Возлюбленная из Страны Снов
(Забытые истории о привидениях и духах ) - Фоменко Михаил - Страница 12

Порыв ветра пронесся со ступеней, лежавших у меня за спиною, и заставил фонарь мой замигать. Ветер этот подхватил край платья алхимика и оно рассыпалось в пыль. Медленно у меня на глазах фигура моего мертвого предка исчезла из кресла и обратилась в маленькую кучку пыли, лежавшую у подножия алтаря; опаловое кольцо, потерявшее опору, покатилось по полу к самым моим ногам.

Машинально я поднял его и надел на палец. Затем я наклонился и стал рассматривать окованный бронзой ящик.

Он был затворен задвижками и застежками с внешней стороны. Я осторожно открыл их и попытался приподнять крышку. Она была легка, но я колебался некоторое время, прежде чем решиться открыть ее. Что я там найду? Что нашел Альмериус? Принцессу Сафирию во всей ее красоте или несколько иссохших костей? Тайну итальянских бальзамировщиков или неудачный опыт шарлатана?

Наконец я поднял крышку и простоял с минуту в глупом удивлении. В бронзовом гробу, завернутая в богатые одежды, лежала фигура девушки.

Ее блестящие волосы шевелились от сквозного ветра, дувшего в дверь, и я наполовину боялся увидеть ее исчезающей, как исчез Альмериус. Но ничего подобного не случилось. Склонившись, я дотронулся до ее щеки — она была холодна и тверда, как мрамор. И, рассматривая внимательней прекрасные, холодные черты, я убедился, что лицо, которое нарисовали мы оба, и я и Макс, сидя под большим дубом, было лицом принцессы Сафирии.

К этому времени я уже переставал удивляться чему бы то ни было. Я сильнее всего на свете желал рассмотреть работу итальянских бальзамировщиков и для этого попытался вынуть принцессу из ее гроба. К моему удивлению, я заметил, что она достаточно легка, чтобы ее с удобством можно было приподнять, и я вынул ее и положил на пол. Ее одежды, вероятно, также были подвергнуты какому-нибудь процессу, способствовавшему их сохранению, потому что они казались совершенно прочными — золотое шитье не потемнело и драгоценные камни сверкали при свете фонари. В общем, весь ее вид был удивительно жизненным, румянец все еще играл на ее щеках и устах, и тело имело почти упругий вид. Когда она лежала так, мне внезапно пришло в голову, какую восхитительную картину она представила бы. Не нарисовать ли мне ее и дать миру какую-нибудь память о красоте, которую наука так удивительно сохранила? Мысль эта показалась мне очень удачной, но я, конечно, не мог нарисовать ее здесь, в подземелье. Принцесса должна быть перенесена в мою мастерскую и, принимая во внимание поздний час, это нетрудно было сделать так, чтобы никто этого не видел. Раз она очутится там, я всегда мог запереть дверь на ключ и носить его при себе.

Итак, я взял мертвую Сафирию на руки и медленно направился обратно в библиотеку. Мне было довольно трудно протащить ее через дно письменного ящика Альмериуса, но как только это было совершено, остальное оказалось очень легким. Я достиг мастерской, прикрыл принцессу простыней, запер двери на ключ и отправился спать.

В течение нескольких дней мне постоянно что-нибудь мешало посетить свою мастерскую; но, к счастью, я так часто и раньше держал ее двери на запоре, что это обстоятельство не возбудило ничьего внимания. Макс также был занят чем-то другим. Я видел его почти исключительно за обедом, и тогда он говорил довольно мало и бессмысленно. Я спросил его, не рисует ли он чего-нибудь, но он уклонился от ответа; я также намекнул, что он, быть может, находит жизнь в замке скучной. Но это последнее он принялся отрицать со страстностью, показавшейся мне даже немного преувеличенной. Однако я не продолжал этого разговора и предоставил его самому себе. Я также воспользовался первым удобным случаем, чтобы на время отложить другие дела и отправиться в свою мастерскую.

Сафирия все еще лежала под простыней, которой я покрыл ее в первую ночь. Я снял эту простыню, привел в порядок ее одежды и переставил свой мольберт на удобное место. Затем я набросал ее слегка на полотно, потому что с первого взгляда успел решить, в каком виде она будет эффектнее всего, и внезапно вспомнил один состав для рисования, который передал мне Макс с советом испытать его. На полке за принцессой стояла большая бутылка этого состава, и я пошел достать его. Но неловким движением я опрокинул бутылку, вылив все содержимое на нее.

Первым моим чувством была сильная досада. Я схватил простыню и начал стирать сильно пахучий состав с прекрасных одежд Сафирии. Часть состава попала ей на руку, и я стал обтирать ее. К моему удивлению, под моим прикосновением тело стало упругим и мягким — застывшие пальцы ослабели и приняли естественную позу.

С минуту простоял я так с простыней в руках, растерянно смотря на состав, сбегавший на пол. Затем новая мысль мелькнула в моей смущенной голове. Я взял мокрую простыню и начал растирать плечо принцессы, с совершенно тем же результатом. Я случайно нашел реактив методы итальянского бальзамировщика.

Теперь оставалось сделать только одно. В мастерской было значительное количество этого состава, а также старая ванна, которая оказывала мне разнообразные услуги. В эту ванну я положил принцессу, как она была, и налил на нее весь состав, который только мог найти.

Я оставил ее в таком положении в течение десяти минут, затем положил на пол и начал растирать. Сперва я не нашел ничего особенного, кроме того факта, что окоченелость ее членов исчезла. Но внезапно, совершенно неожиданно для меня, рука, которую я растирал, зашевелилась, глаза открылись, и она оттолкнула меня и приподнялась, осматриваясь с выражением удивления, смешанного с ужасом.

Я с минуту простоял на коленях возле нее, смотря широко открытыми глазами, совершенно недвижимый от ужаса. Затем комната начала кружиться вокруг меня, свет то вспыхивал, то гас у меня в глазах, и я упал на пол без чувств.

Я, вероятно, пролежал в бесчувственном состоянии несколько часов, потому что, когда открыл глаза, в комнате сияло электричество. Под мою голову была положена подушка, одеяло прикрывало меня, и у ног моих, опершись о мольберт, стояла Сафирия. Я увидел с некоторым удивлением, что она переменила платье. Роскошные одежды исчезли, и она была одета в платье из странной серебряной парчи и с низко вырезанным воротом, все украшенное жемчугом и потемневшими серебряными шнурами. Ее блестящие волосы все были подобраны вверх и скреплены нитями жемчуга, и жемчуг также украшал маленькие туфельки, выглядывавшие из-под древнего фасона юбки. Если она казалась прекрасной в подземелье, то во сколько раз прекрасней была она теперь, с румянцем на склоненном лице и блеском ожидания в направленных на меня глазах.

— Вам лучше? — спросила она наконец.

Ее выговор был странен и необычен, но голос звучен и манеры приятны.

— Да, — ответил я слабо.

— Я думала, что вы умерли, — заметила она серьезно. — Вы так долго лежали без всякого движения. Я сильно испугалась.

— Сюда входил кто-нибудь? — спросил я с волнением.

— Молодой человек постучал в двери, я отворила их, а он убежал. Тогда я пошла за ним и встретила женщину и… и она тоже убежала. Затем я нашла большую комнату, с… с какими-то висящими ящиками и вот этим. — Она посмотрела на свое платье. — Там их было так много и такие красивые. Мне они понравились гораздо больше вашего, — добавила она, рассматривая меня критикующим взглядом, — этот черный цвет так мрачен. Почему вы не носите лат, как мой отец? И почему вы так странно говорите? Вы говорите совсем не так, как все другие. Вы… вы совсем не похожи на тех людей, которых я знаю.

Она остановилась, рассматривая меня, как рассматривают какое-нибудь новое невиданное насекомое.

— Но вы мне нравитесь, — добавила она, очевидно, стараясь пощадить мои чувства. — Вы положительно красивы. Я любуюсь вашими глазами. Они очень похожи на мои. — Тут она премило покраснела. — Я не хочу этим сказать, что мои так уж хороши, — поторопилась она объяснить, затем остановилась в некотором смущении, по-видимому, опасаясь, не сказала ли она слишком много или слитком мало.