять, схватил за грудки, приподнял и хрястнул спиной об стену:

— Ты, что же, хрен заморский, все эти годы наблюдал, как над твоим племянником муж издевается и ничего не делал?

— Что вы от меня хотите, он же был старшим мужем! — Аринальдо прекрасно владел языком столицы. — Таким же сильным, как и вы!

— Хватит, — рявкнул Ингвар, — мы еще толком не познакомились, а ты уже подлизал мне зад. Жалкий трус! — он отпустил его. — Попробуешь еще раз проявить ко мне неуважение или начнёшь настраивать Альваро против меня, отправишься в столицу в железной клетке.

========== Глава 3. Покои старшего мужа ==========

Дядя быстро исчез туда, откуда и появился, оставив после себя какой-то цветочный запах. Ингвар немного постоял, провожая его спину глазами, затем размашистым шагом вернулся туда, где оставил Альваро с этарами:

— Считаешь, что я неправ? — он навис над Альваро. Тот быстро опустил глаза вниз, пряча свои чувства за густыми ресницами, и даже не пытаясь дать ответ. Ингвар вздохнул: «Больно тебе, знаю… когда единственный близкий человек рядом остался, но и его как бы — и нет. Защитить некому». — Ладно, показывай дворец дальше. Больше не будет никакого знакомства с родственниками?

— Нет, Аринальдо — единственный… — Альваро, обогнув старшего мужа, прошел дальше, всё еще погруженный в свои мысли. Они дошли до конца галереи, которая уходила влево.

— Здесь расположены наши покои, — к младшему мужу вновь вернулся голос, но звучавший как-то вяло. — Прямо — твои, дальше — мои, — он махнул рукой в сторону дверей. — Ты правда хочешь посмотреть, где обитал Рикан? Там еще не убрали его вещи.

— Хочу, — уверенно заявил Ингвар, решив, что неплохо будет ознакомиться с тем, чем баловался де Альма, прежде чем это скроют от его глаз.

— Я хотел избавиться от его вещей раньше… — Альваро сделал едва заметный жест рукой, и его этар поспешил раскрыть перед ними тяжелую дверь, окованную снаружи железом. — Но не успел… об этом тоже было в моём письме.

Они вошли в просторную комнату, взметнув облако пыли, что зазолотилась в свете, проникающем через узкие окна. Там царил небольшой разгром, будто кто-то собирался в спешке, вываливая одежду из шкафов, расположенных в боковых стенах справа и слева. На низком потертом диване лежали несколько спад, залитых побуревшим от времени вином из опрокинутого глиняного кувшина. На узорчатых коврах с плотным ворсом валялось множество черепков от разбитой посуды. Рядом со входом стоял покосившийся холщовый мешок, наполненный серебряными и золотыми кубками, тарелками с драгоценной эмалью, маленькими ковчежцами с вплавленными в них камнями — рубинами, изумрудами.

— Он хотел забрать это с собой… — с грустью сам себе ответил Альваро, заметив интерес Ингвара, рассматривающего содержимое мешка.

— А где же спальня? Тут? — старший муж указал на вход, задрапированный тяжелыми бордовыми занавесями с золотым шитьём. Он устремился туда, оставив своих спутников позади.

Комната всеми своими окнами выходила на какую-то новую террасу, за которой виднелся сад. Туда вели резные двери, сейчас закрытые, а из-за прикрытых ставен в комнате царил полумрак. Ингвар распахнул их все, чтобы видеть…

Кровать показалась довольно скромной в размерах. Если бы Ингвар лег на ней, раскинув руки, то кончиками пальцев достал до края с обеих сторон. «А как же? Как же? — с беспокойством оглядел он совсем не подходящее для его фантазий ложе. — Как я тут положу по женщине с каждой стороны? Они же свалятся на пол!». Ингвар огляделся: пол устилали ковры и бурая шкура огромного медведя. По стенам развешены черепа оленей с ветвистыми рогами.

Альваро с этарами застыли бледными фигурами рядом со входом, сосредоточенно наблюдая за действиями Ингвара, который теперь деловито выдвигал ящики письменного стола, шарил в бумагах.

Младший муж отвлекся, он не мог оторвать своего взгляда от ковра перед кроватью, воспоминания подкатывали к горлу рвотными позывами, и сейчас, когда, вроде, всё закончилось, его тело хранило память о каждом ударе. Тогда было — всё равно: световой день и ночь сливались в единый кошмар. И никто не мог его защитить: ни слуги, ни этары, ни жрецы. «Ересь» Рикана, начитавшегося идей Хуго Сатовиторского, настолько чётко встроилась в систему их верований, что они ничего не смогли ей противопоставить.

Здесь на ковре, он лежал связанный и избитый, вымаливая прощение непослушными губами. За всё. За то, что любое прикосновение к его телу влечёт за собой дрожь, за то, что не выполняет своих обязанностей, за то, что не испытывает желания, за то, что не может возбудиться и кончить… Рикан, поднимает его непослушное тело за плечи, усаживает на колени, но не освобождает руки из плена, и говорит: «Я прощаю тебя на этот раз, мой любимый Альваро, — в его голосе будто сквозит нежность, но соткан он из зловонной грязи, — ты же так нужен своему народу — он же спать не будет, пока ты не получишь удовольствия от чужой руки. Не нравится от моей? Я сейчас еще кого-нибудь позову! Не хочешь? Ах, меня любишь! Тогда старайся…». Рикан медленно присаживается напротив него, его ладони и пальцы скользят по члену Альваро, он больно терзает зубами его соски, зализывает открытые раны, с содранной кожей и сочащиеся сукровицей. Альваро закрывает глаза, чтобы не видеть перед собой ничего, с единственным желанием умереть и прекратить свои страдания.