Любовь не по правилам (СИ) - Гонкур Галина - Страница 45

Клёвые какие дети. И матери повезло — сразу двое. Оно, конечно, сложно, но зато и очень удобно одновременно: один раз напряглась, вырастила и программа-минимум среднестатистического городского жителя выполнена. Опять же, дети прекрасно развлекают друг друга, матери остается лишь присматривать за ними со стороны. Никакой анимации малолетних, которую так терпеть не может Маша.

Интересно, а она сама бы с двойней справилась? Кстати, у неё в роду по отцовской линии двойни были, могла бы и у Маши сразу парочка получится. Бог её знает, справилась бы или нет. Когда у тебя нет ни одного ребёнка, то кажется, что всё равно, одного, двух или даже трёх воспитывать одновременно — всё практически одинаково выглядит, как терра инкогнита, неизвестная земля. Как там говорила клиентка? Яичники угасают? С Машиным предположительным диагнозом всё может быть ещё хуже. И никакой беременности ни двойней, ни тройней, ни вообще кем бы то ни было может не наступить. Скоро всё будет понятно в деталях, осталось совсем чуть-чуть потерпеть…

Вообще, надо прекратить думать на эту тем, одернула себя Маша. Сначала неплохо было бы убедиться, что опухоль доброкачественная. И что вообще ей полживота во время операции не удалят. А то ты тут про детей думаешь, продолжал нашептывать ей внутренний голос, а там рраз — и вон оно что… «Что» и «оно» — это был максимум, на который Маша была способна в своих мыслях на тему здоровья. Слова «опухоль» и «рак» ей было очень страшно произносить даже про себя. Такие вот полудетские прятки от самой себя.

Может, если не проговаривать эти ужасные слова, то как-нибудь пронесёт — говорят же в народе «не накликай беду». То есть, не называй беду по имени, не зови её — не кликай. Если бы только можно было так же просто поступать с жизненными неприятностями, обводить их вокруг пальца. Как в метро, например. Заснул, проспал свою станцию, уехал дальше и жизнь, проскочив нужную развилку, потекла совсем по другому сценарию. Вот и с болезнью бы так…

Маше не хотелось в этом сознаваться, но, кажется, с её оттягиванием операции дело обстояло именно так: она придумывала какие-то причины чтобы миновать эту страшную историю как бы невзначай. Врач сказал «срочно»? Ну, а она сделает операцию через месяц, а за это время, например, какой-нибудь японец или израильтянин (на них надежда больше всего, там медицинские технологии ого-го какие!) изобретёт революционный способ борьбы именно с такими опухолями. Или её жребий, не дождавшись Маши, выпадет кому-то другому, а у неё на руках окажется что-нибудь лёгкое, дурацкое. Например, «ой, извините, мы ошиблись! И вообще, это были не ваши результаты анализов. Мало ли Маш на белом свете!». Или, там, «да, опухоль. Но исключительно доброкачественная. И, пока вы где-то там бегали, невзирая на наши рекомендации срочно заняться своим здоровьем, она сама собой рассосалась. Какие удивительные бывают истории! И как кстати вы потянули время. Идите, живите счастливо и больше не болейте».

Ох, уж эти сказки, ох, уж эти сказочники. Но как хочется в это верить!

На звонок в домофон откликнулась Резеда, но у дверей Машу встретила Фатима. Как интересно, думала Маша, разуваясь в прихожей и ожидая, пока Фатима подберет ей тапки по размеру. Обычно ведь кнопка домофона находится в прихожей. А тут ее, вероятно, перенесли в спальню, чтобы не лишать Резеду ощущения, что она, как и прежде, решает вопрос кого в дом пускать, а кого нет. И сделал это наверняка Пётр, стремясь угодить больной жене. Как это тепло и по-человечески, стараться скрасить больной жене жизнь хотя бы в мелочах. Повезло все же Резеде с мужем!

За полчаса дела они обсудили целиком и полностью. Резеда очень умело и энергично взялась за дело: благодаря ее сёрфингу по соцсетям, по всевозможным тематическим группам и сообществам, клиентских запросов в агентство стало куда больше. Машу приятно поразил плановый подход Резеды к работе: та показывала ей свои графики, четко расписанные планы — на день, на неделю, на месяц. Следовало признать, что то, что начиналось как акт благотворительности по отношению к бывшей начальнице, превратилось в полноценные и взаимовыгодные рабочие отношения. Вот уж правда, не знаешь где найдешь, а где потеряешь.

Резеда была в приподнятом настроении, совершенно непохожем на то, что было в прошлый Машин визит к ним в дом. Шутила, строила планы, ни слова про уныние, отчаяние. Рассказывала о новой методике, которую сейчас испытывает на ней её врач: смесь иглоукалывания и медикаментозного лечения и вдобавок — китайский массаж, который ей делает настоящий китаец. Постороннему глазу пока не видно, рассказывала она, но врач говорит, что результаты очень и очень обнадеживающие.

Наконец, речь зашла о Петре.

— Как муж?

— Петя-то? Да ничего. Сезон сейчас высокий, дела идут неплохо, пропадает целыми днями на работе. Да и новости у нас.

Резеда усмехнулась и жестом показала, чтобы Маша нагнулась поближе к ней. Проверила, прикрыта ли дверь и тихо проговорила Маше на ухо:

— Кажется, у них с Фатимой роман намечается.

Маша так и обмерла. Перед глазами её пронеслась Фатима, которая открыла ей сегодня дверь. В этот момент Маша, поглощенная своими мыслями, мельком отметила, что выглядит женщина куда наряднее и ухоженнее, чем в прошлый ее визит: более нарядное платье, укладка, легкая косметика на лице. Маша списала это на то, что восточная женщина постепенно начала привыкать к жизни в большом городе. А оно вон оно что…

— Да ты что?! И ты так спокойно об этом говоришь?

— А что я, по-твоему, должна делать? Забиться тут в истерике?

— Ну, истерика-не истерика, но ты прямо даже как-то радостно про это рассказываешь. Я своим глазам не верю!

Резеда усмехнулась.

— Ну, не радостно, конечно. Но забавно, что я будто напророчила этот роман. Если вспомнить наш с тобой последний разговор.

— Ты Петра не любишь? — решилась на откровенный вопрос Маша.

Резеда помедлила с ответом, покрутила в руках носовой платок.

— Как тебе сказать, Маш… Понимаешь, хороший он мужик. Но у меня какое-то очень четкое ощущение, что сдулась наша с ним семья, кончилась. Прошла любовь, завяли помидоры, наверное.

Маша не верила своим ушам.

— Как ты можешь так говорить? Он был с тобой в самый тяжелый момент, считай, с того свету тебя вытянул. Я же ездила к тебе в больницу тогда, сразу после инсульта. Врачи говорили, что сделали что смогли, теперь всё зависит от ухода. И этот уход тебе Петя и обеспечивал. Да и сейчас твое качество жизни обеспечивает тебе именно он, как я понимаю.

— Ты пойми, Маш, меня правильно. Я очень ему благодарна. Очень-очень. Но мне нужно идти дальше. Я верю в то, что не останусь инвалидом. Что встану и пойду, своими ногами. И готова зубами это у жизни выгрызать, любыми жертвами этого добиваться. А он уже сдался, и его всё вполне устраивает, он привык. Он устал бороться, и меня назад тянет, отговаривает, расхолаживает. Я хочу квартиру эту продать и уехать на полгода в Китай, лечиться, а он против.

— У тебя так много квартир, что ты можешь одной рискнуть? — изумилась идее Маша.

— Да нет, эта единственная. Просто других шансов встать на свои ноги у меня нет. Толку мне от этой квартиры, если я в ней — лежачий инвалид?

Маша и понимала логику Резеды и противилась ей одновременно. С детства ей внушалось родителями, что последним рисковать нельзя. Что можешь брать кредиты, играть на бирже, пользоваться любыми рискованными финансовыми инструментами, но квартирой, единственным своим жильем, рисковать нельзя. И периодически истории про бомжующих бывших москвичей, которые нет-нет, да и мелькнут в прессе или на ТВ, правильность этого тезиса вполне себе подкрепляли.

— Ты пойми, Маш, — расправляя одеяло вокруг себя, начала развивать свою мысль Резеда. — Если я встану на ноги, то на квартиру я себе заработаю. А лежать тут колодой — так это не Африка, бананы на деревьях не растут. Уйдет Петя — я тут с голоду сдохну. Мне неприятно так зависеть от мужика.

— Да с чего он уйдёт-то? — продолжала не понимать происходящее Маша. — Он любит тебя, заботится о тебе.