Таша (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 18

Они бьют по нам. И научились этому не так давно, за жизнь всего одного поколения. Последние тридцать-сорок лет они выбивают, а если удастся, то ритуально умерщвляют ведунов, питая их Силой своих идолов. И сейчас уже не важно — научил их кто или они сами пришли к этому, но это работает и работает против нас.

— А-а…?

— К нам вернулись Короли! Те, кто владели такой страшной Силой, что могли ставить на колени все вражье войско разом — просто повелев бросить оружие и… — ведун улыбнулся, покачал головой и продолжил: — А еще разуться и босыми идти по зимней степи до самого заката солнца… а потом — уснуть в ней вечным сном. Степняки подчинились ей — Королеве и сделали все, как она повелела. Мы потом проверяли… наши люди видели вражьи тела в степи, обглоданные волками…

Это сталось в той битве, что случилась уже после вашей Зеленой Балки. Она сражалась там плечом к плечу с бывалыми воинами — сильными, опытными. Но победу принесла она — маленькая синеглазая девочка. Враги ушли, куда она велела и покорно сгинули. Об этом, конечно же, узнали другие и сейчас пока на границе со степняками тихо — набеги прекратились. Только вот охотиться за ведунами они не бросили — ты знаешь про Строга.

— А я…?

Ведун отмахнулся от меня, не давая сбить себя с мысли и продолжил:

— Я думал… все мы, ведуны и Совет, думали, что вот оно — наконец! Королева! Все делали, чтобы помочь ей, чтобы и после нее на троне Тарта сидели такие же сильные Короли… ан нет… Баба, она и есть баба, а потому для нее на первом месте всегда дети, любовь и семья. Этого мы не учли, не придали должного значения, а еще не верили ей, думали — мы умнее. А получилось, что не только она со своей бабской придурью, которая таки есть… но и мы по уши о… ошиблись.

— Так, а я…? — не понимала я — как все это касается меня? Но ведун, видно, решил все рассказывать по порядку:

— Она сбежала… от нашей опеки, от того, что на нее и правителя давили и заставляли делать так, как считали правильным мы. Королева эта — жена Владисласа. Где она сейчас — не знает никто из нас и это в основном… моя вина. Но ее ищут и со временем, конечно же, найдут.

И вот теперь — каким боком тут ты? За последнее время для меня непонятным явлением стали только она и ты. И я сердцем чую, что ты тоже не просто так появилась, что послана зачем-то… сильно меняется что-то в нашей жизни. Время, видно, пришло. Я не справился, не понял и потому наделал ошибок — с ней. С тобой тоже… не пускал к тебе Микея. Думал — не до него тебе. Защищал тебя, давал время прийти в себя, понять свой дар, приобрести уверенность в своих силах, женских в том числе, просто ребенка родить! И вот! Я сейчас клятвенно обещаю тебе, что ни словом, ни делом не позволю себе управлять тобой. Не стану никогда заставлять и давить, но беречь стану всеми силами. Потому ты и здесь — на моих глазах. До той поры, пока не поймем мы с тобой — что ты такое? Что можешь? Кем стала? Тогда решишь сама для себя — все решишь.

А сейчас прости меня за Микея, если сможешь. И не думай пока обо всем этом сильно, будет еще время. Займись сыном, привыкай в доме, говори мне, если что нужно.

И про то, что случилось, когда ты с повозки падала, тоже прояснится со временем. Опасности для тебя в этом нет, понятно же, что тебя оберегают. Может статься и такое, что со временем за эту защиту придется платить. За просто так не бывает ничего. Но я думаю, что плата будет посильной для тебя.

Глава 12

— Вставай, вставай, проснись, — толкал меня кто-то в плечо, — времени нет, просыпайся…

Я с трудом продрала глаза — уснула вместе с сыном среди дня. В свое время решила не просить для себя помощниц. Неужто сама не справлюсь со своим ребенком? Тем более что все остальное для нас делали — убирали дом, готовили еду… но все оказалось не так просто. Сынок не был спокойным дитятком — требовал, орал, беспокоился ночами, болел животиком, когда к шести месяцам мне присоветовали прикармливать его. Молоко у меня было, но видно ему его не хватало, потому и кормить приходилось часто. Я крутилась, настирывая пеленки и подгузники, готовила прикормки, кормила, выносила на воздух подышать. Со временем следила, как он рачкует по полу, уже уверенно ползая, только неправильно — задницей вперед. Так-то он был хорошего нрава — улыбчивый, веселый. Весь в своего отца.

И личиком становился схож с ним — русый, с серо-зелеными глазками, длинными бронзовыми ресничками. Легко и часто улыбался, показывая два молочных зуба, которыми, и правда — сильно прихватывал сосок, заставляя меня шипеть от боли.

Хлопот с малым доставало, и я уставала. А потому и пользовалась любой возможностью отдохнуть и поспать урывками — и ночью, и днем.

Сейчас таращилась недоверчиво и потихоньку понимала — настало время платить. У края кровати тихо колыхался привид — мужик средних лет в воинском облачении, с короткой бородкой и здоровенный, как буйвол. Облик его был бы страшноватым, будь он жив. Но сейчас сквозь него просматривались стены и люлька сына. Так что вся его мощь выглядела зыбкой, хотя и не являлась таковой — я это понимала. И спросила — чего он хочет от меня?

— Был поединок, — коротко, по-мужски объяснял он для меня суть произошедшего, — правый был заведомо слабее виноватого, потому и был убит.

— А разве Силы не следят за справедливым исходом поединка? — дивилась я.

— Не знаю. Правота не доказана и его надуманная вина ложится позорным клеймом на весь род. Что есть не справедливо и не правильно. Иди и скажи — виноват тот, кто победил. Доказательство его вины — на его груди, под рубахой.

— А где я их найду, как узнаю?

— Там, где хоронят. Тебе погано сейчас будет, плохо… почти, как тогда. Но это нужно перетерпеть. Я берег тебя от них всех, не подпускал до времени. Сейчас найди в себе силы. Не потому, что он мой побратим и важен для меня, а потому что уже пора, пришло время…

Вскоре я проживала то, что узнала когда-то в моем видении — в избушке Строга. Шла по кладовищу, что расположилось в редком лесу далеко за городом. Еле тянула тяжеленные ноги меж старых и новых могилок. Меня пригибало к земле, каменной плитой лежало на плечах знание о мертвых. За мною следом шла пятерка стражников— как всегда при оружии и готовых защитить. Не понимала — зачем мне такая охрана, почему отвлекают людей ради меня от других — важных дел? Но ведун только отмахивался и просил не морочить ему голову глупостями.

Вскоре увидела между деревьями толпу народа возле вырытой ямы, домовину с молодым парнем в ней. Вопли, стенания, рыдания женщин ударили в уши, осыпали морозом тело. Мужики стояли мрачные и поникшие под тяжестью горя и обвинения, что упало на их род.

Я подошла ближе, и понемногу все стихли… смотрели на нас со стражниками и ждали что мы скажем. Тогда я нашла в себе силы, и тяжело ворочая языком, сказала все, как велел мой призрачный охранник. Меня хмуро выслушали, молча. А потом люди разом развернулись к здоровому мужику, что вперед спиной отступал в глубину кладовища. Он остановился, прижимая руку к груди, защищая то, что было спрятано под одеждой.

Посмотрела еще, как берут его, как ломают, пригибая к земле, разрывая на теле рубаху… Что они там нашли, какие такие доказательства его вины — я не поняла, да и не хотела знать, вникать во все это. Не шевельнулось ничего в душе. Я просто сделала то, что должна была. Меня благодарили, кланялись, желали здоровья до века. Как только стало можно, я повернулась и пошла обратно — домой. Было тяжело, но уже не так, как раньше. Я не сомлела, не упала, смогла идти своими ногами… все оказалось не так уж и страшно.

— Воин, — позвала его уже дома, когда прилегла отдохнуть на кровать: — Кто ты, как мне тебя называть? Могу ли я говорить с тобой без вреда для себя? Ты так долго был рядом и молчал…

— Конь.

— Что? — удивилась я.

— Конь. А ты что — думаешь, в бою мы друг друга полным именем зовем? Ага, как же! Конь, Лук, Зак, Дан… — сокращаем имя или зовем прозвищем. В бою лишний миг может стоить товарищу жизни. А Конь потому, что на спор коня поднял — под брюхо да за ноги.