Лагуна (СИ) - Гальярди Марко - Страница 72

***

Венеция выросла на болотах. В сам большой залив вливались разветвленные русла рек. На их берегах рос сосновый лес, а сами берега были из песка и мелкого ракушечника. Реки несли с собой ил, поэтому вся средняя часть лагуны представляла собой топкую смесь из земли и воды, поросшую тростником. Здесь водилось много живности (помимо комарья): перелетные и осёдлые птицы (утки, гуси, селезни, бекасы, куропатки, фазаны) и животные (кабаны, олени, лисы, зайцы). В воде плавало много рыбы, которую ловили в передвижные или закрепленные сети. В общем — пропитания хватало, чужие армии сюда не совались, поэтому на островах и островках, поднимавшихся из моря, начали селиться люди. Сосновый лес шел на сваи, которыми укрепляли берега и разграничивали участки свободной земли. Тростник вырубали и использовали для отопления или на подстилки животным. Самым важным промыслом были солеварни, поэтому Венеция поднялась на добыче соли, но это была сезонная работа. Основные товары — масло, вино, зерно. Ремесленные промыслы — производство стекла, судостроение, обработка льна, шерсти, хлопка и шелка. Рабство было тоже источником дохода, и венецианцы торговали рабами, которых вывозили из Далмации (современных Сербии, Боснии и Хорватии). Открытое море позволяло развивать морскую торговлю: если Константинополь был главным перевалочным пунктом товаров на востоке, то Венеция стала этим пунктом на западе. Активная торговля велась с мусульманским востоком и северной Африкой (оружие, металлические заготовки, лес), поэтому в декретах нескольких церковных соборов отдельным пунктом звучала фраза: «Провозглашаем запрет на торговлю с сарацинами на столько-то лет». Хотя пальцем на венецианцев никто не указывал, но явно намекал.

Плотины, дамбы и каналы позволили построить город на болотах. Камень везли с севера (из Истрии). Постепенно появились каменные дома и набережные.

Морские расстояния были не столь значительными: десять дней плыли до острова Корфу (в Средиземном море между Италией и Грецией), двадцать дней — до Кандии (остров Крит, Эгейское море), один месяц — до Кипра (берега современной Турции).

В религиозном плане венецианцы были в то время толерантны: у них был свой патриархат наравне с Римской церковью, и еще куча всяких орденов и монашеских сообществ понастроила монастырей на голых островах в округе. Однако венецианцы не были терпимы к «понаехавшим» в плане управления всем этим хозяйством. Кровь рода и богатство были записаны в Золотую книгу города, и только потомки венецианских родов могли избираться в городские советы, соответственно, над любым пришлым стоял «патрон» или Республика, которые давали ссуды и устанавливали пошлины. То есть в отличие от Генуи, где управлял «имущественный ценз» (олигархи), в Венеции шло ограничение еще и по роду (семейное управление).

***

Джованни зашел в свою комнату и сразу же увидел перед собой два больших сундука: крепких, с коваными углами, выпуклыми крышками и внутренними замками, которые запирались на ключ.

— Это наши расчетные книги, — громко заявил Манфред, оказавшийся за спиной флорентийца. Он последовал вперед, любовно погладил поверхность ближайшего сундука. — Мы отдаем их вам на хранение, синьор Лоредан, вывезете в Венецию вместе с остальными своими вещами, чтобы не привлекать внимания.

Джованни внимательно посмотрел на синьора Скровеньи, не скрывая беспокойства, затем перевел взгляд на тихо сидящих на лежанке слева Али и Халила. Догадка пришла в голову сразу — видно, братья Скровеньи не слишком уверовали в способность нового военного правителя защитить город и хотят сохранить часть своих богатств.

— Я их должен буду передать вам лично или посыльному?

— Нет, — покачал головой Манфред, — только лично. Я распоряжусь, чтобы всю поклажу перенесли на венецианскую лодку. У нас есть время, пока мой брат будет развлекать за обедом вашего дядю. Вас приказать накормить перед дальней дорогой?

— Да, мы с утра ничего не ели, и я подозреваю, что мой дядя тоже не озаботился запасами еды, — предприимчиво ответил Джованни и тронул пальцами берет на голове. — Это тоже моя новая одежда или мне её нужно будет вернуть?

— Нет, оставьте себе, — синьор Манфред отлепился от сундука и подошел совсем близко, тронув Джованни за рукав, — пусть Господь будет с вами, синьор Лоредан, на вас возложены слишком великие надежды. Я оценил вашу способность к лазанью по отвесным стенам и скажу — вы умеете добиваться своего, но не раскрывайтесь так быстро и рьяно — вашему дяде может не понравиться подобная непокорность. Он слишком дорого заплатил за обретение племянника Франческо, но если заподозрит, что план его не удался, то может от него отказаться.

— Вот поэтому мне и нужны верные слуги, — Джованни кивнул в сторону своих товарищей. — Я не останусь один и без помощи. Любого другого слугу заботили бы деньги — ваши или чужие.

— Что же, простите, сразу не разглядели ценность сарацин при вас! — ответил синьор Манфред немного раздраженно. — В любом случае — христиане надежнее, поверьте нашему опыту. И в добрый путь!

Лодка венецианца была по размеру похожа на ту, на которой Джованни приплыл в Падую, двухвесельная, только трюм ее был значительно меньше и ниже, а в носовой части на гибких прутьях натянуты плотные ткани, скрывающие от солнца и непогоды. Внутри этого шатра была установлена широкая лежанка с несколькими подушками, застланная золотистым шелковым покрывалом, поставлены деревянные кресла и под стать им резной замысловатым цветочным узором стол. Его полностью занимало широкое серебряное блюдо, наполненное свежими бархатистыми персиками, в окружении четырех кубков, выдолбленных в рыжеватом с белыми прожилками камне, вплавленном в серебро. Расписные глиняные кувшины с водой и вином были спрятаны в сундуке рядом. Обозревая всё это великолепие, Джованни невольно почесал затылок в раздумьях: где же синьор Реньеро собирается уложить своего племянника. Неужели рядом с собой? Четверо гребцов, по двое на каждое весло, хранили свои вещи у ног рулевого — вдали от глаз синьора. И сейчас сидели там же — накапливая силы перед ночным плаванием.

— Халил, Али, — позвал Джованни, указывая своим товарищам на свободное место внутри шатра у входа. — Расстелите циновки здесь. Мне придётся лечь в одну постель с дядей. Посмотрим, насколько крепкий у него окажется дух. Не хмурься, — флорентиец стер ладонью тень с лица Халила, — так спят странствующие господа. Когда мы доберемся до Венеции, то у меня будет своя лежанка. Лучше радуйся — завтра утром ты увидишь долгожданное море!

Халил благодарственно поцеловал его руку:

— Тогда не сомкну сегодняшней ночью глаз!

— Ты думаешь, я смогу заснуть? — со смехом отозвался Джованни. — Храпящий дядюшка под боком, а впереди — встреча с отцом, который должен еще меня признать. Я тоже волнуюсь! Али, а ты?

Мальчик оторвался от разглядывания недр их сундука, которые он опять взялся тщательно проверить после того, как упустил его из виду, пока слуги тащили поклажу через весь город:

— Мне-то что? Опять бока натирать о жесткие доски. Мне храп не помешает! Может, этот владетельный синьор, что тебе дядюшка, местами со мной поменяется?

— Этот — точно не поменяется, — Джованни посерьезнел. — Он и его сын — и есть настоящие заказчики аль-Мансура. Мы для них — нежеланная пыль на сапогах. Они нас купили. Посчитают, что мы теперь в их власти. Так и будут обращаться. Сын Джакомо знает меня, встречал там, где я жил в Марселе. Ты знаешь, что это за дом, Али. Нам нужно быть очень осторожными. Знает он, узнает и синьор Реньеро, тогда вздохнуть не даст, — зло добавил флорентиец.

— Ты не волнуйся, синьор, — Али спокойно вывел скрипучую руладу на своей свиристелке, так, что все невольно вздрогнули, — меня аль-Мансур предупредил. Не станет этот человек болтать. Он же сам Франческо искал и утверждал, что сгодится любой христианский раб, лишь бы по возрасту подходил и речь вашу знал.

Слова Али немного успокоили Джованни. Синьора Реньеро слуги доставили к сходням на носилках и сразу усадили в кресло — братья Скровеньи здорово напоили венецианца вином. Венецианец лишь рукой махнул, отгоняя назойливых мух, и громко произнёс: «Отплываем», — а потом затих, усыпленный легким ветром, подхватившим паруса, и жарким предзакатным солнцем, что разморило уже всех ожидающих синьора Реньеро в лодке до состояния густой патоки.