Лицом на ветер (СИ) - Турлякова Александра Николаевна - Страница 45

Сначала Крикс со своими проклятьями, хорошо хоть, что дальше просто лапанья не пошёл, а ведь она ему в дочери годится или в невестки. А потом ещё этот ребёнок… И как столько времени она не обращала на это? Ведь замечала же, что всё как-то не по себе, то тошнит вдруг, то усталость какая-то вдруг навалится, то есть не хочется… Думала, это от работы, от перемен вокруг, точно, дурочка, а это её ребёнок так о себе заявляет… Вот этой тошнотой и усталостью…

Этот римский центурион даже после смерти попортит ей кровь, ещё долго будет она помнить о нём.

Рианн снова вздохнула. Может, и не всё так плохо было у неё? Нет, в первые месяцы жизни с ним он, конечно, зверствовал, применял силу, устанавливал правила, брал своё, когда хотел. Потом, уже после его ранения, он стал как будто мягче, добрее к ней, даже извинялся, если делал больно, благодарил, да и близость с ним стала приносить приятные ощущения. Вот и ребёночек этот оттуда…

Что сейчас уже думать об этом? Ничего не вернёшь. Как не вернуть матери и отца, как не вернуть прошлой жизни до центуриона, так и не вернуть самого этого центуриона. Он погиб в стычке со свенами, и его больше нет, остался только его ребёнок, который благополучно живёт и растёт в её животе, и ему, как и его отцу, наплевать на все проблемы и трудности, что он создаёт ей своим существованием. Но и вытравливать его горькими травами Рианн тоже не будет… Нет.

Отца у этого дитя не будет, у него будет только мать, и его стоит пожалеть за это, он — несчастный сирота с самого начала своей жизни. Эх, подумать только, этот центурион успел ей сделать его в последний день, в последнюю свою ночь. Наверное, это что-то значит… Боги, может быть, уготовили ему особую жизнь и судьбу? Иначе, зачем тогда это всё? Какой во всём этом смысл?

Да и ей самой, возможно, другого в будущем не будет, её никто не возьмёт в жёны, вряд ли она сама полюбит кого-то, да и кто из местных парней даже посмотрит в её сторону? Крикс назвал её чучелом, конечно, с обрезанными волосами, сильно похудевшая за эту зиму, она потеряла всю свою былую красоту, а ведь ей ещё нет и восемнадцати зим. Может быть, этот римский ребёнок будет единственным смыслом её будущей жизни? Она благодаря ему не будет одинокой.

Ну и пусть, что отец его римский центурион, она, Рианн, всё-таки его мать. Он будет у неё, а она будет у него. Вот и всё.

Она снова вздохнула, в какой уже раз? Этих вздохов и разочарований ещё много будет в её жизни.

Часть 22

Через пару дней она пошла за козой на лесную опушку. Спускался вечер, и летний лес вокруг шумел в мягких потоках тёплого ветра. Вокруг цвели цветы, дикие пчёлы перелетали с цветка на цветок, свистели птицы. Всё зелёное и цветное вокруг радовало глаз и наполняло сердце покоем и надеждой. Всё будет хорошо, всё должно быть хорошо. Как здорово вокруг, какое всё живое, наполненное жизнью: и лес, и трава, и птицы, и даже само небо! Нельзя унывать, когда вокруг так хорошо.

Навстречу ей из кустов шиповника вышел человек, и Рианн замерла с опаской. Это охотник. Он шёл с луком и лёгким копьём, у ног его вилась охотничья собака. Рианн облегчённо выдохнула, узнав старшего сына Крикса — это Гален. Интересно, а как он сейчас относится к ней? Его сердце тоже полно ненависти, как и сердце его отца?

— Здравствуй, Рианн. — Он поздоровался с ней первым, и свенка провела языком по сухим губам, дрожащими пальцами поправила платок на голове: не видно ли её обрезанных волос? Хотя всё в посёлке уже, наверное, знали, какой она вернулась.

— Здравствуй, Гален… — ответила.

Стояла и смотрела на него, пока он подходил. Собака у него новая, Рианн не знала её, подбежала к ногам, навострив лохматые уши, рыкнула на незнакомого человека, но хозяин свистнул её, и она вернулась к нему. Хвала богам, а то Рианн показалось, что и она против неё ополчится, как и все в посёлке.

— Куда идёшь? Вечер уже, а ты от посёлка… — Подошёл совсем близко, на поясе его висела тушка подстреленного зайца, ну, значит, охота его была удачной.

— Я за козой, тут, недалеко… — Рианн неопределённо махнула рукой, не сводя взгляда с мужского лица.

Он изменился, что ли, будто взрослее стал, серьёзнее, лицо вытянулось, скулы обострились, подбородок заострился, на нём начал пробиваться светлый пушок первой бороды. Всего год прошёл, а он так изменился, хотя, даже и не год ещё. Жаль, что Крикс его отец, он даже чем-то неуловимо похож на отца. Только сейчас Рианн заметила: глазами, серыми, смотрящими словно мимо, чуть заметным прищуром их. Странно, что при такой внешней схожести с отцом, он при всём при этом всегда неплохо относился к Рианн, при том, что сам Крикс её ненавидел все последние годы.

— Пойдём, я провожу тебя, — предложил вдруг, и Рианн удивилась, ответила молодому свену вопросом:

— А домашние тебя не потеряют?

— Нет, я сказал, чтоб не ждали рано.

Рианн быстро отыскала свою козу и вела её за собой на верёвке, та побаивалась собаки и бежала быстро домой, даже сдерживать приходилось, чтобы самой следом не бежать. Уже на окраине посёлка Рианн остановилась и заговорила:

— Тебе лучше со мной не идти, нельзя, чтобы нас видели вдвоём, отец тебя не поймёт…

— Пошли по полю? Выйдем огородами, я провожу тебя до дома. Я хочу проводить тебя. Уже сумерки, никого нет, нас не увидят, кто в такое время, вечером, на поле может быть? Не бойся. — Он упрямо настаивал.

Рианн только кивнула, ну, если он так хочет. Во дворе дома свен отвязал от пояса зайца и, привязав его за задние лапы под крышей навеса, принялся умело и ловко снимать шкуру со своей добычи, орудуя своим охотничьим ножом. Рианн стояла рядом, держа козу на верёвке, и при виде окровавленной тушки зайца почувствовала, как начала подкатывать знакомая тошнота. Отвернулась, прикрывая глаза, а потом пошла прятать козу в сарае, надо успеть подоить её, пока на улице ещё всё видно.

— У тебя топор есть? — спросил её Гален, когда она вышла снова к навесу. Собака жадно поедала заячьи внутренности.

— Я не знаю… он старенький и тупой, сколько раз просила отца наточить его и сменить топорище… — усмехнулась, пытаясь скрыть в этой усмешке неловкость за своего отца и свой неказистый быт. Конечно, последние два года отец просто пил, ему было не до топоров и остального хозяйства.

— А чем ты дрова колешь?

— У меня их почти нет, за зиму всё растащили, осталось немного в дровеннике, я топлю с леса валежником… — Улыбнулась криво.

— Дак так не натаскаешься, а зиму как? — спросил хмуро, натягивая влажную заячью шкуру на распорку, чтобы потом её можно было выделать и использовать. Рианн в ответ только пожала плечами, а что она могла ответить?

— Ладно, я управлюсь ножом, порублю его помельче, ты только не тяни, съешь его быстро, чтобы мясо не пропало. Хорошо? — Дождался, пока свенка согласно кивнула, и продолжил:- Ты топор принеси, я гляну, что можно сделать…

Рианн стояла рядом, глядела, как молодой человек осматривал инструмент и доводил его до ума, вбивал клин, чтобы укрепить на топорище, наточил, потом довёл до ума и старенький колун, и сразу же наколол дров, хотя на улице стало сумеречно уже, и было как-то не по себе, что свен задерживался у неё, а не спешил домой. И Рианн не удержалась, спросила:

— Зачем? Зачем ты всё это делаешь? Ты же знаешь… знаешь, как все тут… что я… — Она не смогла закончить и примолкла, замотав головой в бессилии.

— Я знаю… — Свен посмотрел ей в лицо. — Тяжело вести дом без мужчины, у тебя его нет…

«И не будет», — мысленно закончила за ним Рианн, а сама ответила вслух:

— Но тебе нельзя, твой отец… Он не любит меня, Гален, он не позволит тебе, если он узнает… Ты же понимаешь… Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности, чтобы отец злился на тебя…

Гален на это только усмехнулся. Они стояли во дворе, у ног свена сидела его собака, в воздухе стоял писк комаров, и приходилось отбиваться от них, садящихся на лицо и руки.