Лиса в курятнике (СИ) - Демина Карина - Страница 57

А Стрежницкий, стало быть, виноват.

Роковой соблазнитель.

Он, между прочим, ей ничего не обещал, а что браслетку с гранатами подарил, так он всем своим амантам подарки делает...

...да и не в любви там дело, но кто ж поверит, если правду сказать.

И кто позволит ее сказать.

Авдотья смотрела хмуро.

С упреком.

А ведь... сколько ей было? Годочков пятнадцать? Самое оно, романтичная барышня, история о любви, а тут любовь... с подвохом.

- Уж постарайтесь, - она подошла и подушку поправила, правда, почему-то появилось ощущение, что с куда большею охотой Авдотья эту подушку на лицо положила бы да и прижала...

- Всенепременно...

И у постели присела, будто это она невеста. А рыженькая не перечит. Заняла другой угол, аккурат напротив начальства, пологом прикрытого, взглядом вперилась. И молчит... с укоризной этак молчит... от взглядов этих лежать стало на редкость неудобно.

Стрежницкий глаза закрыл.

Застонал тихонечко.

И получил тычок в бок.

- А батюшка говорит, - вредным тоном произнесла Авдотья, - что мужчина должен переносить страдания молча, не жалуясь...

- Я и не жалуюсь, - стало обидно.

- И правильно. Пить хотите?

- Пить - нет, а выпить не отказался бы, - Стрежницкий поерзал, пытаясь устроиться поудобней, правда, вновь скривился, на сей раз взаправду: руку свело судорогой, пальцы дернулись. А целитель утверждал, будто последствий не будет, но Стрежницкий нутром чуял - врет, собака этакая.

И завязать придется, что со двором, что с дуэлями.

Как ни странно, но Авдотья встала, вышла и вернулась с бутылкой красного вина.

- А у вас там беспорядок, - сказала она между прочим, наполняя вином не особо чистый кубок. - Вы б хоть позвали кого прибраться...

Он бы позвал, только кого?

Лакей давешний до уборки не снизойдет.

Михасик, которому Стрежницкий доверял всецело, уехал, а прочие... как знать, чего накопают. Он-то за ними приглядеть не способны. Правда, начальство укоризненно головой покачало: мол, мог бы и сказать, неужто не отыскалось бы в конторе специалистов подходящих.

Вино Авдотья водой разбавила и поинтересовалась:

- Сидеть можете?

- Только если на подушках...

- А ему не вредно будет? - подала голос рыжая, но поднялась и подушки в гору собрать помогла.

- Глядишь, и не отравится... а вообще батюшка всем в госпитале красное вино велел выдавать. Оно для кроветворения полезное очень. Особенно, если горячее и с приправами. Приправы есть?

- Нет, - с немалым облегчением сказал Стрежницкий.

- Плохо. Эй, милейший, - Авдотья окликнула лакея. - Будьте любезны, велите, чтобы на кухне вина согрели, с корицей, кардамоном и непременно красным перцем...

Стрежницкий скосил взгляд, но начальство хранил молчание, а лакей поспешил исчезнуть, бросивши немощного подопечного наедине с подозрительными девицами. Авдотья же протянула кубок подруге и спросила:

- Будешь?

- Спасибо, но...

- И я не буду... зря перевели. Ничего, сейчас нам правильное вино доставят... - и глаза как-то нехорошо блеснули, отчего у Стрежницкого появилось преогромнейшее желание притвориться умирающим. Правда, что-то да подсказывало: не поможет.

...впрочем, горячее вино со специями оказалось не таким уж поганым. Правда, сразу на сон потянуло, но... он раненый, ему можно. И Стрежницкий позволил себе провалиться в сон, будто знал, что нынешний будет обыкновенным, глубоким и, главное, напрочь лишенным видений.

Наследник Арсийской империи изволил гневаться.

Он капризничал.

Отказывался примерять дорогой коверкотовый костюм с укороченными брюками и даже швырнул расческой в излишне занудного лакея. Впрочем, поймав расческу на лету, последний подал ее Его императорскому высочеству.

Цесаревич выпячивал губу.

Раздраженно постукивал босою пяткой по полу, напрочь игнорируя теплейшую медвежью шкуру, на которой обычно и приходили примерки.

- А... Митька... вот скажи, что я в этом костюме похож на идиота, - Лешек отставил ногу, и брючина поползла вверх, обнажая розоватую кожу. - Еще носки придумали... длинные.

- Гольфы, - счел нужным уточнить портной, который стоял тихонечко, лишь лицо кривил в обиженной гримасе. - Полосатые...

- Вот правильно, полосатые носки поверх штанин - самое оно...

- Бритты так и носят! - портной не собирался расставаться с безумною на взгляд Димитрия идеей обрядить наследника престола по последнему слову бриттской моды. Он разложил на столике подтяжки, расшитые драгоценным бисером, и в тон им - подвязки, надо думать, для тех самых полосатых носков, примерять которые цесаревич отказался наотрез.

Тут же стояли тупорылые ботинки на высокой подошве.

А к ним шляпа «борсалино».

Димитрий окинул взглядом всю эту роскошь и вынужден был признать: таки Лешек прав. Пусть и модный преизрядно, но наряд этот навевал некоторые... недостаточно почтительные в отношении Великого князя мысли.

- Вот! - Лешек верно рассудил, сдирая нелепый пиджачишко с торчащими фалдами. - Я ж тебе сразу сказал...

- Погоди, - Димитрий все же поднял подтяжки, любуясь игрою света. - Оставь... пригодится... завтра у вас очередной конкурс, так что...

Лешек вздохнул.

И разом поутратив былой пыл поинтересовался:

- Когда ж оно уже закончится?

Димитрий и сам не отказался бы узнать. Но помог принять пиджачишко, передал его портному, который свое творение прижал к широкой груди. И вздохнул.

- Поговорить надо...

Наедине.

Ибо, конечно, Ставр Миронович человек неплохой, от политики далекий и всецело погруженный в мысли о высоком, сиречь, тканях, пуговицах и прочих наиважнейших в деле его вещах, однако как знать, не обронит ли он ненароком ненужное слово.

- Оставьте, - велел Лешек, избавляясь от штанов, которые были, как на взгляд Димитрия, чересчур уж узки. И пусть ткань ко дворцу поставляли найотменнейшего качества, однако он не мог отделаться от опасения, что, стоит Лешеку двинуться, и чудеснейшие брюки расползутся по шву. И ведь не скажешь, что с мерками Ставр Миронович ошибся, это уже прямое оскорбление, значится, фасон такой, сомнительный.

- Еще отделку завершить надобно, - Ставр Миронович слегка оттаял. - Поверьте, вы привыкнете... надобно только немного терпения проявить.

Лешек вздрогнул.

И, дождавшись, когда портной с помощниками, которых было аж семеро, удалится, сказал:

- У меня глаз дергается.

- Целителей кликнуть?

- Да ну тебя... - переоблачившись в домашнее, Лешек рухнул в креслице. - Представляешь, казаки отловили ночью троих... собирались ко мне с визитом. И главное, все в неглиже.

Хоть отловили, уже хлеб.

А ведь, главное, ни штатный целитель, ни штатный же менталист не почуяли воздействия на охрану. И кровь была чиста, и разум не нес следов постороннего влияния. Выходило, что они просто уснули.

Дважды.

Или... кто-то применил древнюю и забытую магию, что куда как вероятней. И устроившись в удобнейшем кресле, Димитрий заговорил.

...про девиц, который не просто убили, а, оказывается делали это медленно, намеренно разделяя душу и тело.

...про отступника, ставшего едва ли не святым. Люди Димитрия успели побеседовать с дворней. И в монастырь найдется кому съездить, правда, он полагал, что поездка эта будет бесполезною: святости у Святозара не поубавится.

...про дела дней иных.

И нынешних.

- Даже так? - Лешек протянул кубок из горного хрусталя. Наполненный ключевою водой, тот опалил руку холодом. И поползли, расцвели морозные узоры. - Что ж... следовало того ожидать...

Лешек прошелся по кабинету, остановившись у окна. Выходило оно на Невру-реку, и даже из кресла видно было, как поблескивает, переливается на солнышке булатная гладь воды. Как ползут по ней крошечные белые пароходики, торопятся добраться до пристаней...

- Шапка Мономахова лишь бы кому не подчинится... отец говорил, что ее делали, дабы сберечь кровь и, главное, силу родовую.