Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Вампиры Восточной Европы - Волков Александр Владимирович - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Противоположные мнения высказываются заметно чаще. «Бесспорно, вампир появился из фантастических представлений, связанных с кровью — этой драгоценной жидкостью, символизирующей жизненную силу: пролить кровь, свою или чужую, — значит создать смертельную угрозу» (Мариньи). Но мы не можем отмахнуться от скептиков и должны обратиться к некоторым свидетельствам, составившим предысторию вампира, а также к информации, собранной крупнейшими российскими фольклористами.

Шествие в тумане. Картина Э.Ф. Оме (1828).

Вильям Ньюбургский тоже не описывает процесс поглощения крови мертвецом. У него тоже кровь вытекает «нескончаемым потоком» из лежащего в гробу «бесчувственного трупа». Однако мертвеца он характеризует фразой cadaver sanguisugus («кровососущий труп»), сравнивая его с пиявкой. Допустим, мы вновь имеем дело с метафорой, но тогда английский каноник и сербский крестьянин должны мыслить аналогичными категориями, несмотря на разделяющие их шесть столетий.

Кодекс Валахии 1652 г. (статья 378) осуждает «глупцов» (видимо, из числа крестьян), которые «злословят и утверждают, что большинство умерших и зарытых в землю не разлагаются, а остаются нетронутыми, полными крови». Автор кодекса думает, что «у однажды умершего человека не может быть крови в теле», а «труп, в жилах которого течет кровь, — это дьявольская иллюзия». Разоблачители веры в вампиров, писавшие после эпидемии XVIII в., напротив, считали труп, наполненный кровью, естественным явлением.

В 1678 г. сэр Пол Райкот в своем труде «Современное состояние греческих и армянских церквей» говорит о существовании «демона, который получает наслаждение от питья человеческой крови и который оживляет тела мертвых, и которые, когда их выкапывают, говорят, полны крови».

По сведениям аббата — бенедиктинца Огюстена Кальме, собранным в его знаменитой книге о призраках и вампирах (1746), в 1693 и 1694 гг. было публично объявлено, «что в Польше и особенно в Польской Руси являлись днем вампиры и сосали у людей и животных кровь, которая потом во гробе текла по их губам, носу и особенно ушам, так что они плавали в крови во гробе, как часто находили их». А вот отец Габриэль Ржачински в своей «Естественной истории царства Польского и Великого княжества Литовского» (1721), рассуждая о тех же польских и литовских мертвецах, уверяет, что они всего лишь «нападают на мужчин, женщин и детей и пытаются их задушить». Ксендз Бенедикт Хмелевский в 1754 г. вообще называет упырями колдунов и ведьм, действующих совместно с дьяволом, «с помощью которого они достают из могил трупы умерших и, пользуясь этой подгнившей смердящей оболочкой, заражают и людей, и коней, и скот». Об употреблении крови не сказано ни слова.

Кальме считает вампирами умерших людей, которые «выходили из своих гробов и беспокоили живых: являлись им, высасывали у них кровь, производили в доме шум и даже причиняли смерть». Между тем в истории богемского пастуха, почерпнутой Кальме из книги К.Ф. де Шертца (1709), питье крови отсутствует. Чудовище ходит по деревне, называет по именам отдельных лиц, и те вскоре умирают. Кровь возникает, когда труп протыкают колом перед тем, как сжечь: «Мертвец ревел, как бешеный, махал руками и ногами и издал страшный крик, когда его в другой раз проткнули колом, причем из него полилось множество красной крови». Интересно, что Саммерс, пересказывая ту же историю, добавляет трупу «выпяченные красные губы» и «длинные белые зубы».

И.Г. Цопфт, директор гимназии в Эссене, в своем труде Dissertatio de Vampiris Serviensibus (1733) пишет, что вампиры «выходят из могил в ночное время, кидаются на людей, спящих в своих постелях, высасывают у них кровь и умерщвляют их». Люди, подвергшиеся нападению, перед смертью жалуются на удушье. Тому, кто откапывает труп, бросаются в глаза его «нос, щеки, грудь, губы», насыщенные кровью. В упомянутых выше «Путешествиях трех английских джентльменов», посвященных событиям в Лайбахе (Любляне), вампиризм объясняется следующим образом: «Тела умерших людей, одушевленные злыми духами, которые выходят из могил в ночное время, сосут кровь живых и губят их».

Теперь обратимся к событиям в Сербии, пробудившим интерес к вампирам в Западной Европе. Рождение вампира совпало по времени с освобождением его «родины» от власти Османской империи, что дало повод многим специалистам трактовать вспышку вампиризма в 1725 и 1731–1732 гг. как реакцию просвещенного Запада на дикие, нелепые обычаи «варварского» Востока. Австрийские чиновники и военные медики составляли отчеты, которые затем перерабатывались немецкими, французскими и английскими писателями, приукрасившими и без того экзотические «суеверия» восточноевропейских земель. Иными словами, страдали от вампиров глупые крестьяне, а писали о них умные авторы, отсюда взялись все фантазии и несообразности. К примеру, австрийский врач, не знавший сербского языка, мог описать неразложившийся труп как «кровососа», неправильно поняв употребленное крестьянами слово (Шаргородский). А с чьих слов описывал труп вампира Вильям Ньюбургский?

Надо признать, презрительное отношение «образованных» западных народов к «дремучим» восточным действительно имело место, более того — оно сохранилось и в дальнейшем, когда эпоха Просвещения с ее высокоумным скептицизмом миновала. Маркиз д’Юрфе, герой рассказа Толстого «Семья вурдалака» (1838), называет венгерцев и сербов народом мужественным и честным, но бедным и непросвещенным (однако, несмотря на свою просвещенность, он приткнул-таки венгерцев к сербам). Валлийская писательница-спирит Д. Форчун в рассказе «Жажда крови» (1926) повествует о «серой тени» вампира, атакующей честного вояку- кельта прямо у него дома. Его «высокие скулы и раскосые глаза выдавали уроженца той части Юго-Восточной Европы, где проживают варварские народы, до сих пор отвергающие цивилизацию и придерживающиеся странных верований»[4]. Поскольку недавно отгремела мировая война, этой тенью оказывается солдат германской армии, неведомо как угодивший на юго-восток Европы (Сербия воевала на стороне Антанты). По-видимому, границы варварства расширились.

Однако сообщения, посылаемые из Сербии официально уполномоченными лицами, не содержат никаких выпадов против местных жителей, за исключением жалоб на их упорство в желании покинуть проклятую деревню. Рапорты австрийцев лаконичны и суховаты, но в отличие от напыщенного и витиеватого готического романа, который скоро войдет в моду, они вселяют настоящий ужас в сердца читателей.

Отчет камерал-провизора (районного администратора при австрийской военной администрации) Фромбальда был впервые опубликован 21 июля 1725 г. в одной из венских газет, близких ко двору. Вероятно, в нем было впервые использовано слово «вампир». Он посвящался умершему крестьянину по имени Петр Плогойовиц (Петар Благоевич) из села Кисилево (Кисильево) в Браничевском округе на северо-востоке Сербии. Упомянув о страхе крестьян перед живым мертвецом, который «приходил к ним во сне, ложился на них и давил таким образом, что они поневоле лишались дыхания» и затем умирали, Фромбальд переходит к описанию увиденного им в гробу тела. Оно весьма свежее («лицо, руки и ноги, и все туловище имели такой вид, что и при жизни не могли бы выглядеть лучше»), при этом «во рту его я не без удивления заметил некоторое количество свежей крови, каковую, по общему показанию, он высосал из убитых».

Итак, о высасывании крови речь заходит после того, как ее обнаруживают во рту трупа. Не думаю, что сербы прибегли к замысловатой аллегории. Скорее всего, в первоначальных слухах, скупо изложенных Фромбальдом, они не сочли нужным рассказать о крови, остановившись на бытовых деталях, например на башмаках, которые мертвый Плогойовиц требовал у своей вдовы.

Хотя больные и передавали свои ощущения от нападения вампира — тяжесть в груди, удушье, слабость, — они не связывали их с обескровливанием. Да и как проконтролировать утечку крови из организма? Только через наличие на теле ранок и кровоподтеков. Но о них крестьяне умолчали.