Потомок древних королей (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 40

— Не знаю. Просто вижу, что она моя. Смотри — ушки. Это не твои уши, а мои, Даринка. Присмотрись. А у Мира другая форма, вот — мочка и тут — эта загогулинка. Глянь на мои.

— Юрас, нет! Я не хочу, чтобы ты… не может быть такого.

Он отмахнулся от меня.

— У нас с тобой может быть все, что угодно. Кто в нашу жизнь лезет, кто постоянно выворачивает все на изнанку? Я вообще не вижу смысла во всем, что с нами случилось. А эта девочка — это оправдание всему, что со мной сделали. Да, Зарочка? — целовал он ушко моей дочки. Она смеялась.

— Юрас, я не хочу всего этого — твоего ожидания… он будет жить сто лет и не смей этого ждать! Заведи себе семью, у тебя будут свои дети, собственные. Не делай с собой этого. Не заставляй меня умирать от вины еще и перед тобой.

— Так эти и есть мои. Они родились после того дня. Зарянка — точно. Ну посмотри на ушко. А? Даринка, неужели все-таки то, что я подумал? Так, наверное, все же бывает, — прижимал он к себе Заряну и гладил по голове. Твердил упрямо одно и то же. Я всмотрелась в ушко, потом в ухо… Силы небесные… за что?

— Что бывает? — послышался холодный голос Влада.

— О! Я же говорил, что дым из ноздрей и что примчится сейчас. Я еле успел первым и выяснил кое-что.

Влад стоял у нас за спиной. И картину видел ту еще — сидим рядышком, дети на руках…

— Это выдумка Юраса, Влад. И поэтому говорить серьезно об этом не хочу. Я детей с дядей познакомила. Ты же не против?

— Нет, если этот дядя какую-нибудь каку не подцепил в веселом доме и детям не принес.

Юрас пораженно уставился на него.

— Откуда ты это взял? А-а-а, ты про это… — и расхохотался, подмигнув мне.

— Ну, я же двадцать лет, пока ты кони не двинешь, не могу жить совсем без этого? Это ж все работать перестанет. Оно тебе надо, Дарина? Или сейчас отошлешь и приходить запретишь? — У него побелели и дрожали ноздри.

— Ты все же нашел бы себе кого, Юрас, женился. Это ненормально, согласись — так жить. И правда — осторожнее там.

— Ненормально — это когда пару отбирают. И я оттуда дурака одного вытаскивал, сам не хожу. — Юрас, угрюмый, как туча, встал с травы. Поднял меня. Спросил, не отпуская моих рук и глядя в глаза:

— Что, тебе совсем все равно — с кем я, где я?

— Ну, что ты говоришь такое? Мне бы очень хотелось, чтобы у тебя все было хорошо. У меня тогда камень с души спадет. И ты не чужой мне — сколько раз жизни друг другу спасали. Если тебе нужно ходить туда, чтобы сохранить мужское здоровье, то ходи. Но, правда — лучше семья.

— А моя семья — вот она. Я бы тех, кто все это перемешал, сам бы с землей сравнял. Я сказал, что буду тебя ждать, значит — буду. Отогреваться буду душой рядом с вами хоть изредка. А если встречу кого — кто знает, то тебе первой скажу. — Повернулся к Владу: — А ты? Тоже три года бобылем жил? Сомневаюсь…

Влад крутнулся, кулак полетел в лицо Юрасу. А потом, не успела я выдохнуть судорожно втянутый воздух, оба замерли, как статуи. К нам топал Мир, блестя серебряными глазками, обнял за ноги Влада.

— Батя, низзя, мама р-ругать будет. На… — тянул ручки, требуя взять себя. Батя не шевелился. Охнула тетя. Я дрожащим голосом просила: — Сынок, они больше не будут. Я их сама поубиваю, если что. Скажи, чтоб сели, хорошо?

Мир тряхнул за руку Влада, сказал садиться. Тот сел, потрясенно глядя на застывшего Юраса. Того тоже посадили.

— Дела-а, — протянул Юрас, потирая щеку, до которой так и не долетел кулак, — вот это я понимаю — командир растет. Дарина, поехал я. Я еще неделю буду в столице. Обязательно заеду. И не раз, — глядя на Влада, спокойно встал, развернулся и ушел к коню.

Влад глухо сказал: — Я передумал тогда, опомнился. Бросился вдогонку за тобой. Я и пятерка стражи, как всегда. На середине пути на нас напали. Тринадцать человек. Я уже и забыл, когда на дорогах разбойничали, а тут будто со всего края их собрали. Пока разобрались с ними, пока связали. Перевязывал своим раны, все тяжелые… Мне досталось меньше других — прикрывали. Один из пленных — степняк… Кинулся за подмогой, послал к тебе, сам свалился… Доложили — вырезаны все в том доме, все, что с тобой были — пятеро. А тебя нет, нет!

Мы их взяли, только пока нашли, пока понял, что тебя они не… что ты ушла сама… Что же творилось с тобой тогда, если даже я сам так запутался? Зачем это все, не вижу смысла, не понимаю, если дети мои… Прости меня за то, что сам тогда решил за нас. Если сможешь когда-нибудь…

Он встал, дошел до коня, подтянул подпругу, вскочил в седло.

— Я к дому… не ел еще сегодня… И да, все три года… Мне некогда было думать об этом. И ты сказала, что делить ни с кем не будешь. А я знал, что найду тебя… Я все это время, сейчас, пытался, но так и не смог выяснить — что ты видела в воде про меня? Прости.

Я смотрела, как он уезжает.

— Влад, — позвала я, решившись. Он остановился, повернул коня.

— Девушка… незамужняя, две черных косы, пышная красивая фигура. Ты обнимал ее в той комнате для завтраков, прижимал к себе, гладил по спине и смотрел так…, наклонился целовать.

Я отвернулась, пошла к детям. Тишина за спиной убивала.

Потом раздался стон. Потом — шаги. Влад схватил, развернул меня к себе и припал к губам. Я не успела ничего ни сделать, ни почувствовать. Он оторвался, прижал меня к себе.

— В щечку, Даринка, в щечку! Я дурень, какой же я… Сестра! Твоя сестра приезжала с посольством! Мать в тягости — не смогла. Давно было, я забыл о ней совсем. Но тебе-то я должен был сказать? Как я мог забыть? Она уезжала, утешала меня, обняла, а я слушал, что найду тебя, что все у нас будет хорошо, думал о тебе, девочка моя. Прощались мы. И они не прячут там косы, поэтому ты подумала, что не замужняя. Я не прижимал, Даринка, муж ее стоял рядом, как я мог? Придерживал слегка…

— Вот же…

Влад хохотал, как будто ушло все напряжение, что было между нами, словно все уже было хорошо, как прежде. Я потерянно смотрела на него.

— Если бы не это, я бы вернулась на два года раньше, Влад. Это не смешно, это страшно. Я заброшу все это ведовство! Думать забуду! Ненавижу!

Радостное выражение медленно сходило с его лица. Он обеспокоенно смотрел на меня.

— Дарина, ты простишь меня за то мое решение? Я проклинал себя за него, ненавидел. Что я наделал? Казалось бы — старый, умный, а такой… Скажи мне, пожалуйста, я так долго жду. Ты вернешься ко мне совсем?

— Я боюсь, что ты не забудешь…

— Ты уже не любишь меня?

— Дело не в этом. Мне страшно, что не простишь, помнить будешь про Юраса. Нет, нужно сказать все. Ты даже слышать про него не можешь, а я… Прогнать его не смогу — сил не станет… нет, не думай… просто жаль его. Мы с тобой виноваты перед ним. Только хуже ему стало… всем хуже. Я виновата… не смогу с этой виной к тебе вернуться, я, как в грязи. Не верю, что забудешь. И не обещай ничего — это просто слова. Они ничего не значат, просто звучат приятно.

— Мне страшно слушать тебя. Я не хочу в это верить. Мне нужно ради чего-то жить.

— Сын. У тебя есть наследник.

— Дети, Дарина. Но мне этого мало. Мне нужна ты.

— Влад, они ушли! — Я удивленно оглядывалась. — Мы заговорились. Тетя увела их, я и не заметила. Нужно возвращаться. Ты езжай, покушай, я пройдусь.

Дойдя до дома, проверила малышей. Кристя мыла им мордашки. Тетя сидела на качелях. Поманила меня, прикоснулась рукой к сиденью качели радом с собой — садись, мол. Да, неприятно, что все при ней произошло. Но она не особо удивлена, очевидно, многое знает.

— Дарина, ты жила во дворце, что-то видела, что-то знаешь. Но все равно не представляешь себе, сколько всего на нем висит. Как он со всем этим справляется, как успевает? До того, как появилась ты, жизнь у него наладилась, все устроилось, катилось, как…по накатанной дороге. А потом он примчался ко мне. Тетя, говорит — я свою пару нашел. Я радовалась, мне-то Силы не дали. Я замужем не была, Дарина. Некрасивая. Думала — чтобы с правителем породниться сватались ко мне и не соглашалась. Понимаю теперь — зря. Да, так я не знала, как это бывает — когда находишь пару. Спросила — поцеловал и понял? А он смеется — чуть саблей ей голову не снес. Девочка так владеет оружием, что увлекся, стал во всю силу, если бы не ее каблук… Морозом обсыпало, душа заледенела — что могло случиться. Не просто испуг. Вот тогда и понимать начал, что ты для него что-то значишь. Потом совет собрал, сказал, что уезжает за своей парой. Дарина, ты разве не почувствовала? Что у тебя было?