Лицом на ветер (СИ) - Турлякова Александра Николаевна - Страница 46

— Почему, Гален? Почему это случилось со мной? Тогда… Разве я была единственной, кто попал в руки римлян? Разве это бывает так редко, они ведь постоянно приходят в наши посёлки, постоянно надругаются над женщинами, почему всю вину за это перекладывают на них? Разве это правильно? — Её голос дрожал, она впервые заговорила об этом с ним, да вообще — заговорила об этом. Может быть, всему виной темнота, сгустившаяся вокруг? Это она толкнула на откровенность?

— Конечно, ты в этом не виновата, ни одна женщина в этом не виновата… Мужчины должны защищать своих женщин. Матерей, сестёр, жен, невест, дочерей… Когда они этого сделать не могут, они злятся на них, потому что это их слабость… Понимаешь, о чём я?

— Пытаюсь…

— Ты и подобные тебе напоминают мужчинам посёлка, что они не защитили тебя, не уберегли от врагов, от римских мужчин… от их легионеров… Наверное, это стыд, а стыд рождает злость и ненависть… Тебя хотят поскорее забыть…

— Но они не добрались до меня! — Она перебила его громко. — Мама помешала им! — Голос Рианн звучал громче, чем хотелось ей самой. — Она забрала меня у них, она вытолкнула меня в дверь… Они… они только порвали на мне платье, они не успели… Я… я сбежала на болота и вернулась через три дня… Я заблудилась, я так испугалась… Я потом рта не могла открыть… Ты же знаешь! Я пришла домой, и соседка видела меня в моём рваном платье, а потом весь посёлок заговорил о том, что легионеры сотворили со мной… Этого не было! Не было! Разве я была одна такая? Почему? Гален?

Он убил назойливого комара у себя на щеке и негромко ответил:

— Нет, не одна… Римские легионеры тоже мужчины, и они не любят оставлять в живых тех, кто пережил их насилие, может, тоже стыдятся, я не знаю… Они убивают женщин после того, как насилуют их… Может быть, это тоже злость и ненависть… От бессилия…

— Откуда ты это взял? Кто тебе сказал это?

— Я так думаю… Мужчины все одинаковые… Наши, их, какая разница?

— Я не об этом! — Рианн нахмурилась на его слова.

— Ты же помнишь, как хоронили убитых? Там было несколько женщин, их всех убили после того, как изнасиловали… Их опозорили… Легионеры убили их после… После этого…

— А маму? — Рианн опешила.

— И маму твою — тоже…

— Нет! — Она зло усмехнулась, не веря его словам. — Ты не знаешь! Ты не можешь этого знать!

— Я знаю. Ты тогда была ещё девчонкой, кто бы сказал тебе об этом? Отец? — Усмехнулся. — Ты и не говорила, не спрашивала…

— Не-ет… — медленно, не веря ему, протянула Рианн.

— Получается, она тебя вытолкнула, а сама попала к ним в руки… Она же была красивой, ты помнишь? Все женщины, побывавшие у легионеров, погибли, осталась только ты… Ты вернулась живой и никому ничего не говорила…

— Я не могла… У меня голос пропал…

— Ну вот… — Рианн, как видела в темноте, что он пожал плечами.

— Но они не тронули меня! Они меня лапали, но не тронули! Гален, ты же веришь мне? Веришь?

Он молчал, только отбивался от комаров, и это его молчание тревожило Рианн больше крика. Что оно значит? Почему он молчит?

— Ты не веришь мне, да?

— Где ты была? Куда ты пропала на всю эту зиму? Откуда ты вернулась?

Ах, он, оказывается, ничего не знал!

Крикс ничего никому не рассказывал, даже родному сыну!

Сейчас, поди, весь посёлок гадал об этом, где же она пропадала?

Так Рианн, вообще-то, и думала, от Крикса этого можно было ожидать, он — подлый человек, он всё сделал один, даже вождь, как оказалось, ничего не знал. И что, Криксу всё это сойдёт с рук? Его самоуправство? Как он мог так поступить с ней?

— Где я была? — Рианн усмехнулась. — И что об этом говорят? Что-то же говорят? Ты знаешь?

— Тебя видели в римской крепости, на их рынке, ты покупала хлеб… Ты жила у римлян? Рианн? Что ты там делала? Кем ты была? Как жила там? Рианн?

Она молчала, чуть заметно улыбалась в темноту. Вот, оно, значит, как? Её видели… На Форуме… Она покупала хлеб, чтобы кормить своего хозяина — римского центуриона…

— И что все говорят? Что я, скорее всего, была… как это у них называется? — Вскинула ладонь к груди, вспоминая сложное слово. — Проститутка… Что я торговала собой, да? Продавала себя им, римским легионерам, да?

Наверное, Гален смутился от её прямоты, потому что мрачно усмехнулся и громче, чем надо было или делал до этого, хлопнул себя по ладони, убивая очередного комара.

— Так говорят, да? — Рианн ждала от свена ответа.

— Почти что…

— И ты тоже так думаешь, да? Тоже считаешь меня продажной девкой? А зачем ей тут зиму одной коротать, да? Пошла к римлянам, что ей уже терять, так, да? Подработала шлюхой, а потом назад вернулась? И зачем? Это позорное пятно на всём посёлке? Так все думают? И ты тоже?

— Рианн…

— Что, Рианн? — Она усмехнулась, дёрнув подбородком. Сердце разрывалось от боли, а ведь он ей нравился, нравился, как человек, своей заботой нравился, тем, что не был, как все безразличным и жестоким. — Что, Рианн? — повторила опять, но уже без прежнего раздражения, а с болью в голосе.

— Ты же знаешь, что я всё равно относился к тебе по-прежнему, я и потом приходил к тебе…

Да, это так, он пытался говорить с ней уже после смерти матери, приходил к ним, отец запил, а Рианн не разговаривала. Он тогда был мальчишкой пятнадцати лет, приносил ей свои первые охотничьи трофеи, вот, как этот заяц сегодня, например. Но Рианн всё ещё отходила от смерти матери, от того, что сама пережила, и не отвечала парню-свену взаимностью. А потом вмешался Крикс и запретил сыну ходить в дом к «римской подстилке» и её папаше-пьянице…

— Я знаю, Гален…

— Я говорил с отцом, я не скрывал, ты всегда нравилась мне, и я… После того, как умер — погиб! — твой отец, я сказал своим, что буду свататься к тебе… Ты не должна была оставаться одна. Впереди была зима, и я всё решил… Даже если бы отец был против, я всё равно привёл бы тебя домой своей женой…

Рианн, слушая свена, стояла, ошеломлённая его словами, закусив нижнюю губу. Нет! Об этом ей и её центурион говорил, что Крикс именно этого и испугался, и поэтому поспешил избавиться от неё. А она сама об этом и не думала до слов центуриона, всё никак не сводила одно с другим. А он был прав… Был прав, как вышло.

А Гален продолжал:

— Мне было всё равно, я так и сказал отцу, но ты пропала… Ни слова не сказала, просто, ушла и всё. И никто не знал, куда…

— Гален! — она перебила его. — Спроси своего отца…

— При чём тут отец?

— Это он… он пришёл ко мне рано-рано утром, заявил об этом долге, он связал меня и утащил к римлянам. Он и рта не дал мне открыть, он продал меня в римской крепости, чтобы вернуть свои деньги…

— Что? Какие деньги?

— Ну ты же знаешь, наверное, отец занимал у него деньги, хотел купить быков той осенью? А потом его убил кабан на охоте, и этот долг твой отец пришёл требовать с меня… У меня нет этих денег, и куда отец дел их, я не знаю. Поэтому твой отец скрутил меня и уволок в крепость… Гален, он продал меня, как рабыню, как свою собственность. Он никому ничего не сказал здесь, даже наш король ничего не знал. Я была рабыней всё это время…

— Нет! Он не стал бы делать подобного! Зачем?

— Чтобы я не стала его невесткой и твоей женой… Он ненавидит меня… Он сильно меня ненавидит… Он уже был здесь три дня назад и проклинал меня, и желал мне смерти, и… и… Он ждёт, что местные парни убьют меня, или я умру с голода…

Гален молчал какое-то время, обдумывая услышанное, больше он не оспаривал её слов, верно, хорошо знал характер своего отца, и что от него можно было ждать.

— И кто? Кто был твоим хозяином?

— Тебе не понравится мой ответ.

— И всё же?

— Это был римский центурион…

— Что? Зачем он это сделал? Почему именно ему? Что, нельзя было сделать всё по-другому? Найти кого-нибудь другого?

— Это была его месть мне… Он этого хотел. Он желал, чтобы я попала именно в руки римских легионеров. Он привёл меня сразу именно к ним, в их… казармы… — Она с трудом подобрала нужное слово по-германски. — И он купил меня… И он был не самым лучшим хозяином…