На единорогах не пашут (СИ) - Ледащёв Александр - Страница 13

«— Здорово, старый Рори… Ты еще больше постарел со времени нашей последней встречи. Кажется, скоро… Да полно врать самому себе, Белоглазый. Скоро ты уйдешь в свою последнюю дорогу, но отнюдь не так, как ты думал, сидя в тихом Нагорье… Ты уйдешь навсегда, такие, как ты, не оборачиваются. Навсегда, и я не позволю себе вызывать твой дух для того, что бы вновь и вновь пытаться разгадать твою загадку… Я слишком уважаю тебя для этого… И ты навсегда останешься для меня тем, чего так мало для меня осталось в этом Мире… Да и не только в этом… Загадкой. Ты уйдешь такой же загадкой, какой ты был для меня, когда вынырнул откуда-то прямо в усобицу между датскими ярлами и был момент, когда даже я готов был поверить в то, что корона все-таки достанется тебе, несмотря на то, что пророчества говорили о совсем другом исходе… Такой же загадкой, которой ты продолжал оставаться для меня, когда ты, ни малейшего представления не имеющий о Законе Врат, прошел в Эльфийское Нагорье… Такой же загадкой, как тогда, когда Хельга О'Рул полюбила тебя, человека, наемника, совершенно не знавшего ни Любви, не привязанности к чему бы то ни было, не говоря уже о привязанности к кому-то… Как дико и неожиданно для меня было мгновение вашей первой встречи. Ты просто выронил меч, а точнее, разжал руку, лежащую на рукояти двуручника, лежащего на твоем плече, и он, скользнув по спине, стукнулся о камешек острием, прозвенел оскорбленно, на миг замер, стоя рядом с тобой и тебя, тебя же олицетворяя, второе твое «Я», твоя тень — простоял и упал. А ты даже не заметил этого. Воин, совершенно не знающий ни жалости, ни злости, каменное сердце, просто обмер при виде той, что встретила тебя на вторую ночь твоего пребывания на Эльфийском Нагорье — ибо уже на второй день ты смог встать, совладав с помощью юных эльфов, со своими ранами. Уже тогда… Да, уже тогда, всего лишь на второй день, ты не старался, во чтобы то ни стало, держать руку на мече — я готов поставить Драконий Остров против убогого пера Рона Зеркало[17], что уже на второй день, меч твой стал тебя стеснять. Ибо ты уже давно привык верить своему чутью, а оно просто молчало, став чуть ли не лишним на земле Эльфийского Нагорья. В знак приветствия, Хельга подняла руку с такой узкой, такой хрупкой ладонью, а ты же… Ты просто молча и очень неумело поклонился, ни на миг не опустив глаз. Ты же просто, просто, всего-то навсего, встретил то, чего никогда не было ни в тебе, ни вокруг тебя. А по лицу Хельги, догоняя одна другую, скользнуло две слезинки, причем обе — из одного глаза[18]… Она, эльф, не могла не понять, что ей просто надо уйти, если она хочет остаться в живых, но она — Эльф, дочь короля Эльфийского Нагорья, не могла уйти, ибо она видела, что творится с той пустотой, которая столько лет заменяла тебе душу. Тогда тебе было чуть больше тридцати. Но хватит об этом. Я могу себе позволить и просто промолчать все время нашей встречи — и ты так же легко подхватишь это молчание, не потому, что ты меня боишься (кстати, тоже вопрос — ты меня совсем не боишься, бред какой-то!), а потому, что ты умеешь молчать, что не мешает совершенно нашей беседе. Нет, уже мало времени осталось тебе, старый, действительно старый, Рори Осенняя Ночь, чтоб я мог позволить себе так вот, просто приятно помолчать!»

— Привет, зять эльфийский! Ты стал совсем старый. Еще немного, и Народ Холмов станет путать вас с тестем, и выйдет неразбериха, чьи же приказы выполнять!

— Привет, ведьма… (помолчав миг, Рори все же договорил)… к! Я-то? Да, постарел, постарел. Скоро я не проснусь в какое-нибудь ближайшее осеннее утро, и внук мой не сможет больше задавать мне свои важные вопросы!

Этот наполовину шутливый, наполовину издевательский тон был давно принят при общении меж Рори Осенняя Ночь и Белоглазым. А в старости просто уже невозможно, да и ни к чему что-то менять…

— Что, внучек снова огорошил своего деда? Чтож, это и немудрено… Старость. Чем на сей раз?

— Он спросил, почему у меня такой длинный, непривычный для эльфов меч и откуда у меня столько рубцов. На это я ответил, что именно длина моего меча и дала мне возможность прожить долгую жизнь…

— А что же ты ответил о рубцах, кладезь преглупости?

— Да то, любопытная… ведьмак, что долгая дорога всегда несет на себе много следов. Тут-то он и сказал, что хотел бы постоять на моем пути…

— Тут ты схватил его и нещадно выпорол…

— Тут я и сказал ему, что каждого эльфа, по достижению звания мужчины, стоит на годика три-четыре, выбрасывать в людской Мир, без права своевольного возврата. Тогда, через пару поколений, эльфовским юнцам перестанут приходить в голову глупые и опасные желания. Вроде того, что так долго мучило одно юное поколение за другим — что же все-таки, представляет из себя Ланон Ши у Ореховой Запруды и кто же все-таки победит ее, давая чудовищу обильную пищу каждый год…

Белоглазый повернулся в сторону окна и промолчал. Он прекрасно помнил, что Рори, прознав о Ланон Ши, хотел уничтожить ее, но Хельга, тогда еще живая, упросила его не делать этого… Также, как и прекрасно он помнил, что сделал Рори Осенняя Ночь, за что и получил он это прозвище, вскоре после смерти Хельги — вечером он ушел в сторону Ореховой Запруды, чтобы встретиться с Ланон Ши, Чудесной Возлюбленной, уже столько поколений жившей у Ореховой Запруды, видимо, в противовес самому духу Эльфийского Нагорья — духу Мира и Любви, духу Справедливости и Веры. По глубокому убеждению Белоглазого, Ланон Ши была попросту необходима на Нагорье. Но сидящий напротив старик, седой, как лунь, подстриженный «шапкой» (по мочку уха и сразу над бровями обрезанными волосами), старик, с длинной, туго заплетенной косицей, падающей почти до пояса с левого виска, со шрамом, делившим лицо, строго параллельно косице с другой стороны, рассудил иначе. Он ушел ввечеру, ушел один, в сторону Ореховой Запруды, а вернувшись, просто сказал, не вдаваясь в подробности, что Ореховая Запруда чиста отныне… Старики из Народа какое-то время не знали, что теперь ждать, но ничего так и не случилось, к вящему удивлению Белоглазого. Духи-хранители Нагорья, видимо, спокойно обошлись и без противного им начала. А может, присутствие Рори сделало возможным такой передел. Чтож, ответ он получит после смерти Рори Осенняя Ночь. А может статься, что и чуть раньше. Пока же он просто получает удовольствие. Обычное, привычное, но не ставшее уже традицией, и не потерявшее от этого ничуть, удовольствие от общения с непонятным ни ему, ни Народу Холмов, Рори Осенняя Ночь, глубоким стариком… Белоглазый чуть повернулся к Рори, скосив правый глаз[19] на его старческие, худые руки, плетьми свисающими вдоль одетого в кожаную, без разреза, безрукавку, тела. Белоглазый знал, что в этих, старчески худых, загорелых, исполосованных венами руках еще осталось более, чем достаточно, сил, для того, чтобы иметь возможность плотно соединить ладони, даже если между ними окажется чья-то глупая голова. Но теперь же настало время для того, чтобы задать ряд вопросов, пока этот скрытный старый Рори не ушел навсегда. А взамен придется, само собою, ответить на ряд его, ибо старый Рори никогда не упускал возможности спрашивать, но только тогда, когда первым это делала Белоглазый. «Что со мной? — Рассеянно думал Белоглазый. — Я искренне считаю, что он скрытный, загадка? Человек, загадочный для меня?! Я вынужден отвечать на его вопросы? Или это просто вежливость? Или обмен? Или же это искреннее удовольствие — чем-то быть полезным ему, старому Рори Осенняя Ночь, упрямому старику? Чтож… Да. И загадка. И удовольствие. Будь честен перед собою и тебя нелегко будет привести на ложную дорогу, Белоглазый. Это истина.»

— Ладно, старый сыч… О твоём внуке мы еще поговорим… Хочешь, я удивлю тебя?

— Ну, не стоит так уж заноситься… Я понимаю, конечно, что ты в состоянии пробормотать пару-тройку заклинаний и способен поразить пару олухов на базаре какой-нибудь совсем уж дикой провинции. Но все же…

— А ты стал едок, Рори… Понемногу тезка своего тестя учиться отвечать, почти что не тратя время на размышления… Я имею в виду, что может сделать вид, будто поддерживает разговор. Я не говорю про более глубокие мысли, которые посещают твою седую голову, что своею белизной может ввести кого-нибудь, совсем уж глупого, в обман. Но речь не об этом, Рори. Я давно уже хотел спросить тебя — что же произошло в Ореховой Запруде тогда, а? Мне нужен твой ответ, а не песни и пляски хоть эльфов, хоть кельтов…