Серебряные слезы (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 29

Когда нос стало пощипывать, вошла в дом. Женя, уже переодетый в удобную домашнюю одежду, валялся на лежанке у печи, утопая в огромной подушке. Его брат сидел возле него на стуле. Они разговаривали, а когда я вошла, замолчали. Женя посмотрел на меня, и лицо у него было обеспокоенным, улыбался он как-то нервно.

— Женя, как ты себя чувствуешь? Что случилось?

— Нормально чувствую. Совсем не болит ничего. Но нужно выяснить способ, которым меня на ноги ставить будут. А то ждать тяжело и верится не очень.

— Так верить — это самое главное условие, если я не ошибаюсь. Да, Елизар? А дом смотреть когда пойдем?

— Как на ноги его подниму. Поможет там довести до ума все. А тебе маманя комнату готовит. Жаль, что баньку не истопили, ну, это я завтра организую. Париться вам с Фисой не нужно, а вот вымыться всем будет в радость. И лечение начнем завтра. Верь или не верь, брат — через пару дней бегать будешь. Посиди с ним, Маш, подними боевой дух. А я помогу своим девушкам — дрова внесу на утро, воды подкачаю в бочки.

Я подсела к Жене. Улыбнулась.

— Жень, дело к вечеру, а мы днем выспались. Телевизора нет, вот засада — компьютера тоже. Что делать будем?

И пожалела, что спросила. Взгляд его стал мечтательным и каким-то слишком пристальным.

— Только глупости и пошлости не говори, пожалуйста — ненавижу…

— Я и не собирался, но думать в этом направлении мне никто не запретит, — засмеялся он, глядя на меня с каким-то непонятным удовольствием. Я заглянула в глаза ближе — зрачок не был расширен.

— Похоже, и правда не болит сейчас. В дороге у тебя глаза совсем больные были.

— А сейчас?

— Не пойму, Жень. Какие-то нагло-ласковые. Другие слова на ум не идут.

Мы с ним проговорили почти всю ночь. Что-то ужинали перед этим, я заселилась в свою комнату, переоделась в трикотажный спортивный костюм. Все разошлись потом, а нам не хотелось спать и мы говорили. О самоцветах, моей учебе, моей семье. Потом о леших, о том, что он самый младший, а брат старше на год всего и что он один унаследовал дар, и где сейчас живут остальные. И что сейчас до гранатов не добраться — замело и камни смерзлись, не поднять их. Но весной сходим обязательно. И как будем разбирать ящики, и что там может быть…

А потом я вспомнила… и мы долго разглядывали вытащенные из Ивановой сумки розовые кристаллы горного хрусталя и черного, тоже очень редкого очевидно. И я рисовала ему тот кулон, что подарил мне Саша, а потом тот, что приснился мне — со слезой. Рассказала о том, как в университете мне подсыпали что-то во время обеда, раздели в пустой аудитории и сделали то видео, потом бросили там… За то, что я отказалась иметь дело с одним из них. Как отрезала косу, что растила больше десяти лет, как долго лечилась у психолога… О Руслане и Саше… О том вечере, когда поняла, что не смогла дать ему чего-то важного и нужного, что дала она. Потому что и не старалась, в общем-то. Не знала, что нужно было.

Слушала, как Женю бросила женщина после его травмы. Причина была уважительной — она не могла оставить ради него свою работу. Он совсем не винил ее — она, очевидно, чувствовала, что была не очень нужна. И как сорвался груз у трюмного люка, и трос вернулся, а там бестолковый воин, но он успел. Как безумно любил море с детства. Случаи из его курсантской жизни были очень похожи на рассказы Покровского, о чем я ему и сказала.

Он улыбался, и я засмотрелась на его губы — такие привлекательные губы. Красиво очерченные, жесткие на вид, неожиданно оказавшиеся очень мягкими и необыкновенно нежными, когда он сел рывком и подхватив меня, как пушинку, уложил осторожно рядом. Мы молча лежали, обнявшись, после этого поцелуя. Я пыталась разобраться в себе, в том, как я сейчас отношусь к Саше, почему так быстро изменяю ему? А поняла только то, что мне сейчас, наконец, хорошо и тепло, что очень надежно и я не хочу терять эти ощущения. А при мысли о Саше всплывают и разгораются боль и обида, которые рядом с Женей удивительным образом слабеют и стихают. Люблю ли я Женю? Наверное, еще нет, даже — скорее всего. Даже той отсекающей разум страсти я не испытывала сейчас к нему.

Но были огромная нежность и благодарность. И еще — доверие. Я боялась фантазировать на тему секса с ним, это была больная тема. Но его рука, что замерла на моей спине, и другая, перебирающая волосы за ухом, дыхание в макушку, легкое и прерывистое, как будто он его сдерживает… Это было, как приятное обещание. Это было, как начало чего-то удивительного и большого, что вполне может вырасти из того доверия, нежности и уважения, что я чувствовала к нему. И он предупрежден, что я не сильна, очевидно, в том, что так важно для любого мужчины. Но это не оттолкнуло его, как и чужой ребенок. Моя ценность для него была в чем-то другом, что мне предстояло еще выяснить.

Я так и уснула на лежанке, дыша ему в шею и лежа на сильном плече. Опять было тесновато, но уже почти привычно.

ГЛАВА 18

Международная ювелирная выставка в Москве подходила к концу. Я, поначалу прилипающая к каждой витрине и изучающая каждую вещь, уже устала, так и не добившись своей цели — застать Сашу одного. Он постоянно сопровождал или сестру, или жену, или отца. Их семейную экспозицию единственную я не смогла посмотреть — возле нее всегда находился кто-то из них. Мне надоело все это, и я уже стала жалеть, что послушалась Женю и приехала сюда. Потому что было такое впечатление, что Саша постоянно под конвоем. Даже на телефонные звонки в его номере всегда отвечала жена. Остался день, а завтра экспонаты, на которые уже составлены договора о продаже, разберут и выставку закроют.

И вот, ответив на чей-то звонок по мобильному, он извинился перед каким-то мужчиной и, высматривая уединенное, тихое место, отошел. Понятно, что времени у меня будет мало, и я пошла за ним. За поворотом коридора он говорил с кем-то:

— Я тоже, крошка. Не звони мне больше, мы сейчас уходим. Пока. Пока-пока… Редкостная… — вздохнул тяжело, пряча телефон в карман, и застыл на месте, неверяще глядя на меня. Я держала большие темные очки в руках. Улыбнулась ему:

— Здравствуй, Саша. Мне нужно поговорить с тобой без лишних ушей. Тебя сейчас начнут искать. Назначь место и время, желательно сегодня. Хочу уехать скорее, надоела Москва до чертиков.

Он не стал охать и изумляться. Просто спросил:

— Где ты остановилась?

— Маленькая гостиница «Витраж». В восьмом номере.

— Сегодня в десять тебя устроит?

— Да, конечно. Я буду ждать. Ты извини, мне это очень нужно, конечно. Но если ты не придешь, завтра я уеду.

— Я буду.

— До вечера. — Я пошла от него на выход. И услышала:

— Маша, ты видела мои работы?

— Нет, только твои и не видела. Боялась, что узнают или учуют. Там всегда кто-то из ваших.

— Подойди через десять минут, хорошо?

— Да, я с удовольствием посмотрю, Саша.

Через десять минут возле их витрины не было никого из родственников, только он. И взглянув на его работы, я пораженно застыла, не веря своим глазам. Экспозиция называлась «Серебряные слезы».

Это были мужские украшения — крупные, брутальные, сделанные подчеркнуто просто. Такие носят с джинсами и майкой. Или на голой груди под небрежно расстегнутой рубашкой. Или на темной водолазке, под распахнутой косухой. Кристаллы аквамарина, дымчатого кварца, горного хрусталя, полосатые куски халцедона, желтые граненые цитрины в простой серебряной оправе плакали серебряными слезами, стекающими из-под верха оправы, и тонкая серебряная дорожка указывала их путь. Как в моем сне… Я вдруг отчаянно пожалела, что приехала, страшно пожалела. Но потом собралась, улыбнулась и сказала ему:

— Который твой любимый?

Он указал на аквамарин.

— Если он еще не продан, захвати с собой. Я куплю его.

— Хорошо.

Я не могла усидеть в номере на месте, внутри все дрожало от волнения и почему-то — страха. Забить бы на все это, и уехать прямо сейчас, и пусть думает, что хочет. Но Женя знал меня очень хорошо и поэтому взял слово в свое время, что разговор состоится, что бы там ни было. И вот я жду, нервничаю, потому что совсем не уверена в Саше, потому что он даже внешне очень изменился, а что там у него внутри творится, вообще неизвестно. Может, у него поменялись взгляды на все эти их обычаи и устои, возможно, он принял их и одобряет целиком и полностью. И я сейчас рискую и если бы только собой…