Дочь химеролога (СИ) - Андер Вирт - Страница 92

Люцифиано уже с проявившимся осознанием провел ладонью по голове, дотронулся до ушей и повертел в пальцах прядку длинных с характерным отливом волос. Усмехнулся. А чему удивляться? Это живых можно обмануть внешним обликом. А смерть нельзя. Она видит суть и то, кем ты являешься на самом деле.

…

Интересно, сколько времени он уже здесь идет? Неужели это и есть Плата? Бесконечный путь в никуда? Наверное, не самый плохой вариант. Да и времени теперь много, есть возможность подумать и оглянуться назад, на всю свою жизнь. Хотя мысли волей-неволей постоянно возвращаются к тому, что произошло. Вместе с растущим непониманием. Не может быть, чтобы он так резко поглупел. Такие нелепые поступки начиная с отсутствия всяких подозрений, что происходит что-то не то.

Незнакомый стражник, которому достаточно было задать всего несколько вопросов, и стало бы понятно, что он ненастоящий. Необъяснимая беспечность, проявленная возле замка. Да даже в деревне уже были странности. Ох, Кайнэ! Даниэль остановился, пережидая еще один приступ. Но девушки рядом тоже нет, а значит остается надеяться, что Кайнэ жива и у нее все будет хорошо.

Всего три дня полного счастья и ощущения, что у него опять есть семья, настоящая, искренне любящая и любимая в ответ. Много это или мало? Для него и всего того, что Люцифиано совершил за свою жизнь, наверно, много. Эх, если бы только можно было возвратиться, да и еще в тот момент. Хотя бы уже в замок. Чуть больше внимательности и непонятно куда исчезнувшей подозрительности. И не совершать столь странные, хоть и выглядевшие логичными действия.

— «Хи-хи».

Даниэль, перебиравший в памяти свои поступки, с удивлением огляделся. Это что за непонятное хихиканье? Нет, по-прежнему никого.

— «Ха, хи-хи!»

— Кто здесь?

Хм, даже голос стал таким, как раньше, более высоким и мелодичным. Но вот на заданный вопрос никто не отозвался, тем не менее возникло ощущение, что Люцифиано здесь не один. Постояв, и не заметив даже тени, он все-таки решил двигаться дальше, не обращая внимания на эти, непонятно откуда, раздающиеся смешки. Нравится кому-то играть в прятки, его проблемы.

Может, когда-нибудь этот «путь в никуда» и начнет напрягать, заставит страдать и расплачиваться за совершенные поступки, но сейчас… действовал успокаивающе. Туман, кстати, на удивление какой-то теплый и даже уютный. Идти легко и спокойно. Только произошедшее пока отдается болезненными уколами. Кстати, а хихиканье стало другим, нервным и дерганным. Похоже, у этого любителя прятаться возникли проблемы. Интересно какие?

Постепенно Даниэль начал замечать вполне определенные изменения в окружающей обстановке. Туман стал беспокойным, цепляясь прядями за одежду, руки и ноги, впрочем, скорее не мешая, а, наоборот, подталкивая куда-то. Вокруг заскользили непонятные тени. Несколько раз возникло ощущение «липкости», будто он проходит сквозь какую-то паутину. В такие моменты тени исчезали, но потом возвращались и «липкость» пропадала. Затем, зазвучавший в очередной раз смешок поперхнулся и, как-то болезненно взвизгнув, пропал. Туман неожиданно резко потемнел, пронесшись хороводом темных фигур, и вдруг стал необычно светлым и спокойным. Как будто Люцифиано наконец-то куда-то пришел.

Хотя, почему «куда-то»? Зачем опять удивляться? Просто случилось то чего он ждал с самого первого момента появления здесь. И четкий, ясный взгляд в спину это подтверждал. Вернее… взгляды. Сгустившееся, напряженное ожидание, повисшее вокруг. Знакомые ощущения внутри. Все, что когда-то Даниэль чувствовал по отдельности, навалилось разом, заставляя застыть на месте от резкой судорожной боли, пронзившей все тело. Но он смог выдержать. А потом боль отступила. Только вот теперь Люцифиано надо было сделать самое сложное — повернуться. Чтобы услышать, наконец, ответ, на постоянно задаваемый себе вопрос…

…

Да, они пришли все. Даже Регна здесь. Стоят. Молчат. Смотрят. В глазах странное, нетерпеливое ожидание. Он ощущает его, как будто от связи еще что-то осталось. Или, наоборот, возвращается, становясь с каждым мгновением все сильнее и сильнее. Когда молчание сгустилось до невозможности его вытерпеть, стоявшие перед ним дети, неожиданно вытолкнули вперед мальчика лет одиннадцати, небольшого роста в простой домотканой одежде.

Естественно, Люцифиано помнил его. Крис, последний оставшийся в живых житель деревни, на которую напала дриада. Даниэль нашел его в колодце, уже почти мертвого от переохлаждения и неспособного внятно рассказать о том, что случилось. Люцифиано это выяснил сам, по следам. А мальчик… да, как материал для химеры, не подходил совершенно. И жизненный цикл всего двухлетний получился. Но просуществовал их полностью, умерев у Даниэля на руках. Второй ряд, третий камень слева. Да, он помнил. «Что ж, значит, именно ты мне сейчас все выскажешь? Ну что, я готов!»

Вот Крис судорожно вздохнул, нервно поглядел назад, потом на Люцифиано и, слегка запинаясь, вдруг произнес совсем не то, что Даниэль ожидал услышать:

— А можно… нам тоже… называть тебя папа?!

После чего зажмурился, прижав резко сжатые кулачки к своей груди.

…

Люцифиано был готов ко всему, но этот вопрос оказался настолько неожиданным, что он на некоторое время даже потерял способность рассуждать, только молча переводя взгляд с одного ребенка на другого. И с все больше возрастающим удивлением осознавал и даже ощущал, что это единственное, что волнует стоявших перед ним детей.

Глаза почему-то сильно защипало, а по щекам потекли какие-то капельки. Чувствуя, что он больше не выдержит, Даниэль шагнул вперед, слегка помедлил, но затем решительно положил руки на плечи ребенка и изо всех сил стараясь, чтобы голос не задрожал, ответил:

— Конечно, мой мальчик… сынок, ты всегда… вы всегда имели такое право.

Потом, обведя взглядом остальных детей, продолжил:

— И простите, если сможете, что не догадался сказать об этом «тогда»!

Крис, широко распахнул глаза, постоял, затем со сдавленным, рвущимся изнутри возгласом: — Папа! — подался вперед, уткнувшись носом в живот Люцифиано и крепко обхватив его руками. Раздавшиеся судорожные всхлипывания, заставили Даниэля поднять ладонь и погладить старым, ставшим давно привычным движением его голову. В следующее мгновение он практически утонул в водовороте тел и оглушительном многоголосном хоре, который на разные лады и разными голосами повторял только одно, оказавшееся таким важным для детей слово.

Та, кого когда-то звали Регной

Давно она уже не плакала. Особенно «здесь». Слезы текли, не переставая, и желания их унять не возникало. Ведь плакать можно не только от горя, но и от радости. Пытаться втиснуться среди крутящихся вокруг папы братьев и сестер она не собиралась. Потом, когда дети успокоятся и поймут, что времени более чем достаточно, чтобы выразить свои чувства и получить в ответ, она обязательно поговорит. Затем еще и еще. То, чего ей так не хватало «тогда» и в редкие моменты нахождения «здесь», когда возвращались все воспоминания.

И еще. Пускай то, что вокруг, нереально, включая их тела, но удивительное ощущение восстанавливающейся связи никуда не делось. А значит, дополнительное удовольствие от общения таким способом тоже будет. Регна представляла себе восторг остальных детей, когда они это обнаружат.

Единственное, что омрачало происходящее — попытка кого-то неизвестного помешать увидеть папу. Прямо как тогда с Эли. Но сейчас они были все вместе, и сил хватило, чтобы прорвать блокаду и даже нанести небольшой урон этому существу, которое в результате просто сбежало, так и не показавшись из Тумана.

— Я и не подозревала, что он у нас такой… красивый! — услышала Регна сзади и не задумываясь, ответила, пытаясь не всхлипнуть:

— А то, это же наш папа!

При этом с непередаваемым удовольствием вслушалась в первый раз произнесенное, но уже такое родное и естественно сказанное слово. А потом пришло осознание. Ведь все там, а значит… и резко развернувшись, посмотрела на стоявшую за ней девочку. Розовое с белыми вставками платье чуть выше колен. Туфельки и длинные гольфы с красивым узором. Разноцветные глаза. Только вот волосы почему-то в районе шеи как-то странно обрезаны, даже немного неровно.