Эликсир жизни
(Книга забытой фантастики. Том I) - Бергстедт Харальд - Страница 26

Сказать, что я ничего не пил в течение этого сеанса — было бы ложью. Коротко говоря, когда я вышел на свежий воздух, — мне все стало казаться смешным.

Я пошел по улице св. Жака и вскоре очутился около Морга.

Как-то машинально шаги мои направились туда.

Представьте себе мой ужас, когда первый труп, который бросился мне в глаза… был труп моей маленькой любовницы, которая изменяла мне со всем левым берегом Сены!

Безумное, дикое видение!..

Я поспешил к надсмотрщику.

— Я знаю эту молодую девушку…

— Ваше заявление бесполезно, так как при покойной были найдены бумаги, удостоверяющие личность ее. Среди бумаг есть письмо, в котором она заявляет, что условилась со своим любовником покончить жизнь самоубийством…

— Но ведь я — ее любовник!

— Нет, сударь, не вы, а тот молодой человек, что лежит на мраморной доске рядом с ней.

Любопытство взяло во мне верх над горем, и я пошел посмотреть на своего соперника.

— Увы… Знаете ли вы, кто был моим соперником?

Нет, вы никогда не догадаетесь…

Это был… я!.. Понимаете: я!.. И одежды, в которые одет был труп — были моими одеждами.

„Однако, — сказал я себе мысленно, — надо взять себя в руки — и быть спокойнее! Прежде всего, необходимо проверить себя…“

И я обратился к надсмотрщику, стараясь казаться возможно невозмутимее:

— Как этот бедный молодой человек похож на меня! Вы этого не находите?

Он расхохотался:

— Он так же похож на вас, как и на папу римского!..

— Что?!.

В одно мгновение я очутился возле зеркала. Это было какое-то наваждение: из зеркала на меня глянуло отражение высокого бледного молодого человека с большими черными усами. Как видите, на меня он не мог быть похожим.

Я окинул глазом костюм, в который я был одет: на мне оказалась серая, в клетку, пиджачная пара, а между тем, я твердо знал, что у меня такой никогда не бывало.

В боковом кармане пиджака я нашел бумажник, и в нем бумаги на имя неизвестного мне испанца.

Это я-то испанец!.. Я — ни слова не знавший по-испански…

Ах!.. Мне было очень весело!..

Можете себе представить мое положение!..

Мне смертельно хотелось уснуть.

Почему же не лечь спать, но где?

У меня? У него?

Ко мне на квартиру меня не пустят.

К нему… но что скажут его жена, дети, если узнают, что я не говорю по-испански…

На карточке его были указаны адрес, улица, номер. Но какой этаж?

Ведь немыслимо обратиться к консьержу с вопросом, где находится моя квартира? Он сочтет меня сумасшедшим…

И затем… что сказать его жене? Что ей сказать?

Боже мой!

Я многое переносил в своей жизни, но такого дня — никогда.

Я решил побывать в тех местах, где я обыкновенно бывал.

Как и следовало ожидать, меня никто не узнал.

Напротив, со мной поздоровались неизвестные мне люди. Они улыбались мне, жали руку, спрашивали меня о чем- то… и я отвечал что-то.

Я пошел в кафе. Увидев меня, кельнер поклонился и подал газету „Эпоха“, которую, очевидно, имел обыкновение читать мой… двойник…

Тут же меня заметили каких-то два господина и поклонились. Один из них быстро подошел ко мне и с извинением протянул тысячефранковый билет. Он просил извинить его, что раньше он вернуть эти деньги не мог.

Боже мой, Боже мой, какая жизнь раскрывалась предо мной.

Я не мог сдержать себя. И решился:

— Завтра я покончу с собой.

Но вы понимаете: надо быть ослом, чтобы покончить с собой, имея в кармане тысячу франков… Я закутил.

Какие ужасные воспоминания!..»

И Гарри, словно воспоминания душили его, сорвался с места, одним духом выпил стакан виски и быстрыми шагами начал ходить по комнате.

— А через сколько времени, — спросил один из нас, — твоя душа вернулась в свою оболочку?

Гарри коротко ответил:

— Только на другой день, когда я протрезвел.

Энтони Армстронг

ЭЛИКСИР ЖИЗНИ

Серьезный молодой человек в больших роговых очках, с дорожным мешком за плечами, свернул с шоссе и пошел проселком по направлению к деревне. Это был студент, предпринявший небольшую прогулку по лесу, чтобы спокойно, в уединении подзаняться перед экзаменом. В летние месяцы асимейские леса кишат такими серьезными юношами, решившими поработать в одиночестве. Правда, не все занимаются этим в лесах: некоторые предпочитают берег моря, другие — прилавок бара.

Юлиус питал отвращение к кабакам и потому избрал лес. В настоящее время его мучила жажда, и он оглядывался по сторонам в поисках коттеджа, где мог бы получить стакан молока и съесть сандвич из своего запаса.

Наконец, он заметил открытую калитку. Дорожка вела через заросший сад к покосившемуся каменному зданию. Студент решил, что именно здесь дадут ему стакан молока. Поэтому он подошел к двери домика и постучал.

Никто ему не ответил. Только сонный белый кот вышел из-за угла и меланхолично посмотрел на него. Он постучал еще дважды, и еще две худых кошки вылезли откуда-то и уселись у его ног. Наконец, дверь открыл дряхлый старец с длинной седой бородой. Он так же, как и посетитель, носил большие роговые очки, и оба уставились друг на друга, как два столкнувшихся автомобиля. На старике была длинная красная одежда, затканная странными черными треугольниками. В общем, вид его был довольно неожиданный для обитателя английской деревушки.

— Могу я… э… получить у вас молока? — сказал Юлиус, не вполне уверенный в нормальности старика.

— Молока? — повторил тот, точно стараясь вспомнить, когда и где слышал он это слово. — Молока? Молока, вы говорите? Ах, да, да, молока, — сказал он, наконец, поймав какую-то мысль. — Войдите, молодой человек, войдите!

Студент нерешительно вошел. В комнате было темно, а обстановка ее была чрезвычайно странной, под стать хозяину. Там теснились пробирки, колбы, большие стеклянные реторты, змеевики, изогнутые трубки, а за дверью на гвоздике висел скелет, как пальто, вышедшее из употребления. Множество чахлых кошек спали на полу, в креслах и на спине чучела крокодила. А на камине, вместо часов, стоял череп. Юлиус до того был поражен оригинальностью меблировки, что едва проглотил молоко, поданное ему рассеянным старцем сперва на блюдечке, как кошке, а потом — в треснувшей колбе.

— Вы… это… интересуетесь химией? — спросил Юлиус с превосходством молодого человека, для которого такие вещи, как диметил-мета-бензойная кислота — сущий пустяк, не то, что для прочих невежд.

— Нет, — забормотал старик. — Нет! Не химия! — Он помолчал. — Алхимия, — шепнул он на ухо посетителю. — А я — последний из древних алхимиков.

— О!.. э… гм… в самом деле?.. — поперхнулся молоком Юлиус, поняв, что действительно имеет дело с сумасшедшим. Он сделал движение к двери, но тот схватил его за руку.

— Я открыл эликсир жизни, — таинственно прокаркал алхимик. — Собственного изобретения… Вы видите всех этих кошек? Ну, так я добываю из них свой эликсир. У всех этих зверей теперь осталось только по одной жизни…

Он поклонился студенту и откуда-то из необъятных складок широкой одежды извлек маленький пузырек с розовой жидкостью.

— Каждая кошка, — шептал он, — живет девять раз, но я отнял у каждой из них по восьми существований… И все эти жизни здесь, в этом эликсире. Концентрированная эссенция жизни! Ага! Разве это не замечательно? — торжественно закончил он.

— Я… э… мне пора идти, — прохрипел Юлиус, пятясь к двери. — Сколько я вам должен за молоко?