Лагуна (СИ) - Гальярди Марко - Страница 73

Вначале судно, подхваченное течением, миновало охранные ворота Падуи, прошло по реке, огибающей с одной стороны высокие городские стены, а с другой — низкий топкий берег, заросший высоким камышом и кустарником, а затем свернуло в длинный рукотворный канал, что соединял реку Баккионе с рекой Брентой. Гребцы помогали ветру веслами, поэтому к закату путешественники уже плыли по широкой водной глади, раскинувшейся посреди чуть выступающих над землёй плодородных лугов, в сторону моря. На нос лодки повесили лампаду, что должна была освещать путь и привлекать к себе прибрежную мошкару. Селений не было видно — наверно, они укрывались за далекими холмами, потому что окружающие берега казались настолько низкими, что каждой весной здесь разливалось море. Иногда на возвышенных островках встречались сторожевые башни — некоторые разрушенные временем, а в окнах других можно было в темноте заметить отблески пламени.

Дядюшку пришлось перенести на постель, к вечеру стало прохладнее, да и кровососущая мошкара находила путь на лодку и жалила в не защищенное одеждой лицо и кисти рук. Джованни вновь вспомнился тяжелый путь в Падую, но сейчас не было вокруг запаха гниющей рыбы, да и комарья поменьше. Флорентиец нагло забрался в дядюшкин сундук и распробовал сладкую мальвазию, любовно выращенную в зеленых садах Румейского царства. Халил охотно разделил с ним вино, а Али отказался. Внутри шатра, освещенного маленькой лампадой, тени за спинами казались огромными и черными, но на лицах играли улыбки, сопровождаемые тихим шепотом, повествующим о том, кто и что собирается делать в первый день окончания столь долгого путешествия. Али хотел сразу сбежать на рынок в надежде не только поглазеть на диковины со всего света, но и найти товарищей для игр:

— Если этот синьор так богат, — рассуждал он, — то дом его находится в самом центре города и окнами выходит на площадь. И буду я из окна высокой башни следить за всеми и плеваться вниз косточками!

— Я бы первым делом вышел на берег моря, — выдал свои мечты Халил. — Утопил бы пальцы рук и ног в золотом песке, приласкал бы взглядом лазурные волны и утратил бы все мысли, слушая ветер.

— А я нашел бы учителей и мудрецов, — вздохнул Джованни, выслушав признания своих спутников, — ведь нет ничего приятнее тайн, что еще не раскрыты пытливым умом. Мне интересны силы, которые влияют на нас — звезды, планеты, ветра. Мне так и не довелось услышать о них подробнее в Болонье. И еще мне хотелось бы… — он смолк, уносясь внезапно охватившей его сердечной тоской на долгие расстояния, что разделяли его с тем местом, которое он считал своим домом, в котором заново родился много лет назад. — Взойти на корабль и уплыть далеко, но не в вашу страну. Посмотреть — как там без меня, — он умолк, испуганно сообразив, что выдал нечто слишком потаенное. — И к чему я это все говорю? — Джованни внутренне собрался, пытаясь вытеснить хмельное вино из своего разума. — Первое дело синьора: хорошо поесть и найти мягкую постель, и главное — не пустую! Халил, когда ты наговоришься с морем, я буду тебя в ней ждать.

Восточный раб улыбнулся кончиками губ с таким видом, будто и не расслышал иных желаний:

— Но мой синьор, с такими богатствами ты будешь окружен вниманием многих прекрасных женщин и мужчин. Разве сможешь отказаться от такого соблазна? Неужели оставишь всех ради раба?

— Ты прав, — немного подумав, ответил Джованни. — Тобой я буду утолять тоску, когда мне опостылеют все их скучные и фальшивые улыбки. Может быть, у вас в землях богатство стирает прошлое человека, но эти люди всегда будут помнить, что я бывший раб, — он очень пожалел, что из-за осторожности не может притянуть к себе Халила и поцеловать, показав, что нет сейчас ничего желаннее и приятнее, чем ощущения собственного тела в теплых и нежных объятиях.

Они сомкнули глаза лишь на короткое время. С началом дня Халил осторожно разбудил Джованни, пригревшегося под боком своего обретенного дядюшки, и жестами позвал за собой. Река вливалась широким руслом в огромную лагуну, залитую ярким солнечным светом. Там, где пресные воды смешивались с морскими, казалось, что вся поверхность покрыта искрящейся коркой. По обе стороны до самого горизонта чернели верхушки опущенных в воду кольев, отмечающих солеварни. Над их розовато-белой неподвижной поверхностью вились стаи птиц. Впереди же виднелись островки, поросшие высоким камышом — большие и маленькие, с покрытыми застывшей солью берегами. Лавируя между этими островками, лодка быстро продвигалась по мелководью к какой-то неведомой цели. Наконец камыши расступились, давая силу огромному морскому простору, где плавало множество рыбацких лодок, а за ними вдалеке виднелись пологие острова с построенным на них сказочным городом. Первое, что встретилось на пути, — отдельные острова с одной или двумя церквями при монастырях, окруженных хозяйственными постройками и маленькими хижинами, но по мере приближения к городу берега реки смыкались, укрепленные частоколом из деревьев и камней, а на них, врастая фасадами в воду, поднимались каменные строения высотой не меньше чем в два этажа. Между их садами и огородами обнаруживались ответвления от главной реки. Вбитые сваи по краям придавали им стройный и ровный вид, превращая в каналы, над которыми были переброшены мостки. С левой стороны по движению лодки топкие берега были превращены в подобие дорог и обложены камнями, чтобы можно было ходить вдоль фасадов домов. Однако основным средством передвижения жителей Венеции были лодки — большие и маленькие, управляемые двумя веслами или одним гребцом, который высоким шестом, вдетым в особую доску с открытыми закруглениями, отталкивался от дна и тем самым продвигал лодку вперед. Лодка синьора Лоредан казалась на их фоне роскошным кораблём, торжественно заходящим в порт.

Джованни всю дорогу, скрывшись за плащом, в нервном возбуждении сжимал руку Халила и видел в его глазах схожие чувства. Чудесный город, в который они прибыли, поражал красотой фресок и мозаик на фасадах домов, широких балконов с высокими полукруглыми арками, в тени которых были другие — прикрытые резными ставнями, высотой от потолка до пола. Высокие печные трубы, заканчивающиеся колоколообразным расширением, статуи в нишах, разноцветная лепнина — всё громко кричало о богатстве этого города.

— У нас есть такие же — очень похожие дворцы, — тихо промолвил Халил, обращая на себя внимание, и мгновенно охладил пыл Джованни, провожавшего глазами каждый дом, задерживая взгляд на его убранстве. — А таких мостов — точно нет!

Они проплыли единственный мост в этом городе, переброшенный через большую реку: высокий, на деревянных сваях [1]. Лодка остановилась у входа в палаццо, отделанного белым мраморным камнем. У Джованни часто забилось сердце — неужели это тот самый дом, в котором он теперь будет жить и станет его полновластным хозяином? Он разглядывал четырехэтажный фасад, не желая упустить ни малейшего штриха, который накрепко смог бы связать его душу с этим местом. Синьор Реньеро изволил выползти из шатра, прищуриваясь от яркого солнца, с трудом разгибая затекшую спину:

— И куда вы меня привезли? — громким басом накинулся он на гребцов.

— Синьор Лоредан, к вам же домой! — ответил недоумевающий рулевой.

— Сам знаю! — рявкнул дядюшка. — Так синьор Пьетро же сейчас не здесь живёт!

Оказалось, что синьор Пьетро Лоредан переехал из сестьеры Сан-Марко [2] в уединенный дом напротив аббатства Милосердия [3] в сестьере Канареджо. Развернуть лодку было легко, а доплыть коротким путём, не обломав мачту о мост у аббатства — невозможно. Гребцы решили поработать носильщиками, чтобы не возвращаться обратно, а потом огибать город с другой стороны, чтобы достичь нужного дома. Они остановились у невысокого моста, упиравшегося одним концом в узкую улочку, образованную фасадами невысоких домов ремесленников, а другим — в мощеную площадь перед большим строительством нового здания аббатства, позади которого виднелось само аббатство и церковь [4]. После моста островок справа заканчивался огородами и садом, окруженным стеной, за ним виднелось продолжение следующего острова, на берегах которого еще стояли несколько высоких домов. Река же эта уходила вновь в море, и справа и слева от нее пологие и топкие берега были обнесены низкими оградами, препятствующими разрушению волнами мест для выпаса скота и низкорослых садов.