Возлюбленная из Страны Снов
(Забытые истории о привидениях и духах ) - Фоменко Михаил - Страница 11

— Это здание имеет такой величественный вид, — заметил он. — Я положительно не могу понять, почему ты чувствуешь к нему так мало привязанности; но ведь ты всегда был странным существом, Эбергарт, как, верно, и сам сознаешь.

Это мнение несколько удивило меня и я обратился к нему с вопросом:

— Почему странным?

Он колебался с минуту.

— Ах, не знаю почему, но у тебя всегда были странности. Все говорят… — и он запнулся.

— Кто эти «все» и что они говорят?

— Разные люди. Все считали тебя… ну, немного эксцентричным.

Я ничего не ответил и начал свой набросок.

— Ты… ты не обиделся на то, что я сказал? — спросил Макс немного спустя.

— Ничуть. Я, вероятно, действительно немного эксцентричен.

— Твой дядя…

— О, этот был совершенно сумасшедшим, — ответил я откровенно. — Конечно, ради чести семьи его всегда считали здравым и он считался нормальным, когда сделал самую идиотскую вещь во всей жизни, я подразумеваю его завещание. Но были моменты, особенно при конце его жизни, когда он совершенно терял рассудок. В нашей семье есть наследственное предрасположение к безумию.

— Как это должно быть неприятно для тебя, — пробормотал Макс задумчиво.

Я засмеялся.

— Я об этом никогда не задумываюсь, это кажется совершенно естественным. Фон Таксели отличаются или своим выдающимся умом, или своим безумием, или — ведь ты слышал об Альмериусе-алхимике?

— Он продал себя черту?

Странный звук, напоминающий раскат отдаленного грома, заставил меня остановиться, прежде чем ответить.

— Да. Кажется, где-то гремит гром?

— Разве? Я его не слышал. Да и небо совершенно ясно. Альмерий исчез, не правда ли?

— Да, и я только что открыл…

Тот же странный звук снова прервал меня.

— Что ты открыл? Почему ты не продолжаешь?

— Мне показалось, что я что-то слышал. Я только что открыл потерянную…

В эту минуту раздался страшный треск, совершенно заглушивший мой голос.

— Дело становится серьезным, — заметил я, когда снова мог заставить расслышать свой голос. — Начинается гроза. Нам лучше скорее вернуться в замок.

Макс смотрел на меня каким-то недоумевающим взглядом.

— Что с тобой сегодня, Эбергарт? Нет никакого грома, никакой бури. Что ты слышал?

Теперь настала моя очередь удивиться.

— Ты хочешь сказать, что ничего не слышал?

— Ровно ничего.

Я снова смолк и взглянул на свою работу. Мне стало ясно, что лучше не упоминать ни об Альмериусе, ни о моем открытии.

Макс лежал на траве, смотря на переплетшиеся над его головой ветви. Немного спустя он встал, подошел и заглянул через мое плечо.

— Тебе это нравится?

С минуту он промолчал. Я поднял глаза и заметил, что он уставился на меня с каким-то ужасом.

— Боги небесные! — воскликнул он каким-то странным голосом. — И ты также нарисовал ее?

Я быстро повернулся к моему наброску. Быть может, я не особенно внимательно исполнял его, быть может, я был занят мыслями о странном шуме, прервавшем мое сообщение об Альмериусе, но все же налицо оставался факт, что я нарисовал не замок Таксель, но женское лицо, смотревшее боком с бумаги.

— Это очень странно! — сказал я как-то бессмысленно.

Макс прорычал возмущенным тоном:

— Странно! Это более чем странно! Это то же лицо, которое я нарисовал вчера.

Я стал пристальнее рассматривать набросок и убедился, что слова его были правдивы — это было то же самое лицо. Я отложил кисти и встал с места.

— Пойдем домой, — заметил я. — Ты прав, Макс, это более чем странно.

В течение приблизительно недели в Такселе не произошло ничего важного. Мы больше не рисовали, и я мало думал о таинственных результатах задуманного мной наброска замка; но не следует предполагать, что я забыл о нем, или об открытии потерянных рукописей, или об участи Альмериуса-алхимика. Мне очень хотелось, хотя вместе с тем я и наполовину боялся, проверить истину его истории о мраморном сердце, но исследование подземных сводов представляло массу затруднений. Начать с того, что я был удержан таким странным образом от сообщения Максу этой истории. Возможно, что меня сочтут суеверным, но после того случая под дубом мне никогда и не снилось попытаться на вторичное объяснение с ним; одному же привести мой замысел в исполнение было крайне трудно, принимая во внимание странное исчезновение Альмериуса, потому что я не имел ни малейшего намерения следовать по его стопам.

Однако мысль об экспедиции в поисках мраморного сердца имела для меня необыкновенное очарование; она не давала мне уснуть по ночам и поглощала мое внимание в течение дня. Макс тоже казался необычайно рассеянным и молчаливым, и на лице его, всегда отличавшемся беззаботным, добродушным видом, появилось странно растерянное выражение. Я очень удивился этому необычному для него настроению, но я мало заботился об его причине.

Итак, однажды ночью, сделав все приготовления, какие только я мог сделать, не возбуждая ничьего внимания, я отправился в свою комнату с твердым намерением разрешить до утра задачу, которая так смущала Альмериуса, и открыть или, по меньшей мере, опровергнуть существование мраморного сердца. Я дождался, пока в старом замке воцарилась полная тишина, и затем прокрался из своей комнаты, запер дверь на замок, спрятал ключ в карман и бесшумно спустился в библиотеку. Здесь я запер двери и окна и принялся открывать фальшивое дно письменного ящика Альмериуса.

Алхимик, наверное, был тоньше меня, потому что мне стоило немалого труда пролезть сквозь отверстие на узкую лестницу, ведущую в виднеющийся внизу мрак. Затворив крышку ящика и повесив фонарь на шею, я осторожно стал спускаться в подземелье.

Это было огромное и страшно молчаливое пространство бездыханного мрака, который становился еще темнее от слабого мерцания моего фонаря. Воздух был в высшей степени сухой и свежий, и я решил, что где-нибудь должен был существовать еще вход в подземелье, кроме входа из библиотеки. Я тщательно отмерил десять шагов по прямому направлению от подножия лестницы, а затем поставил фонарь и начал рассматривать плиты, находящиеся под моими ногами.

Камень был покрыт толстым слоем пыли и мелкого песка. Я сгреб все это в сторону и, вынув из кармана влажную тряпку, которую захватил с этой целью, принялся осторожно тереть плиту на том месте, которое казалось гладким и высеченным из одного куска. По мере того, как я тер, постепенно выступал контур этого камня. Я стер еще немного песка и открыл, что стою на самом предмете моих поисков — мраморное сердце лежало под моими ногами!

В течение нескольких мгновений мой неожиданный успех едва не заставил меня задохнуться от волнения. Затем я достал те инструменты, которые мне удалось захватить с собой, и начал поднимать массивный камень.

Он был очень тяжел, но, наконец, мне все же удалось поднять его и я сдвинул его назад на грубый пол подземелья. Передо мной виднелась вторая лестница. Я спустился по ней, рассматривая по пути странную резьбу на стенах, и очутился в маленькой комнате, украшенной грубо высеченными на стенах фигурами и ангелами странной формы. В дальнем углу ее в стене виднелось отверстие, сквозь которое я прошел, и, подняв повыше свой фонарь, сразу догадался, что я достиг могилы Сафирии.

Это была просторная и высокая зала, потолок которой, весь раскрашенный различными фигурами и арабесками, поддерживался гигантскими каменными изваяниями. С одной стороны виднелся большой каменный алтарь, над которым поднималось высокое распятие, и перед ним стоял странный, окованный бронзой ящик, у каждого угла которого виднелись высокие подсвечники. Возле этого ящика, на кресле, стоящем у ступеней алтаря, сидела фигура мужчины.

Мужчина этот был одет в темные одежды, с кожаным поясом вокруг талии. У него были благородные черты лица и длинная белая борода опускалась почти до колен. Одна рука покоилась на ручке кресла, и я заметил крупный опал, блестевший на ней. У ног мужчины лежал фонарь, несколько инструментов и кинжал. Я не сомневался ни на минуту, кого вижу перед собой, и странный ужас охватил меня. Поза, внешний вид, платье — все было так жизненно и, однако…